13
Остановились в больнице. Центральной районной больнице. В хирургическом отделении.
Почему?
Почему нет?
Здесь все под рукой: рану перевязать, порез зашить, пулю извлечь, мало ли что случится.
Зашли в палаты.
Комфорта мало, но какой нам комфорт? Свежее белье на койках, с нас и довольно.
– Что будем делать? – спросил Иван.
– Спать, – ответил командир.
– А хорошо бы в тот колодец гранату бросить. Или пять, – не мог успокоиться Иван.
– Колодезника напугать? – усмехнулся Олег.
– Какого колодезника?
– По нашим поверьям в некоторых колодцах колодезники живут.
– По нашим – это по каким?
– По русским. В колодцах колодезники, в реках мавки, в озерах водяные.
– Так что, Антона нечистая сила унесла?
– Мы ничего не знаем, – оборвал разговор командир. И правильно, что оборвал, а то он в нехорошую сторону повернул. – Никаких признаков, что с Антоном случилось что-то плохое, нет.
– Ага, просто исчез.
– Как все остальные жители земли – ну, мы так думаем. Или просто убежал от нас. Может, ему веселее одному. Или хочет на родине побывать перед концом.
– Каким концом?
– Любым. И Москва ему совершенно неинтересна, а интересен, к примеру, город Павловск Тульской же области. У него там родители.
– Так что, поедем в Павловск?
– Зачем? Мы не на войне, он не дезертир, с чего нам за ним гоняться?
– Ладно, господа товарищи, красные, белые и зеленые. Все на нервах. Давайте спать. И поосторожнее с оружием. А то с перепугу начнем стрелять, друг друга тут же и положим.
– Может это… Караул выставить? – спросил Олег.
– Мы все – караул, – сказал я. – Давайте спать, ночи нынче короткие.
И мы устроились в многоместной палате.
Не спалось. Пожалуй, и нужно было караул организовать, для спокойствия остальных. С другой стороны, через полчаса все бы стали бояться этого караульного – а ну как длинной очередью всех нас порешит?
– Ты куда? – сказал командир Ивану.
– Куда царь пешком ходит.
– Автомат-то зачем?
– На случай чужих.
Перестали есть космическую лапшу – и сразу напряженность в отряде. Да и отряд ли мы?
– Ну, и я заодно, – сказал я и встал. Но автомат оставил у койки.
– Одна кобыла всех заманила…
И мы строем пошли к унитазам.
Да почти зря. За день на всё по всё воды выпили 0.7 литра, не больше. С дыханием и потом ушло больше. Так что хотите, не хотите, обезвоживание. С завтрашнего дня пьем по поллитра трижды в день. Минералки.
Вернулись. Улеглись.
Я закрыл глаза. Вода… Что я знаю о воде? В Антарктиде многое о ней говорят. И всяк своё. Ну, собственно вода. Лёд. Пар. Переохлажденная вода. Перегретая вода. И производные воды – простые и сложные. К сложным производным относятся и некоторые живые существа. Или даже все. Включая меня.
От таких ученых мыслей я быстро засыпаю.
Заснул и на этот раз.
– Петр Семенович! Петр Семенович!
Голос грудной, женский.
С трудом раскрываю глаза. Передо мной женщина. Медсестра? Судя по халату, колпаку и особому выражению глаз, медсестра.
– Очнулись? Вот и хорошо, вот и славненько! Сейчас Сан Саныч придёт, он приказал его срочно позвать, как только вы придете в себя.
– Какой Сан Саныч?
– Наш главный врач.
– Но где я? Что случилось?
– Вы в больнице, Тепло-Огарёвской районной больнице. А что случилось, Сан Саныч и скажет.
Она ушла. Я не без труда приподнял голову. Так и есть, лежу под капельницей. Только палата на двоих, а я в ней один. Пришел Сан Саныч в сопровождении врача и прежней медсестры.
– Я – здешний главный врач, Александр Александрович Ким. Это заведующий хирургическим отделением Борис Николаевич Распутин. И наша медсестра, Роза Сергеевна. А вас как зовут?
– Петр Семенович – посмотрел на медсестру и добавил: – Годунов Петр Семенович.
– Отлично. А год у нас какой?
– Две тысячи девя… нет, двадцатый. Апрель. Число – двадцать шестое.
– Вообще-то двадцать восьмое, вы два дня провели в коме. Но все обследования показали, что ничего страшного не случилось. Сотрясение головного мозга, но есть все признаки, что обойдется без последствий. Какое-то время возможны остаточные явления – слабость, головокружение, даже галлюцинации, но все будет длиться недолго. Неделю, две, редко дольше. А потом пройдёт.
– То есть я здоров?
– Практически да.
– А те, кто со мной были…Андрей Витальевич, Иван…
– Им повезло меньше. Фура выехала на встречную полосу и в ваш «Пазик» и врезалась. Водитель и Антон Борщевский погибли, остальных доставили сюда, а отсюда – прямо в Москву. Вертолетом, у нас прямо перед больницей вертолетная площадка.
– А я…
– А вам повезло. Чрезвычайно. Мы, если честно, вас даже сразу и не заметили. Завалило вещами. Санитарный самолет улетел, начала работать полиция, тут вас и нашли. Можете подавать иск. Но из-за этих вещей, в основном коробок с едой, вы не получили никаких серьезных травм. Мы тут и профессора Стрельченко вызывали, и КТ делали, и спинномозговую пункцию, всё в порядке.
– Как же в порядке, если двое суток в коме?
– Мы полагаем, она скорее психологического происхождения. Вы стали свидетелем гибели своих товарищей, вот ширмочку и поставили между собой и действительностью.
– Ага… – сказал я. – Что ж, бывает. Когда выписываете?
– Завтра утром. Сегодня как раз документы ваши из Института экспериментальной медицины подвезут, деньги ваши, страховку и что там у них положено, а завтра к полудню и выпишем.
Я поблагодарил медиков, те ушли к более сложным больным, а я остался один.
Всё верно, вычеркните невозможное, оставшееся и будет истиной, какой бы странной она не казалась. Три глаза у медсестры (во второй визит – два), вертикальные зрачки у Сан Саныча, когти – рысь позавидует, прочие мелочи.
Остаточные явления.
Пройдёт.