Моя сестра Алла вышла замуж рано, когда ей едва исполнилось восемнадцать лет. Свадьбу сыграли пышную, гуляли два дня, а потом Аллочка с Петей уехали в свадебное путешествие. Из Турции она писала мне восторженные письма о стране, в которой до этого ни разу не бывала, о восхитительной черноморской природе и, конечно же, о своем Пете, о6 их любви.
Фраза из одного ее письма эапомнилось мне на всю жизнь: "Знаешь, Оля, я желаю тебе только одного: чтобы ты когда-нибудь встретила такого же человека, как мой Петр, и чтобы ты познала столь же светлое, полное чувство, какое согревает нас с ним". Не могу сказать, что я завидовала, но кое-что меня в этих письменных излияниях смущало, мне казалось, что Алла слишком торопится любить, я опасалась, как бы она в своей еще юношеской восторженности сразу не израсходовала всей той любви, какую отпустил ей Господь. Кок же я ошибалась!
После медового месяца Алла с Петром поселились у его родителей, но мы жили рядом и часто бывали друг у друга в гостях. Однако молодожены были так заняты друг другом, что нам порою неловко становилось находиться в их обществе, постоянно казалось, что им хочется остаться вдвоем. И вдруг как-то раз, забежав к ним вечерком на чашку чая, я ощутила, что в их комнате нет больше того электричества, того почти физически ощутимого любовного напряжения, которое раньше так и пронизывало воздух. В первый раз я просто отметила это про себя и забыла, но потом стала замечать, что Алла стала холодна с мужем. Один раз увидела, что она едва отшатнулась, когда Петя хотел ее поцеловать. Я поняла: что-то в их отношениях разладилось. Начинать разговор с сестрой о ее семейной жизни я не торопилась. Известно ведь, что милые бронятся - только тешатся, вот я и ждала, чем дело кончится.
А тут подоспел день рождения Петиного отца, Николая Сергеевича. Нас с родителями, разумеется, пригласили на торжество. Дверь открыла Алла, и я сразу заметила, что сестра вновь изменилась: ее глаза горели каким-то неистовым огнем, щеки пылали.
"Слава богу, подумала я Алла одумалась и с новым пылом любит своего мужа". Мы сели за стол, смотрю, а сестра моя буквально прожигает взглядом своего свекра. И он, по-моему, тоже то и дело старается украдкой взглянуть на нее. Николаю Сергеевичу было уже под пятьдесят, но выглядел он замечательно: подтянутый и загорелый. Я никогда не сомневалась, что женщины продолжали засматриваться на него, только в мою голову не приходило, что Алла войдет в их число.
Когда мы выносили из гостиной грязную посуду, я отозвала сестру в сторону. "Выкладывай,-говорю,-что у тебя со свекром!" Алла зарделась как маков цвет и попыталась промямлить в ответ что-то невразумительное, вроде как разубедить меня хотела. Но тут в кухню вошел Николай Сергеевич, и в воздухе вновь возникло то самое электричество, что вспыхивало всякий раз между Аллой и Петей. Кажется, он меня и не заметил, а сразу подошел к Алле.
"Как ты хорошо сегодня", -сказал он, поднося ее руку к губам. Алла покраснела еще больше и словно невзначай провела пальцами по его щеке. Я на цыпочках вышла из кухни. К сестре я с тех пор не ходила долго, месяца три. Дела, работа занимали все время, да честно говоря, я убеждала себя не думать о том, что там у Аллы со свекром. А потом...
Прихожу однажды домой, о мама рыдает в голос. Я спрашиваю, что случилось, но она сказать ничего не смогла, лишь указала головой но листок, лежавший на столе. Я сразу узнала ровный почерк сестры.
"Не судите меня строго, - писала она, - но я уезжаю с Колей, Петиным отцом. Я люблю его больше жизни. Мы сняли квартиру, но первое время решили не давать о себе знать, чтобы не расстраивать. Я никого не хочу обидеть, но так уж получилось. Знали бы вы только, какое светлое и полное чувство согревает нас с ним. "
Что-то я такое о полном и светлом чувстве уже слышала... Через полгода и Алла, и Николай сыграли скромную свадьбу. Из приглашенных были только я и Колин (я ведь теперь называю мужа сестры Колей) сокурсник. Петя -бывший муж Аллы предпочел уехать подальше лишь бы не видеть отца и бывшую жену.