Подходил к концу девятый месяц последнего года обучения.
Со временем всё отделение свыклось с присутствием Хофмана. Он ни с кем особо не сближался; если кто к нему и обращался, то только «по делу». Все ожидали от него подвоха или какого-нибудь фокуса. Но всему приходит конец, как и пришёл конец программы обучения на Земле.
Оставшиеся три месяца обучения курсанты проводили на удалённой космической станции «Олимп». Весь курс выпускников академии, включая отделение Волкова, стоял на плацу.
- Курсанты! Совсем скоро настанет момент, когда вы станете офицерами! - голос полковника Стюарт возносился высоко вверх, эхом отражался от корпусов зданий и множился над огромной площадью. - Совсем скоро вам доверят космические корабли, ответственные посты и даже свой экипаж. Вы приступите к важной и значимой работе...
- Да уж, скорее бы, - прошептал Стив в самое ухо Хофману, - хотя бы ради того, чтобы рожу твою наглую больше не видеть каждый день!
Хофман сжал челюсти, отчего его желваки напряглись, однако он промолчал. Разговорчики в строю потомственный барон и пилот в четвёртом поколении позволить себе не мог.
- Курсантам занять места в транспортниках согласно спискам, - прозвучала команда в громкоговорителях.
Все курсанты заранее знали номер борта, который должен был доставить их на «Олимп». Военные между собой называли его «удалёнкой», «космопортом» или «стенкой». Последнее слово пришло из профессионального жаргона военно-морского флота: моряки называли «стенкой» причал, у которого швартовалось судно.
Первый космический корабль в новейшей земной истории, которому предстояло уйти дальше Луны, с чьей-то легкой руки назвался «Зевсом». С тех пор появилась традиция нарекать корабли-межпланетники именами богов из различных мифологий и религиозных верований.
Кораблям давали как мужские, так и женские имена: «Персей», «Кассиопея», «Аполлон», «Прометей» и так далее. Давались имена из различных пантеонов: «Перун», «Фрейр», «О́дин», «Ра»...
Поэтому с наименованием удалённой космической станции сильно не утруждались: она носила гордое название «Олимп». Станция была настолько внушительной в размерах, что в определённые часы её могли наблюдать с Земли. Она включала в себя более двадцати приёмных пирсов для принятия кораблей, курсирующих между планетами и возвращающихся к Земле, и три верфи, на которых собирали или ремонтировали корабли.
Межпланетники не опускались на Землю, потому что их огромная масса вносила перегрузки на корпус в условиях притяжения планеты, а выброс потока ионов их двигателей пожирал атмосферу.
Удержать управление махиной размером в несколько сотен метров, которая несётся, объятая пламенем сквозь слои атмосферы и подхваченная магнитным полем, — это всё равно что с максимальной скоростью ездить на автобусе по торговому центру и умудриться ничего не задеть. Обычно межпланетник оставался на орбите планеты, а на поверхность опускался небольшой транспортный модуль, так называемая «сумка».
Это сленговое словечко так прочно вошло в обиход, что даже в радиообменах с командованием и диспетчерами стало условным обозначением транспортного модуля.
Всё отделение Волкова было назначено на транспортный модуль с номером 05\12\S. У транспортных не было имён, только бортовые номера. Несмотря на это, пилоты давали им неофициальные названия, иногда надписывая их на борту: например, «Люси» или «Счастливица». Но в документах это, конечно же, нигде не фигурировало.
Ребята уселись в кресла и пристегнули ремни. Отсек закрылся, транспортник дрогнул, и послышался мерный ровный гул, который постепенно начал нарастать. 05\12\S плавно и осторожно оторвался от площадки, набирая высоту.
Волков посмотрел в окно и увидел на плацу академии молодых курсантов, с завистью провожающих отлёт транспортников. 05\12\S поднимался всё выше, и перед Алексом как на ладони возникла вся территория и здание академии, включая её шпиль, уходящий своей верхушкой ввысь.
Всё выше и выше... Транспортный модуль вышел на крейсерскую скорость, и уже через несколько минут академия скрылась из вида, а голубой свет за иллюминатором сменился на чёрный. Цвет космоса.
Гудели двигатели, где-то в отсеке разговаривали люди, но Алекс ничего этого не замечал. Он смотрел в иллюминатор, испытывая неописуемый мальчишеский восторг от близости своей мечты и трепет перед бесконечным космосом. Тем не менее его сердце тоскливо сжималось, ведь при удачно сложившейся карьере он сможет вернуться домой лишь через несколько лет.