Лихие девяностые
Прости меня, читатель, за то, что я вынужден перескакивать с одного на другое, из одного временного периода в другой. Это вызвано тем, что мне есть, что сказать, а когда человеку есть, что сказать, он иногда сбивается и уходит в сторону от темы, а после некстати возвращается к теме, а потом снова уходит и забывает, о чем только что говорил. Это нормально для нормального диалога, и, несмотря на то, что эта история изложена таким образом, что, без сомнения, напоминает монолог, поверь, читатель, я бы очень хотел услышать и твое мнение, узнать и твою историю, оказаться как бы свидетелем твоей жизни. Но книга есть книга, это как дорога с односторонним движением, хотя мне все равно представляется, что мы ведем разговор, обоюдный обмен мнениями и вполне довольны друг другом.
Итак, пришли девяностые, которые не без основания прозвали лихими, хотя для меня это было время свободы. Ясно, что для целого народа, никогда не знавшего, что такое эта самая свобода, она предстала чем-то туманным, но манящим, и для одних окрасилась во вседозволенность, а для других - и вовсе стала как бы нежеланным ребенком. Мне очень хочется верить, что ты, мой читатель, хорошо понимаешь разницу между вседозволенностью и свободой. Иначе участь твоя ужасна и достойна сострадания, лишенного деятельной помощи.
Но многие, очень многие из моих земляков не поняли смысла слова свобода. И девяностые стали для них действительно лихими, кровавыми, глупыми, утрачивающими надежду и бестолковыми.
Для меня это время оказалось удачным. Я жил, как хотел: в ближайшем Подмосковье, на милой деревянной даче, в окружении пахнущих яблок и негрязного, не городского снега. Я выезжал в Москву на работу. Мы с приятелями соорудили малый такой бизнес в виде торговли очень тогда востребованными книгами с лотков, и у нас было несколько точек у станций метро, и мы не платили ничего никому: ни бандитам, ни милиции, ни налоговой. Сами крутились, сами зарабатывали на жизнь, а порой и сверх нужного, сами решали все вопросы и вообще неплохо управлялись. Денег иногда становилось много, но всегда находился рядом и кто-то, кому деньги оказывались нужнее, и никто из нас не жадничал и делился своим со своими без сожаления.
Неподалеку от одного неблизкого к центру метро был зал одной известной сейчас федерации, бывшей кузницей кадров для братвы, как тогда называли бандитов, а заодно этот зал неплохо окупал себя и даже приносил немалый доход, впрочем, и не слишком большой по аппетитам братков.
Так случилось, что один мой приятель был братом (настоящим братом, а не братком) какого-то бандита, очевидно, далеко не последнего, и зал, где проводились тренировки по каратэ, был частично отдан и нам по протекции упомянутого брата.
Это был, наверное, один из самых удачных моих клубов. Идея клуба была до банальности простой: все посещающие тренируются дома, как хотят, а в зале только спаррингуют с кем пожелают, и желательно все время работы зала - полтора-два часа.
Зал стал давать свои плоды. Конечно, было много знакомых и знакомых знакомых, которые просто проходили через зал, сквозь одну-две такие тренировки и больше не возвращались. Но были и те, кто застрял в боевых искусствах надолго или навсегда. И они становились хорошими бойцами довольно быстро, благодаря такой банальной идее нашего зала.
Странно, но никто из нас не пропускал тренировок. Все приезжали вовремя, два раза в неделю. Мы все были разными: был боец, который прошел пару клубов, здоровый такой и довольно безбашенный. И с одним характерным недостатком: как и большинство крупных людей, имеющих пристрастие к упражнениям с железом, он был крайне невынослив. Мне кажется, его максимум - пять минут спарринга. После с ним можно было делать что хочешь. И этим пользовались не слишком умелые бойцы: они изматывали здоровяка, провоцируя на мощные атаки, легко уходя от них и просто ожидая, когда великан сдастся, остановив бой. Это становилось даже чем-то вроде увлечения: кто утомит здоровяка скорее.
Был невысокий, ленивый и очень костлявый боец. Костистый настолько, что незнающие разбивали о его руки и ноги свои конечности в несколько секунд. А боец лениво ходил и порой остро так атаковал, как правило, наглядно в ребра.
Был очень подвижный и легкий в перемещениях боец с быстрыми и сильными ногами.
Заходил боец от тай-цзи, но надолго не остался, что неудивительно.
Приходил один борец с длительным стажем. Но и он задержался ненадолго.
Все мы были как-то отстранены от разворачивающегося вокруг криминала и дележа. И чувствовали себя спокойно и свободно. Милиция в то время не стремилась вмешиваться и предпочитала отсиживаться в отделениях и служебном транспорте, и вспыхивающие внезапные перестрелки на ночных улицах, поножовщина и прочее того же рода - все это угасало как-то само собой, не переходя своих пределов, обозначаемых конкретным интересом к конкретным деньгам.
Помню, как стал свидетелем стычки на ножах между горе-рэкетиром и мелким лоточником. Ребята помахали ножами, честно и страстно стремясь хотя бы слегка повредить друг дружку, но и зимняя одежда была помехой для намеченного, и равновесие сил и неумения оказалось настолько очевидным, что каждый остался при своем: бандит ретировался, а предприниматель довольно флегматично продолжил зарабатывать свои нелегкие деньги.
Что-то изменилось в воздухе. И даже, наверное, в физике мира, раз сегодня появилось так много сектантов-ножевиков, серьезно обеспокоенных страхом быть поврежденными, и этот страх подталкивает их к тому, чтобы однажды, скорее всего, случайно, зарезать несчастного дурачка, так же плохо оценивающего действительность, как и обладатель волшебного колюще-режущего предмета, ведущего к убийству и сроку в зоне, в стране, которая и сама представляет собой такую же, в сущности, большую зону с унылыми авторитетами и страдальцами-терпилами, втайне греющими себя надеждой на какую-то, казалось бы, свободу, а на самом деле - на нелепый временный разгул и угар, за которым хоть трава не расти. И трава не растет, а растут сорняки на полях, а на газонах - что-то химически-зеленоватое и жидкое, как волосы на головах большинства бесконечно-одинаковых правителей, окончательно потерявшихся в своих заповедниках, где их кормят и поят как символику чего-то дикого и трущобного.
Прошло время и пришло другое - время дефолта, и все наши книжные активы быстро сгорели, и я помню, как пришлось с моим приятелем стоять на весеннем сыром ветру где-то на задворках вселенной с несколькими десятками книг в надежде вернуть хотя бы часть их цены. А книги перестали быть нужными: как всегда в этой стране самым важным оказалось есть. И деньги тратились только на пищу, чтобы дожить до каких-нибудь благоприятных времен.
Один из приятелей вернулся из-за границы, где он работал примерно год и заработал достаточно, чтобы затеять что-нибудь еще, кроме разочаровавших всех бедных и ничем не виноватых книг. И на смену разумному и доброму пришла всеми превозносимая пища, не духовная, а вполне утробная. И мы открыли пару ларьков в московском центре, и снова не платили ни копейки ни бандитам, ни рэкетирам, ни залетным каким-то отчаянным гражданам. Помню, и гранату даже в окно ларька засовывали - протянулась рука с гранатой, и голос заорал:
- Лавэ давай.
Я тогда взял кусок какого-то деревоматериала, попавшийся под руку, бездумно располовинил, чтобы длина вполне позволила снести буйные головы троих налетчиков и вышел на воздух.
Были и другие глупые налеты и неоднозначные предложения, только всех можно было тогда послать, не то, что сейчас. В наши дни придется иметь дело не с горячими головами, а с тусклыми лицами, приходящими от разных официальных организаций, способных закрыть твой бизнес не автоматной очередью, а одной-единственной подписью. Бандиты теперь правят, а не борются с властью. Не крышуют, а создают проблемы. Не бегают от милиции, а сами гоняют ее по поручениям.
Теперь не надо сражаться. Не с кем. Гопник или просто дебил-грубиян - вот максимально ожидаемые скучные оппоненты, без всякого понятия, отмороженные и зачарованные ощущением несправедливости к себе, и оттого еще более одичавшие. Нормальному человеку уже нечего делать в этом лесу. Всё - топь, сырая бездна. Все тонут и топят один другого, бессмысленно, равнодушно и логично-обоснованно. Родственники сражаются за наследство как на поле Куликовом, не щадя родного, не помня и родства. Соседи хамят соседям, шумя по ночам и жалуясь на таких же шумных соседей, мешающих спать детям. Все съехало с чувства ближнего как с горки к чувству только себя любимого. И большинство уныло празднует день победы над человечностью.
Но я помню другое время. Да, девяностые не были золотым веком. Но вот - кухня, за столом - несколько человек, на столе - одна сковородка жареной картошки на всех. Помню и дни, когда на четверых делили одну жестяную банку бычков в томате. Помню тусовочную коммуналку, где соседи не возражали против вечных гостей, потому что знали: никто не нарушит ночной покой шумной возней, криками и бесчувственной активностью. Никто ничего не украдет, никто не скажет плохого слова и не оставит нигде грязи.
Уже гораздо позже помню другую квартиру и другое время. Помню одного гражданина по кличке Пиранья. Гражданин вставал раньше всех, съедал все, что находил и пропадал до позднего вечера, чтобы утром снова оставить тусовочных братьев без крошки хлеба. Впрочем, такие долго в тусовке не задерживаются.
Помню, было нужно пристроить приятеля, помочь с жильем, а жилья нет. Да и приятель своеобразный, не со всеми сойдется. Ну, мы и поселили его в один из наших ларьков. Он и жил, и торговал там по ночам, а днем спал за витриной. Мы ему сделали такой топчан, ничего себе, в принципе, довольно комфортный. Выход всегда найдется, если поискать. На беду один только ответ - деятельная помощь. Слова и пустое сочувствие в сложной ситуации не помогут. Вот, сейчас я живу совсем в другой стране, я покинул родину и живу среди других людей, добрых и отзывчивых, щедрых на помощь и хлебосольных. И что я вижу в среде своих земляков, таких же эмигрантов? - Да ту же равнодушную нелюбовь ни к кому, кроме себя. Кинуть своих, обмануть, втереться в доверие и назвать помощью хорошо оплачиваемую деятельность - это довольно сильно контрастирует с местным населением и его образом жизни.
Прошли девяностые, прошла жажда свободы, не жажда даже, а жадность к свободе. Все погубила жадность к деньгам и любовь к себе. Мы не заслужили свободу. Потому я и уехал в другой мир - начать все сначала, снова поверить в забытое слово, вдохнуть свободного воздуха и не быть за это наказанным или просто порицаемым.
Теперь, когда я редко слышу эхом какие-то новости из России, каждый раз убеждаюсь в правильности своего выбора.
Плейлисты Youtube-канала Martial Arts bg: https://www.youtube.com/channel/UCfFgqMO2ZuALVbAtE6Oc01g/playlists?disable_polymer=1
Канал лаофэн цюань на Ютюб: https://www.youtube.com/channel/UC2PBE4GLmDm4Bjslp036PAg?view_as=subscriber
Уроки Лаофэн-цюань: https://boosty.to/lao
Уроки ТКБИ и другие уроки боевых искусств: https://www.patreon.com/mabg
Telegram - https://t.me/MartialArtsBG
facebook: https://www.facebook.com/groups/238736936647161/?ref=bookmarks
Связь: atrakisky@gmail.com