Дурацкая судьба выпала этому моему материалу…
10 мая 2016 года исполнялось 90 лет со дня рождения народного артиста России Владимира Татосова. Заблаговременно сделал я предъюбилейное интервью с ним для одного питерского СМИ, интервью было опубликовано. Захотелось порадовать старика – передать газеты до дня рождения. Позвонил Владимиру Михайловичу – он трубочку не взял. Ну, мало ли чего. Не ответил Татосов и на следующий день, и через день. Честно говоря, я забеспокоился: 90 лет человеку как никак! И вдруг:
- Я вас слушаю.
- Владимир Михайлович, дорогой! Я столько раз вам звонил!
- Я был в Москве. На съемках. Только вчера вернулся.
- Я не отниму у вас много времени. Через порог передам газеты и ретируюсь…
Сразу «ретироваться» не получилось. Татосов предложил зайти, пригласил на кухню. Мы пили чай, Владимир Михайлович рассказывал о поездке в столицу. И я очень скоро понял: надо включать диктофон!
Что делать с этим, вторым, интервью я не знал. Но! (Первое «но», приятное.) Позвонила редактор отдела культуры возрождаемой газеты: «Нет ли у тебя чего-то для первого номера?» Алла взяла Татосова, даже, насколько я знаю, текст уже стоял на полосе. Но! (Второе «но», неприятное.) К руководству газетой пришла дама (к сожалению, к руководству слишком часто приходят не лучше люди!), которая заявила: «Кто такой Татосов?! Почему, собственно, мы должны публиковать интервью с никому неизвестным актером?!» Ее голос, разумеется, был решающим…
Сейчас, два с половиной года спустя, перечтя текст, я понял, он не стал менее интересен…
В далекие 1950-е на сцене ленинградского «Ленкома» им была создана целая галерея образов «ершистых пацанов» - он их называет «дорогие мои мальчишки». Большой драматический театр для него тоже начался с «мальчишеской» роли - с Зурико в спектакле Георгия Товстоногова «Я, бабушка, Илико и Илларион», - сыгранной в тридцатилетнем возрасте. Все Яковы Свердловы, появившиеся на советском киноэкране с середины 60-х до середины 70-х, сыграны им! Именно этот «пламенный революционер» принес ему всесоюзную известность. Но своей главной ролью в кино он считает Гобсека. Впрочем, все это останется «за кадром» беседы с народным артистом России Владимиром Татосовым…
«Я не в том возрасте, чтобы гулять по Москве»
- Владимир Михайлович, сколько же мы с вами не виделись? Девять месяцев! За это время можно было… В общем, что новенького?
- В апреле был в столице, где снялся в картине «Соло» в роли бывшего сотрудника внешней разведки дореволюционной России в Японии. Живет он в Москве, у него больные ноги, ему 101 год…
- Роль, прямо скажем, возрастная!
- Возможно. (Смеется.) Иван Андреевич Нечаев - человек он со сложной судьбой. Вернулся в Советский Союз, тут же, как водится, был репрессирован, потерял жену, сына. Между прочим, приятель Александра Николаевича Вертинского. Я с удовольствием его играл.
- Большая роль?
- Как сказал мне режиссер…
- А режиссер-то кто?
- Константин Абаев. Как режиссера его еще мало кто знает. Потому что он - бывший журналист. Один из лучших журналистов-расследователей. На центральном телевидении вел популярную телепередачу «Человек и закон». Абаев окончил МГУ, факультет журналистики, затем Высшие курсы сценаристов и режиссеров (мастерскую Владимира Меньшова). Снял какие-то короткометражки - одна из них была замечена на престижном кинематографической конкурсе, по-моему, в Каннах.
Когда Константин мне звонил, роль была второго плана. После того, как закончились съемки, режиссер сказал: «Владимир Михайлович, ваша роль перешла в разряд ролей первого плана».
- Абаев объяснил, почему пригласил именно вас?
- Да. Я спросил: «Откуда вы меня знаете?» - «Когда я был студентом второго курса журфака, мне безумно нравился фильм «Выигрыш одинокого коммерсанта». Картина эта была снята чилийским режиссером Себастьяном Аларконом. В самом начале 70-х Аларкон приехал в Москву, поступил во ВГИК, учился у Романа Кармена, после прихода к власти в Чили военной хунты во главе с генералом Пиночетом, остался в Советском Союзе, на «Мосфильме» снял пять или шесть фильмов. В четырех снял меня. «Я помню вас в этом фильме, и мои друзья-студенты тоже помнят», - сказал Константин, и как бы в доказательство своих слов процитировал какую-то «мою» фразу, которую я давным-давно забыл! А он помнит! «Других картин с моим участием вы, конечно, не видели?» - «Что вы! Я пересмотрел все фильмы, где вы снимались. Но на вас вышел из-за чилийца Каэтано в «Одиноком коммерсанте». Я запомнил ваши глаза. «Вот кто мне нужен! - подумал я. - Столетнего разведчика должен играть Татосов». Владимир Михайлович, никаких проб не будет! Считайте, что вы утверждены!» Вскоре мне прислали сценарий. Прочел – роль оказалась очень интересной.
- Сколько было съемочных дней?
- Всего несколько дней, но работали мы плотно: с раннего утра до позднего вечера. Я сразу предупредил: я не в том возрасте, чтобы гулять по Москве.
А мундштуку больше ста лет!
- Что-то интересное на съемках было?
- Мне было интересно все! Это же моя профессия. Но вас, наверное, интересует юмор и сатира…
- Ну почему непременно «юмор и сатира»!..
- Нет, ничего этакого не было. Я в подобные ситуации не попадаю никогда – не тот человек. Все было очень профессионально и серьезно. Снимали мы в московском НИИ нейрохирургии имени Бурденко - там, где моему персонажу делали сложнейшую операцию. В съемках принимали участие сотрудники клиники…
- Ну, вот! А вы говорите! Уже одно это интересно!
- …включая крупнейшего специалиста в области нейрохирургии профессора Николая Александровича Коновалова. В операционную меня на коляске везла настоящая медсестра. Настоящую кислородную маску на меня надевали. А перед тем, как моему герою отправиться на операцию, я попросил молодого хирурга по имени Лев (его играет Дмитрий Волков): «Левушка, дайте сигарету! Так хочется курить!» Левушка угощает меня сигаретой. Я вставляю ее в мундштук, который принадлежал моему отцу, и закуриваю.
- Стоп! С этого места, пожалуйста, подробнее!
- Прочитав сценарий, я пофантазировал по поводу своего героя, позвонил Константину Абаеву и сказал, какие мне пришли мысли. Моему персонажу запрещено курить. Объясняю режиссеру: «Иван Андреевич время от времени вынимает из кармана мундштук, нюхает его, берет в зубы. Мундштук у меня есть, старинный, янтарь с серебром, – еще отец мой пользовался им». Константин воскликнул: «Прекрасная деталь! Обязательно привезите мундштук!» Эта «прекрасная деталь» заняла свое место в картине, и даже «вывела» меня на песню.
- Простите, не понял.
- Вспоминая Японию, я ухожу в себя, и сам того не замечая, пою песенку, которую могли петь наши солдаты, угодившие в плен в русско-японскую войну, возвращаясь на родину. Песенку эту когда-то, до войны, напевал мне мой отец, а ему - его отец. (Поет.) «Прощай, японочка моя, я уезжаю навсегда, я уезжаю в дальнОй путь, жОна и дети меня ждуть!» - импровизировал я прямо на съемочной площадке. И мундштуком отбивал ритм. А потом посмотрел на него, и своему партнеру говорю: «Мундштуку больше ста лет! Это все, что осталось на память о моем отце».
- Значит, в фильм вы привнесли не только такую деталь, как мундштук, но и песню.
- Да. А еще я исполняю песню Вертинского. Рассказываю Левушке, что познакомился с Александром Николаевичем в Харбине, где тот выступал в театре «Америкэн». И напеваю «Испано-Сюизу».
- Грассируя – как Вертинский?
- Грассируя! Не знаю, все ли из предложенного мной останется в фильме.
- Спросили бы режиссера.
- Спросил. «Обязательно! Это же расширило рамки сценария!» Но в наши дни никто никаких гарантий дать не может, никто ничего не знает! Неизвестно, выйдет ли фильм. Дойдет ли он до зрителя. Поживем – увидим. Или не увидим.
- Что за пессимистическое настроение!
- За несколько лет до этой картины я снялся в двух других, в прокате они так и не появились. Пропали! Одна из них - я даже не знаю, как она называлась! - мне нравилась. Там снимались также Зинаида Шарко, Ада Роговцева, Саша Захарова из московского «Ленкома». Фильма нет! Фильм про интеллигенцию. Такие картины, как теперь говорят, «пипл не хавает»! Сейчас же нужно снимать про жуликов, проституток, убийц и полицию. Или глупые комедии положения. Фильм Константина Абаева - это исключение из правила! И я не уверен, что его увидит «широкий» зритель. Это же кошмар, что творится в кинематографе. А что творится в театре?! Ужас! Я в театр перестал ходить. Я и так-то в последние годы сначала делал разведку. Опрашивал друзей. И очень часто слышал: «Уйдешь после первого акта, а, может быть, не досидишь до антракта». И у меня был случай, когда я не досидел до антракта. Выходил из зала в темноте, тихонько, пригнувшись, но меня узнали. И я услышал, как молодой мужчина говорит своей даме: «Видишь, Татосов уходит! Давай и мы уйдем!» А иной раз мне хотелось встать и во весь голос заявить: «Дорогие мои коллеги! Я выражаю вам всем глубокое соболезнование! У вас - несчастье!»
«Курение вредит здоровью!»
- Да-с, Владимир Михайлович, нам всем можно, если и не выразить соболезнование, то посочувствовать… Однако давайте вернемся к «Соло». Картину, наверняка, как сейчас принято, будет предварять титр: «Курение вредит здоровью». Вы сами-то курили?
- Я курил 53 года! И не курю 20 лет! После инфаркта, профессор, который меня спасал, сказал: «Не курить! Ни за что! Если не хотите еще раз к нам попасть!» Я бросал не постепенно, как некоторые, сокращая количество выкуренных сигарет, а сразу! Как отрезал!
- И не тянет? Вы сказали, что когда вашего героя везли в операционную, он закурил…
- Это я закурил! Затянулся! 20 лет не затягивался! Думал, сейчас задохнусь. Ничего, не задохнулся!
- И не потянуло курить?
- Нет!
- Для вас курение было дурной привычкой или вы получали удовольствие?
- Я получал удовольствие. Когда появилась возможность курить «Мальборо». Два человека в БДТ курили «Мальборо»: Георгий Александрович Товстоногов и я. Потом «Мальборо» начал курить Копелян. Хотя он всегда курил трубку. Но трубку Фима, если мне не изменяет память, раскуривал только вечером. Помню, на «Мосфильме» объявили перерыв. Мы вышли покурить. Фимочка достает пачку «Мальборо», я - свою. Какой-то человек подскакивает: «Ефим Захарович, угостите сигаретой! Слушайте! У вас «Мальборо»! Где вы их берете?!» - «Это вы берете! А я покупаю!» (Смеется.) Безумно дорого стоили тогда хорошие импортные сигареты! Продавались из-под полы. Пока не стали выпускать в Кишеневе.
- Получается, что закурили вы в подростковом возрасте.
- Закурил я в 41-м году. В спецшколе военно-воздушных сил, в Свердловске, где тогда учился. Все пацаны курили, ну и я начал. А до этого мне не нравилось, когда человек курит. Мама всегда говорила отцу: «Выйди на кухню покурить!» Сейчас же готов подписаться под титром: «Курение вредит здоровью!»
«Рюмку в руку до сих пор беру»
- Я не помню вас с сигаретой, но помню с рюмкой в руке…
- Рюмку в руку я до сих пор беру. Водочку уже не пью - только коньяк. Когда был помоложе, конечно, выпивал. Но никогда не был пьяницей. Если актер становится пьяницей, он перестает быть актером. Его надо выгонять из театра. И правильно делали те худруки, которые сразу выгоняли таких. Но – как это: жить в России и не выпивать?! Это все равно, что китайцы бы не ели риса!
Меня на днях спросили: «Вы можете сказать, какими рецептами вы пользовались, чтобы прожить 90 лет?» - «Никакими!» - «А режим?» - «Никакого режима у меня не было!»
- Надо было сказать: подъем в 5.30.
- Но у меня не было подъема в 5.30! Если только на съемках! Я очень много работал. Всегда! В БДТ нас таких набралась целая группа – еще Кира Лавров, Владик Стржельчик, Фима Копелян.
Играем спектакль, быстро разгримировываемся и - на Московский вокзал, на «Красную стрелу»! Ночь в поезде. На Ленинградском вокзале пересаживаемся в мосфильмовский автобус и - на студию. До вечера снимаемся. Вечером в Доме актера или в Доме кино обед совмещаем с ужином. Спокойно посидеть-поговорить не получается – «Стрела» ждать не будет. Ночь в поезде. Утром, в одиннадцать, - репетиция, вечером - спектакль, после спектакля - на Московский вокзал…
- Значит, секрет долголетия все-таки в генах!
- Думаю, да. Да, вот что еще для меня характерно… Может быть, вам будет интересно. Я - малоежка. Мне только в войну хотелось есть. Всю войну мне снился один и тот же сон. Дома я один, передо мной на столе - черный чугунок, полный картошки в «мундире», буханка черного хлеба. Прямо на газету насыпана соль. Отламываю от буханки кусок, беру картошину, чищу, макаю в соль… И все съедаю! Один! Соль почему-то на газете…
Автор текста - Владимир Желтов, фото автора