И в следующем стихотворении – временное пристанище, ночлег. По всему – в селе Красном, где был паром через Сухону и далее дорога на Николу.
НА НОЧЛЕГЕ
Лошадь белая в поле темном.
Воет ветер, бурлит овраг,
Светит лампа в избе укромной,
Освещая осенний мрак.
Подмерзая, мерцают лужи…
«Что ж, - подумал, - зайду давай…»
Посмотрел, покурил, послушал
И ответил мне: - Ночевай!
И отправился в темный угол,
Долго с лавки смотрел в окно
На поблекшие травы луга…
Хоть бы слово еще одно!
Есть у нас старики по селам,
Что утратили будто речь, -
Ты с рассказом к нему веселым,
Он без звука к себе на печь.
Знаю, завтра разбудит только
Словом будничным, кратким столь.
Я спрошу его: - Надо сколько?
Он ответит: Не знаю, сколь!
И отправится в тот же угол,
Долго будет смотреть в окно
На поблекшие краски луга…
Хоть бы слово еще одно!
Ночеваю! Глухим покоем
Сумрак душу врачует мне,
Только маятник с тихим боем
Все качается на стене,
Только изредка над паромной
Над рекою, где бакен желт,
Лошадь белая в поле темном
Вскинет голову и заржет…
Сколько же раз ночевал Николай Рубцов , припозднившись и не успев на паром, и прямо на берегу, и попросившись к кому-нибудь на ночлег… И в этот раз (описанный в стихотворении) – на улице уже осенний мрак, и белая лошадь в тёмном поле, как символ тревоги, и ветер воет, и лужи подмерзают… Надо искать ночлег… И ночлег находится. Сдержанная, внутренняя благодарность молчаливому хозяину (которая прорвётся позже в «Русском огоньке» - искренним славословием) в словах «глухим покоем сумрак душу врачует мне»… И всё же нет покоя беспокойной душе, потому что там над паромной рекой: «лошадь белая в поле темном вскинет голову и заржет…»
И следующее стихотворение – продолжение размышлений о своей неспокойной судьбе и душе.
ИВА
Зачем ты, ива, вырастаешь
Над судоходною рекой
И волны мутные ласкаешь,
Как будто нужен им покой?
Преград не зная и обходов,
Безумно жизнь твою губя,
От проходящих пароходов
Несутся волны на тебя!
А есть укромный край природы,
Где под церковною горой
В тени мерцающие воды
С твоей ласкаются сестрой…
Будто бы поэт, переночевав в избушке старика-молчальника, плывет на пароме через Сухону и видит эту прибрежную иву, которую бьют набегающие волны, и вспоминает ивы по берегу тихой Толшмы, которые увидит уже сегодня, когда подойдёт к церковной горе родной Николы…
Но это ведь и о себе, о своей душе он думает, так же принимающей все волны мира. А ведь есть и покой для души… Есть и церковная гора, и церковь, есть и укромный край природы…