Жизнь Тони покатилась, как та случайная телега, что встретилась ей по пути из Ирменки, дребезжа и подкидывая её на многочисленных ухабах. Каждое раннее утро, молоденькая мама одевала все то же тощенькое выношенное пальтецо, поверх него - грубый брезентовый плащ и отправлялась в конец деревни, собирать личный скот колхозников в один гурт. Леночку забирала младшая сестренка, 12 ти летняя Лиза. Два старших брата Никита и Федор, вернувшись почти одновременно с войны, так же, почти одновременно поженились. Взяли самых красивых девок из соседних сел. Привели в отцовский, большой дом. С первых же дней снохи не поладили меж собой. Каждой хотелось быть хозяйкой. Бесконфликтный Федор, не долго думая, перебрался в соседний поселок, в малюсенький пустующий домик. Два самых маленьких братика Мишка и Генка с первых дней, после смерти матери, находились в детском доме в городе Новосибирске. А две сестрички Тоня и Лиза, всю войну прожили в родительском доме под присмотром родной сестры их мамы, тетки Зины. Зинаида, потерявшая на войне и мужа, и сына, забрала к себе младшую племянницу. Глубоко ушедшая в себя от собственного двойного горя, Зинаида не особо баловала Лизу. Но и не обижала. Она просто не замечала девочку, жила машинально, безропотно ожидая спасительной смерти. Но смерть пятидесятилетней женщине в скором времени не грозила. А вот председатель колхоза Демьянов, мог и пригрозить. Зинаида ходила за колхозными новорожденными телятами. Выпаивала их материнским молозивом, чистила, лечила травами поносы. Лиза постоянно помогала тетке и считалась при деле. Ей, как несовершеннолетней, полагался такой же трудодень, как и взрослому человеку. Только на этот трудодень зерна выдавали на треть меньше, чем взрослым работникам. Но Лиза и тому была рада. Не совсем чужой хлеб ела. По договоренности со старшей сестрой, Лиза, часов в 11 утра, управившись с телятами, бежала к родительскому дому, чтобы унести из холодной кладовки ребенка в теткин дом. Никита так и не позволил сестре с маленькой племянницей перебраться в просторный и теплый родительский дом. Лиза приносила молозиво для Леночки, пряча стеклянную четвертинку, закупоренную жеванной бумагой, под мышкой. Ведь Тоня могла кормить ребенка только три раза в день. Рано утром, в обед, когда многие хозяйки с подойниками наведывались на выпаса и вечером, после работы. Не было для кормящих матерей никаких поблажек. Никаких декретных, больничных и прочего. А Тоня для всего села была "сучкой". В те времена, родить без мужа, да еще в таком возрасте, считалось верхом позора. Мало кто сочувствовал бедной девочке - "Сучка не захочет, кобель не заскочит" - так рассуждали и бабы деревенские, и мужики, и молодежь. Лиза тоже стыдилась старшей сестры, поддавшись мнению большинства. И только не угасшие воспоминания о том, как в тяжелое военное время, старшая сестренка согревала младшую своим телом, как зачастую, отдавала почти полностью Лизе свой скудный паек, не позволял младшей отказаться от ухода за Леночкой. Однажды, дождавшись сестру после работы, Лиза не побежала сразу домой, где её ждала горячая картошка и кружка парного молока. Она уселась против сестры на чурку, служащую в кладовке вместо стула и глядя, как сестра кормит жадно сосущую грудь дочку, спросила -"Тонь, а зачем она тебе нужна? Ты чё её не оставила в больнице? Никишка же тебе говорил. Нет, правда, зачем она нужна? Ведь самим жрать нечего. А этой вон молозиво таскать приходится. А как попадусь? Засудят ведь". Чувствовалось, что девочка рассуждает не со своего голоса. -"Не засудят, Лизка, не бойся. Демьянов не допустит. Ты бы знала, как он меня уговаривал, чтобы я на его Ваську не показывала, что это он меня ссильничал! И уговаривал, и грозил гад. Боялся, что я в Партком пойду. Обещался помогать. Я то ведь не понимала, что Ленка у меня получится. Долго не понимала, пока та ногами в живот не стала стучать. А потом уже поздно было". Тоня разоткровенничалась, чего давно уже не делала. Непрошенные слезы потекли на сонное личико дочки. Та нахмурилась во сне и громко чихнула. Тоня укутала девочку и уложила на топчан. -"Ты иди Лиза, а то тетка ругать будет. А я к Иудихе. Она мне сегодня молоко должна". Выпас частного скота ценился в деревне дешевле всего. Хозяева скота должны были по очереди рассчитываться с пастухом молоком от своих буренышек. Пол литра молока в обед и пол литра вечером, после дойки. Кроме того, после окончания летних выпасов, каждый хозяин скотинки должен был доставить пастуху по небольшой копешке сена. В зависимости от того, сколько каждый имел личного скота. А скота много не держали. Государство требовало немалых налогов на каждую животину. Нужно было кормить голодную страну. Село было небольшое. Скотины держали еще меньше. Так, что осеннего расчета сеном, едва бы хватило на половину зимы для Тонькиной Белянки. Но Федор, работавший в соседнем селе трактористом, скота пока не нажил, а сено от колхоза получал на трудодни. Вот на это сено и надеялась семья Шуваевых. Дневное молоко Тонька выпивала прямо на пастбище, а вечернее делила с малюткой.
Продолжение следует..
Начало рассказа здесь
Валентина Сараева.
