Автор Генри В.
(ГЛАВА 13)
Первое, что выстрелило в Женьку, выходящего вместе со своим отрядом из здания вокзала, были яркие витрины уже закрытых магазинов. Через дорогу от вокзала, с его одного из боковых выходов, стоял ряд магазинов с одеждой.
Было уже поздно, магазины не работали, но их витрины, эти большие яркие окна первых этажей, тонувших в темноте зданий, светились, какими-то незнакомыми оттенками белого, синего и красного цвета. Этот их другой оттенок очаровал Женьку.
Не наряженные в другую одежду другие (не как в их магазинах) манекены, стоящие за этими большими витражами, не, тут же прикреплённые ценники с другими цифрами и буквами (на их рубашках и джинсах), а этот свет. Это был немного не такой синий, чуть не такой красный и, совсем не такой белый. У тех наших привычных фонарей и лампочек, он какой-то желтый, тусклый, а этот светлый и яркий, по-другому освещая улицу, иными оттенками заполняя пространство витрин.
Пока их отряд ждал автобус, который должен был скоро подъехать (им это объяснила встретившая их девушка-немка, темноволосая улыбчивая Катрина, та которая потом будет их везде сопровождать), ребята оставили свои чемоданы у ступеней выхода, под присмотром своего командира и его новой знакомой, а сами перешли пустую дорогу и подошли к витринам.
Девчонки принялись изучать порядок цен, а потом громким шёпотом их обсуждать, вслух переводя на наши рубли и прикидывая, и пытаясь втиснуть в габариты своих 150 марок, пока ещё хранящихся в чемодане Виктора Андреевича. Ребята, положив руки в карманы брюк, ходили вдоль витрин и исторгали шуточки, обзывая манекены, придумывая им имена и выставляя их в веселых выдуманных ситуациях.
Женька, взглянув на цены представленной летней коллекции а-ля Берлин-85, понял, что на свои 150 марок тут особо и не разгуляешься. Все, до этого бурные волны и фантазии, резко вошли в свои берега и притихли.
Скоро подали автобус, неимоверно большой новый «Икарус» для их небольшой делегации. Они шустро покидали свои чемоданы в багажное отделение, распахнутое приветливым водителем-немцем и бодро стали заскакивать по ступенькам в салон. Наташа с Олей, вбежав первыми, сели вместе на первых местах справа, сразу за водителем.
На первых от входа, слева, уже сидела одна светловолосая девушка- Хелен- как она, улыбнувшись представилась,- вторая их сопровождающая. Они вместе с Катрин хорошо говорили по-русски, но с разным акцентом и пока ребята входили и шныряли по салону в поисках лучших мест, поочередно объясняли куда и как они поедут.
Им предстояла сорокаминутная поездка в небольшой городок Шорфхайде, около которого и размещалась Пионерская Республика.
Все ребята наконец расселись по выбранным местам, кто парами, кто по одному. Женька сел один на пятый ряд, устроившись около окна с открытыми занавесками. В салоне выключился свет, автобус тронулся.
Хелен начала в микрофон говорить о предстоящем маршруте, попутно вкратце рассказывая о проезжаемых достопримечательностях. Так как была ночь- видно из окон автобуса было плохо, а в дальнейшем, когда они специально поедут на экскурсию по Берлину им обязательно расскажут обо всем подробней, то сейчас Хелен ограничивалась только кратким описанием того, что мелькало за их окнами.
Катрина, пересев к Виктору Андреевичу, тоже, что-то ему рассказывала, немного картавя и весело смеясь в ответ на его шутки. Вскоре они выехали из города, за окном показался тёмный лес, над которым ярко светила, какая-то немного другая луна.
Она висела на черно-синем безоблачном небе, повернутая к Женьке чуть непривычным боком и нагло пялилась в его окно.
Разве мог себе Женька представить, еще каких-нибудь пару месяцев назад, что он вот так будет ехать в этом новом автобусе, по этой темной ровной дороге и что дорога эта будет проложена по такой далекой и чужой стране, с какой-то другой луной. Куда их везут? Что его ждёт? Почему и зачем?
Ему сейчас не хотелось шутить, с кем-то, что-то обсуждать, ему почему-то опять стало тревожно за маму и как-то по особенному её жалко. Он почему-то вдруг понял, что вот он сейчас, в свои двенадцать лет, такой довольный и почти счастливый, едет по Германии, по такой, казалось, нереальной Загранице, а его мама, его уже начавшая болеть и стареть мама, наверное, уже никогда в жизни не сможет увидеть то, что увидит он сам.
Этих вывесок на другом языке, этих других домов и деревьев. Не побывает она за этой самой проклятой границей и не узнает другой жизни, кроме той которую имеет...
Женька очнулся от своих размышлений, когда по автобусу тихо стала растекаться «Что стоишь качаясь тонкая рябина...». Это сначала робко и негромко, красивым, щемящим подростковым голоском, запела Надя, а сидящая рядом с ней Галя, подхватила, тоже красивым, но чуть более низким голосом, войдя в унисон, и они запели громче и ровней, заставив мурашки пробежать по всему Женькиному телу.
Это была любимая мамина песня, которая непременно пелась ей вместе с бабушкой, своей младшей сестрой Лизой, их крестной тетей Мариной, на всех тех семейных радостных и печальных событиях, которые промелькнули сейчас в памяти Женьки. На свадьбах и поминках.
И тех и других, так часто вторгающихся в их жизнь и собирая вместе всю родню. Потом эту их «рябину» уже разноголосо подхватывали многочисленные родственники, в разных позах сидящие за ополовиненными большими столами, и тянули...тянули эту рябинку к своему дубу, пытаясь помочь перебраться той через дорогу и реку широкую, подражая Людочке Зыкиной, как говорила про любимую певицу мама...Как же Женька тогда вслушивался в эти разные родные голоса, выстраивал их слова в строки, удивляясь тому, как таким малым количеством слов, можно так о многом сказать...
Женька услышал, как по всему автобусу зазвучали еще голоса мальчишек и девчонок, присоединяющихся к знакомой всем песне и тоже начал негромко поскуливать, прислонясь головой к стеклу, протягивая длинные гласные звуки и незаметно промакивая щеки, трепыхающейся от тёплого ветра шторой...
Когда их песня смолкла, спереди послышались аплодисменты Виктора Андреевича и его, соседок, раскрывших от удивления рты, немок. Усатый водитель мотнул головой и обменялся с Хелен фразами искреннего восхищения: «- Дас ист шён! - Я-я, зер гут!»
После недолгого общего довольного гудения, возникла тихая пауза и Женька, повинуясь какому-то приобретённому за теми столами инстинкту, громко затянул зажмурившись и вжавшись в кресло: «Оооой, морооооз, морооооз, неее мороооозь меняяяя...» и уже весь их отряд, и даже Виктор Андреевич, выделяясь взрослым баритоном, все вместе подхватили и обрушили на не ожидавших такой прыти, немцев: «Неее морооозь меня ааа маевоооо коняааа!»...
Незаметно, под разные песни и веселый гул, (звенящий между ними), они выехали из сопровождающих их всю дорогу, лесов и парков, и их автобус стал проезжать небольшой городишко. Стало светлей, песни кончились.
Хельга и Катрин зашевелились, свистнул микрофон и Катринин голос весело закартавил о том, какие они все молодцы и что их первая, такая замечательная поездка, уже подходит к концу. Через пять минут должен был показаться лагерь и встретить их своими раскрытыми настежь воротами.
