Не абсолютизируя данную предпосылку, мы тем не менее закладываем ее как основную. И она звучит так: «Этические установки человека — результат социализации».
Один из ярчайших примеров в контексте веганства — это отношение к животным в разных странах. В одной стране собака — друг человека, в другой — еда. В одной стране корова — священное животное, в другой — еда.
Обыватель, как правило, склонен симпатизировать пушистым животным. Ученый, изучающий конкретный вид/семейство/отряд/класс животных, симпатизирует именно изучаемому виду. Их он считает особенными, уникальными, заслуживающими уважения. И для ученого, изучающего жизнь паразитов, — именно эти животные являются источников удивления, восхищения и прочих приятных эмоций. Остальных животных он (ученый или обыватель) вполне спокойно, без внутренних противоречий может воспринимать как источник еды, одежды, развлечений и т.д.
Как видим, без специальной установки («девочек бить нельзя») и воспитания наше отношение к окружающему миру, людям и животным хаотично, произвольно и зависит от той самой среды, в которой индивид формируется.
«Куй железо, пока горячо», — гласит народная мудрость. Стратегическое веганство — это как раз стратегия достижения ситуации, при которой социум и есть тот самый кузнец, который и будет ковать горячее железо детских открытых сердец, поскольку ковать «холодное железо» трудозатратно, и почти бесполезно.
Итак. Основная точка приложения задана — формирующиеся поколения. Теперь важно ответить на вопрос: «Как?»
Как добиться такой культурной среды, если с веганством почти все не согласны?
Ответ.
Значит надо сделать так, чтобы люди могли, хотели, а самое главное — имели реальную в их повседневной деятельности возможность с веганскими идеями согласиться.
Здесь пролегает принципиальная разница между стратегическим и консервативным веганством. Для ортодоксального вегана-активиста важно, чтобы человек не просто кивнул в знак согласия со словами: «Да, веганство — это правильно и мы, люди, должны изменить свое отношение к животным», но еще и стал неукоснительно соблюдать требования, которые они, ортодоксальные веганы, считают правильными. А поскольку список требований довольно внушителен, это становится принципиальной помехой для того, чтобы человек хотя бы согласился с веганскими установками: «Судьба животного не должна зависеть от прихоти людей. А потому общество должно выстроить отношения с животными, при которых они (животные) будут защищены от человеческого произвола, а насилие, убийство и прочие формы распорядительства должны быть обоснованы жизненной необходимостью».
Для стратегического вегана же важно, чтобы человек всю оставшуюся жизнь был лоялен веганству и всегда хорошо отзывался о людях, которые не только лояльны, но еще и стараются вести веганский образ жизни и призывать к этому других.
Ортодоксальный веган желает получить от отдельного человека «все и сразу». Он воспринимает диалог со слушателем как поединок, в котором он либо победит, либо проиграет. Он видит ситуацию в узком временном промежутке. Для него этот диалог словно спринт, в котором нужно выложиться и любой ценой обогнать соперников (доказать, насколько же неправильно живет его оппонент).
Стратегический веган воспринимает веганское движение как исторический процесс. А себя — лишь одной из составных частей, которой еще предстоит много лет говорить людям о веганстве. Он не воспринимает отдельно взятый диалог, как судьбоносный. Он видит себя не спринтером, а скорее марафонцем, которому нужно сохранить верность веганским идеям до конца жизни, чтобы вновь и вновь рассказывать разным людям о проекте «Веганская цивилизация». А веганское движение, он в соответствии с основной предпосылкой воспринимает как эстафетный бег, в котором задача минимум для каждого — передать следующим бегунам (поколениям) палочку веганских идей.
Ортодоксальный веган воспринимает своего собеседника как противостоящую ему деревянную стену, в которую он намеревается с одного удара молотом правильных слов («Веганство — это моральный минимум для каждого и каждой») забить гвоздь убеждения и внушения. Но как показывает практика, стена оказывается бетонной, а гвоздь гнется пополам, поглотив в себя всю силу такого вегана.
Стратегический веган же мыслит свою деятельность, как мягкое, плавное ввинчивание в нынешнюю глыбу произвольного отношения к животным очередного, ослабляющего цельность этой глыбы, винта.
Ортодоксальный веган справедливо желает как можно раньше разрушить эту жестокую машину, но почти всегда упирается в её броню, поскольку сам эту бронь и вызывает.
Стратегический веган в составе веганского движения привносит свой вклад в незаметное для этой машины разрушительное действие. Фактически, он не входит в столкновение с этой машиной, а скорее предлагает ей выполнять другую, противоположную нынешней функцию. Он делает так, что сначала каждая отдельная часть этой машины соглашается с тем, что оружие и броню этой машины нужно направить в другую сторону. А далее, взамен старой (контр-веганской) детали приходит новая, про-веганская деталь. И так, спустя несколько поколений, люди будут рождаться и воспитываться в среде с веганскими установками. Само общество будет выковывать в их сердцах уважение и признание неприкосновенности всех чувствующих существ.
Такой подход может не обрадовать людей, желающих получить веганский мир еще вчера. Но тот «разоблачающий» и критикующий подход, которого придерживаются прямолинейные агитаторы, скорее всего упрется в непреодолимую законом социума цифру. В некие 5% идейных людей, для которых жизненно важно стараться жить максимально этично. Остальное большинство людей скорее выбирают стратегию приспособления и адаптации к реальности, социальной в том числе. И они не видят особого стимула к тому, чтобы делать что-то не очень для них привлекательное (они уже сидят на игле ПЖП), чего не делают все остальные.
Именно поэтому гораздо более перспективна стратегия, в которой все «напрягаются» примерно одинаково и несут примерно равную нагрузку. Более подробно об этом будет сказано в программной статье. А пока мы примем, что в качестве первого этапа нам нужно добиться всеобщего (основной части населения) согласия с веганской идеей.
Итак.
От чего же зависит вероятность согласия отдельно взятого человека? Безусловно, от множества факторов. Например, от отношения слушающего к говорящему. От степени его симпатии, расположенности, доверия. От осведомленности, ораторских навыков, внешнего вида и множества других, частных факторов говорящего. Обобщенно это можно обозначить как «то, как преподносится веганство».
Стратегическое веганство делает акцент прежде всего не на отдельно взятых случаях коммуникации агигатора со слушателем (бывают разные агигаторы и разные слушатели), а на неком общем послании веганского движения к обществу в целом. И это можно обозначить как «то, что преподносится в качестве веганства».
И если в случае индивидуальной беседы результат зависит от совокупности «случайных» факторов (качества слушателя и слушающего), то при взаимодействии общества и «подобщества» (по аналогии с множеством и подмножеством), в силу вступают иные факторы. А именно:
— к чему призывает веганское «подобщество» всю остальную часть общества;
— какие требования выдвигает к отдельно взятым членам общества;
— какие перспективы и стратегии достижения предлагает веганское подобщество всему остальному обществу.
То есть здесь не диалог двух частных лиц. Здесь скорее взаимодействие двух социальных институтов. Как, например, государства и бизнеса, при котором люди являются скорее служителями закона и представителями бизнес структур. А при таком взаимодействии личности чиновников и бизнесменов имеют гораздо меньшее значение, нежели то правовое поле, в котором это взаимодействие происходит. Также и в случае взаимодействия веганского сообщества и всей остальной части общества. Важны не личные качества отдельно взятых веганов, а эмоциональное и рациональное «поле», в котором происходят взаимодействия между социальными институтами.
Так с каким эмоциональным настроем и рациональными предложениями выступает стратегическое веганство?
Прежде всего оно не раскалывать общество на веганов и не-веганов. На поработителей и освободителей. На прекрасных альтруистов и мерзких эгоистов. Ведь это бы означало вступать в противоречие с базовой предпосылкой стратегического веганства: «Мы так относимся к нашим соседям (животным) не потому, что мы желаем им вреда, а потому, что мы сформировались в среде, где воспринимать животных произвольно и распорядительски (кого-то решаем любить, а кого-то обрекать на смерть и жизнь в неволе) — совершенно нормально».
Поэтому стратегическое веганство обращается к остальной части общества не с чувством ненависти и осуждения (а это пока довольно распространено), а с приглашением создать более гуманный и прекрасный мир, в котором мы не обрекаем наших соседей на страдания и не ставим себя в положение распорядителей их судьбами до тех пор, пока в этом не возникает жизненная необходимость для человека и человечества.
Стратегическое веганство не обращается к отдельно взятому индивиду или обществу в целом с осуждением: «Из-за тебя, из-за вас страдают и погибают чувствующие существа!»
Оно говорит иначе: «Давайте все вместе, распределив нагрузку пропорционально нашим возможностям, построим веганскую цивилизацию. А для этого, давайте воспитывать в наших детях уважение ко всем видам чувствующих существ в независимости от наших личных симпатий. Давайте придем к соглашению о том, что активисты выполняют скорее роль источников информации, а остальные — как минимум им не мешают, не обесценивают их деятельность, не воспринимают это как обвинение в свой адрес, а потому и не противопоставляют себя этим людям. Пусть следующие поколения не формируются с ложными установками о том, что продукты животного происхождения незаменимы, а потому и необходимы для здоровой, полноценной жизни. Пусть родители не видят в желании своих детей жить в соответствии с веганской идеологией противопоставлением себе, своей семье и обществу в целом. Пусть родители хотя бы не мешают веганам выковать в горячих сердцах их детей уважение к жизни и свободе чувствующих существ».