Очень двойственное впечатление у меня от этой книги. «Это исследование творчества Лавкрафта» говорила мне аннотация и вторили ей некоторые сочитатели, осваивавшие это произведение более-менее параллельно со мной. Как по мне, это книга по мотивам произведений, вряд ли можно назвать исследованием, но я согласно угукала в ответ, ибо не люблю спорить, и продолжала читать. И надо сказать, что где-то до середины книги чтение шло несколько туговато.
Почти каждая глава этого произведения состоит из двух частей – визуальной и буквенной. И это, по сути, главный тормоз чтения. Потому что, содержание главы приходится читать дважды – сначала в виде комикса, где читатель узнает все основные события, а потом в виде «рукописного» дневника, где главный герой, Роберт Блэк, пересказывает эти события уже со своей точки зрения.
Каждая глава включает в себя даже не отсылки к произведениям Лавкрафта, а практически полноценный пересказ пусть не сюжета, но ключевых сюжетообразующих моментов.
Главному герою, терзаемому виной по поводу самоубийства возлюбленного, и решившего посвятить себя написанию книги о новых верованиях Америки, предстоит встретиться с потомками глубоководных («Тень над Инсмутом»), семейством Уитли («Ужас Данвича»), неким подобием Джозефа Карвена («Случай Чарльза Декстера Варда»), фотографом и художником Пикменом («Модель Пикмана») и Рэндалом Картером («В поисках неведомого Кадата»), побывать на месте падения метеорита, изменившего все вокруг колодца, в который он упал («Сияние извне»). И, я ещё не упомянула персонажей «Герберт Уэст – реаниматор», хотя я не уверена, что это были именно они. Словом, бедному Роберту Блэку, пришлось погрузиться в лавкрафтианские сюжеты по полной программе. Ну и, наконец, встретиться с самим Говардом Филипсом Лавкрафтом. И для меня эта встреча и все что за ней последовало, стала проблемой.
До этой встречи, я с большим интересом следила за происходящим на страницах книги, не смотря на затормаживающие чтение повторы повествования. Дневник Роберта Блэка приходилось читать, потому что в нем был не только пересказ событий только с более личным оттенком, но и своего рода творческий дневник, где он записывает идеи рассказов и повестей. Сначала смутные образы, а затем все более жизнеспособные синопсисы. И конечно же, эти идеи и синопсисы созвучны с произведениями Лавкрафта и теми событиями, которым Роберт Блэк стал относительно невольным свидетелем. Да и язык здорово отдает лавкрафтовской выспренной монументальностью. А потом он отдает этот дневник непосредственно Лавкрафту, потому что тот заинтересовался этой рукописью. И Лавкрафт по прочтении сообщает Блэку, что теперь знает, как и о чем ему нужно писать. И вот тут меня пробрало.
Говард Филипс Лавкрафт, безусловно подражал другим писателям того времени и временами даже заимствовал идеи. Прочитав его эссе «Сверхъестественный ужас в литературе» легко можно отследить писателей, чьи работы наиболее сильно повлияли на стиль и направление творческих поисков Лавкрафта. Более того, там упоминаются и пересказываются пара рассказов других авторов, которые Лавкрафт переписал, переделав на свой вкус. Но меня все же очень сильно покоробило, что по версии «Провиденса» Лавкрафт не придумал практически ничего из того, о чем писал, заимствовав свою мифологию у другого человека, видевшего все своими глазами, пусть и не осознававшего что видит, и пытавшегося объяснить необъяснимое с рациональной точки зрения.
И для меня мало что меняет, что Роберт Блэк персонаж из рассказа самого Лавкрафта («Обитающий во тьме»). Роберт Блох, которому посвящен этот рассказ, который и стал прототипом этого персонажа был в то время крайне начинающим писателем, пославшим Лавкрафту несколько своих пробных рассказов. И нет, вряд ли тут содержится намек на то, что Лавркафт позаимствовал что-то у Роберта Блоха. Просто мне не нравится сама идея. Даже сейчас, то и дело всплывают рассказы, написанные современными писателями, которые вдохновлялись Глубоководными, Старцами и другими существами из темных лавкрафтианских мифов. И такое, пусть даже художественное допущение в нарративных целях мне не нравится.
Но принижая писательские заслуги Лавкрафта, Алан Мур так же и возвышает его, отводя одну из ключевых ролей в грядущем всего человечества. Разумеется, сугубо в умозрительных условиях вселенной, основополагающие законы которой допускают существование сил, о которых писал Лавкрафт. То есть исключительно в рамках «Провиденса». Но возвышает все же не слишком высоко, потому что Лавкрафт не подозревает о своей роли, что делает его скорее жертвой обстоятельств.
Так же, я остерегусь называть эту книгу «исследованием». Потому что исследование подразумевает поиск новых знаний, углубление имеющихся и, желательно установление фактов. Что не применимо в рамках художественного, тем более фантастического произведения.
И, если бы не все вышесказанное, я назвала бы «Провиденс» самым удачным экспериментом по приведению не вполне однородного наследия Говарда Филипса Лавкрафта к общему знаменателю. Ладно, это действительно, на мой взгляд самый удачный эксперимент, несмотря на все вышесказанное. И более того, на этом мое знакомство с этим графическим романом не закончится. Потому что есть ещё примечания, которые обещают раскрыть все пасхалки, подводные камни и множественные слои смысла, спрятанные в повествовании Аланом Муром. И мне интересно сколько я упустила. Так что, вполне возможно, после повторного прочтения с учетом примечаний, я напишу об этой книге ещё раз.