После того, не обязательно значит - вследствие того. Тем не менее...
23 декабря в России прошло общегосударственное учение по теме целостности и устойчивости функционирования интернета к негативным внешним воздействиям на территории всей страны. Как было заявлено официальными структурами, исследования показали, что органы власти и операторы связи готовы реагировать на возникающие риски и угрозы. На уровне неофициально распространяемой информации утверждается, что цели учения были достигнуты не вполне.
27 декабря президент Владимир Путин подписал указ № 626, предписывающий министерству иностранных дел (МИД) создать новый, 42-й по счету департамент. Согласно официальной трактовке, «он будет заниматься разработкой и реализацией государственной политики в области международной информационной безопасности (МИБ), в том числе борьбой с использованием информационных технологий в военно-политических, террористических и иных преступных целях».
28 декабря Генеральная ассамблея ООН 79 голосами против 60 приняла резолюцию о борьбе с киберпреступностью, которую предложила Россия. Резолюция предлагает создать межправительственный комитет экспертов для составления «всеобъемлющей международной конвенции о противодействии использованию информационно-коммуникационных технологий в преступных целях». План и порядок работы согласуют в августе 2020 года на трехдневной сессии специального комитета ООН в Нью-Йорке.
Прелестная тема информационной безопасности, или кибербезопасности, только начала пробиваться в поле правового регулирования на национальном и международном уровнях. Как и всякий вопрос законодательств о безопасности, эта тема вызывает коллизии по двум направлениям:
- cужение прав и свобод личности
- затраты государственных средств, чреватые злоупотреблениями и коррупцией.
Каждый раз, когда тема кибербезопасности поднимается в серьезном масштабе и, особенно, на международной уровне, сразу достаточно четко идентифицируются крупные экономические и политические интересы. Понятно, что политические режимы с признаками авторитаризма и, тем более, диктатуры, склонны к максимальной зарегулированности инфосферы и ее полицейскому контролю. Тогда как в устоявшихся режимах демократического правления права и свободы положены в основу правовых систем.
Возможны и «гибридные» варианты, как, например, в Белоруссии, где в рамках жесткого политического режима сделана ставка на экономический эффект от развития IT-индустрии, в результате чего в стране действуют фактически параллельно два правовых режима информационной безопасности.
В политических режимах с либеральной экономикой, представительной демократией и гимнами в адрес прав человека контроль над киберсферой неуклонно ужесточается. Официальных мотивов два — борьба против криминала и противодействие внешнему негативному влиянию на массовые политические установки. Но вместо авторитарного «закручивания гаек» и неприкрытой цензуры государство такого типа пытается представить себя поставщиком некоторых эксклюзивных услуг киберзащиты. Так, например, по некоторым хакерским и антивирусным темам или при DDoS-атаках в США достаточно широко применяется практика обращения в пентагоновскую структуру — агентство перспективных исследовательских проектов министерства обороны (DARPA).
Собственно, Интернет — это детище DARPA, выпущенная в широкий доступ первая версия глобальной телекоммуникационной сети вооруженных сил США (нечто схожее можно увидеть и на примере системы геопозиционирования GPS). При всех своих признаках международной телекоммуникационной сети сам Интернет технически остается преимущественно американской сетью, в рамках которой прочие государства располагают своими секторами с некоторой, но не полной автономностью. Соответственно, правила игры здесь определяются в основном в Соединенных Штатах — и не только американским государством. Информационные гиганты в американской юрисдикции типа «Эппл», «Гугл» или «Майкрософт» по своей экономической мощи сопоставимы с некоторыми государствами из первой мировой десятки, их интересы носят транснациональный характер, и многие границы возможного в Интернете устанавливаются ими и их индустриальными союзниками.
Упомянутая резолюция ООН по кибербезопасности, предложенная Россией, имеет своей конечной целью принятие международной конвенции по правилам поведения в Интернете. Очевидно, что этот процесс займет долгие годы. И не факт, что результат вообще будет достигнут. С точки зрения России и поддержавших ее стран (в том числе Китая и Индии), ключевой вопрос — национальный суверенитет в Интернете. С точки зрения западных стран, российская инициатива «не про борьбу с киберпреступностью», а про «контроль над Интернетом», и потому вполне достаточно правил, установленных Будапештской конвенцией 2001 года.
Интернет как поле политического противоборства приобрел и военное значение. США, а вслед за ними и НАТО признали киберпространство еще одним видом (доменом) «поля боя», начали тестироваться концепции ведения мультидоменных боевых действий. Вопросы развития сетей класса 5G отнесены к темам национальной безопасности.
Ситуация последних лет в Ираке и Сирии показала масштабные возможности использования киберпространства для массовой индоктринации целевых групп и стимулирования индивидуальной радикализации в духе религиозного и политического экстремизма. Что позволяет новым негосударственным акторам становиться значимыми военно-политическими игроками и конкурировать с традиционными государствами на уровне больших регионов.
Военное измерение кибертемы получило в тех же Соединенных Штатах достаточно четкое организационно-структурное оформление. В 2018 году была принята военная Киберстратегия Соединенных Штатов, Киберкомандование США было повышено в статусе до межвидового боевого командования высшего уровня. Во главе киберкомандования стоит четырехзвездный генерал-разведчик, который одновременно возглавляет крупнейшую разведывательную структуру в системе Пентагона — Агентство национальной безопасности (АНБ), а также Центральную службу безопасности (радиоэлектронная разведка, криптологическое взаимодействие). Попытки организационно «развести» Киберкомандование и разведку предпринимались, но натолкнулись на огромное сопротивление в американском разведсообществе.
Отдельные вопросы информационной войны находятся в ведении Командования специальных операций, в составе которых функционируют более знаменитые, но менее статусные силы психологических операций.
В то же время в сфере компетенции американского внешнеполитического ведомства (госдепартамента) традиционно находятся вопросы внешнеидеологического воздействия и пропаганды («Голос Америки», «Радио Свобода / Свободная Европа»). Различные виды активности американских войск за рубежом, включая информационное воздействие в странах пребывания, также в значительной степени координируются американскими послами на местах. Попытки президента Дональда Трампа снять эти функции с госдепа натолкнулись на ожесточенное сопротивление в Конгрессе, Пентагоне и дипломатических кругах.
Поскольку в России, несмотря на всю официальную антиамериканскую риторику, чрезвычайно любят копировать и отзеркаливать американский опыт, возникают вопросы в связи с 42-м департаментом МИДа: будет ли это чисто дипломатическое подразделение, сосредоточенное на продвижении темы резолюции ООН по кибербезопасности или это будет нечто иное? Будет ли это попытка получить более широкий функционал в зарубежных мероприятиях, в том числе и на поле, которое курируется российскими спецслужбами?
Или это будут чисто аппаратные усилия по борьбе за влияние в российском госаппарате? Достаточно хорошо известно, что министр иностранных дел Сергей Лавров не является самым сильным игроком на поле российской внешней политики. Ему приходится конкурировать с более влиятельными людьми, в том числе уровня «кремлевских башен» - секретарем совбеза Николаем Патрушевым, министром обороны Сергеем Шойгу, вице-премьером Дмитрием Козаком. Вне влияния Лаврова, например, венесуэльская тема. В то же время история со скоротечным завершением миссии Михаила Бабича в качестве посла в Минске показала, что Лавров не чужд внутрироссийских аппаратных игр. Равно как и история с совместным военно-морским учением Ирана, России и Китая, которое активно продвигалось МИДом без особой публичной поддержки со стороны Шойгу.
Тема информационной безопасности, включая международный аспект, до сих пор курировалась лично Патрушевым. Будут ли перераспределены полномочия в данной сфере, от этого будет зависеть многое в работе российского сегмента Интернета. Наверное.