Демократия — это de-facto наличие выбора, благодаря которому каждый гражданин способен оказывать существенное влияние как на экономическую политику страны, так и на политический курс посредством бóльшего набора инструментов: голосования на выборах, участия в общественных программах и активистской политической деятельности etc. Банальной загвоздкой демократической системы, про которую мы обычно забываем, является та самая обременяющая почти всех петля между недавно избранной правящей партией и решениями предшественников. И эта петля, как нетрудно догадаться, мешает новоизбранной партии совершить необходимый реформистский радикальный маневр для достижения обещанных целей и преодоления ряда проблем, требующих смекалки и политической воли. Учитывая характерные из-за своей природы недостатки западной демократии — естественное огосударствление экономики, медленно растущая производительность бюрократического аппарата и сохранение монополии на институт насилия, не стоит забывать и про релевантные проблемы: вечно растущий государственный долг, снижающаяся активность избирателей и режим приватизированного кейнсианства.
Все вышеописанные проблемы определяют будущее демократии, а если смена власти не приносит никаких положительных результатов, то, скорее всего, стоит начать уже махать сделанным нацистами красным флажком «демократия — всё». В свою очередь, финансовый кризис 2007 года лишь усугубил и так плачевное состояние западных демократий, не оставив правительствам никакого пространства для совершения маневра (под маневром имеется в виду пакет эффективных реформ от либералов в крутых пиджаках). В этом мнении мы коснемся только некоторых проблем демократии, забыв об её естественных недостатках.
Фискальный кризис 2008 года начал зарождаться ещё в trente glorieuses — период царствования кейнсианской модели управления экономикой. Несмотря на отсутствие каких-либо великих потрясений на территории континентальной Европы, во всех странах ОЭСР с 1970-х годов начал расти государственный долг: как в англосаксонских и скандинавских, так и в экономиках «координируемого» типа (Италия, Япония, Южная Корея и Германия). Постепенно стагнирующие государственные доходы не смогли никак справиться с растущими аппетитами жителей государств всеобщего благосостояния: невероятно высокая структурная безработица, погашенная неэффективными общественными и инфраструктурными проектами, и социальное обеспечение низких слоев населения (потом уже и среднего класса) требовали значительных капиталовложений от государства, тогда как начатая в послевоенное время международная налоговая конкуренция лишила правительств возможности усиливать налоговое бремя на высокопроизводительные сектора экономики. Последней надеждой в повышении налоговых поступлений стало косвенное налогообложение всех слоев населения, что окончательно — в комбинации со структурными проблемами — замедлило экономический рост и вынудило принять определенные меры, то есть приватизация царствующей уже три десятилетия кейнсианской модели, но и это не дало должного эффекта. Во-первых, из-за связанных с повышением и так губительных налогов рисков для политических партий, во-вторых, из-за замедления роста реальной зарплаты (фактически зарплаты не росли). Забыв про возможности институциональных и рыночных реформ, наращивание государственного долга осталось единственным «эффективным» инструментом для стимулирования экономического роста и обеспечения небывалых государственных расходов.
Уже в 1990-2000-х годов ряд стран ОЭСР попытаются провести консолидацию бюджетной политики — создать все необходимые условия для достижения сбалансированного государственного бюджета и законодательно это закрепить. Тем не менее резко проведенные в странах Запада институциональные реформы, цель которых была улучшить бюджетную политику, потерпели крах практически везде, кроме Швеции. Благодаря сохранению модели приватизированного кейнсианства, где деструктивная фискальная и денежно-кредитная политика привела к дешевым для всех кредитам, посредством которых поддерживался совокупный рост в развитых странах, произошел как раз таки финансовый кризис 2008 года, что и привело к резкому скачку государственного долга во всех демократиях. Так как правительства не могли позволить крупным финансовым институтам развалиться, пришлось увеличить государственный долг до максимума, особенно Греции, Испании и Исландии, а «реальную экономику» им пришлось спасать посредством кейнсианского дефицитного финансирования. За подобные благие намерения правительств и лоббистов, тратящих больше денег на депутатов, чем на проституток, пришлось заплатить обычным налогоплательщикам.
Ключевой дилеммой государственного долга является теория управления общими ресурсами. Кратко говоря, самое слабое место бюджетной политики демократии — это давление общественности на институциональную базу демократического строя, что, очевидно, приводит к вынужденным и иррациональным решениям и так готовых сделать всё ради дополнительного голоса депутатов, заставляя государство тратить больше возможного. «Общедоступный» характер государственного бюджета и безответственные соблазны индивидов, а также их желание максимизировать полученную за счёт него выгоду, приводит к неэффективному распределению коллективных ресурсов, что заканчивается крупными дырами в бюджете, высоким государственным долгом и горящей в топках национальной валютой. Крайне высокий уровень государственного долга окончательно осложняет процесс перераспределения ресурсов от старых к новым политическим целям, создавая ещё больше рыночных искажений и лишая народа возможности реформировать сложившуюся политическую модель страны.
Вместе с громоздким государственным сектором и увеличением долга, снижается одновременно и электоральная явка граждан западных демократий. Сочетание режима приватизированного кейнсианства, который непрерывно увеличивает государственный долг из-за необходимости финансировать социальные расходы, окончательно укрепился в западных странах, и уменьшил возможности правительств из-за установленных им рамок хоть как-нибудь изменить экономическую модель или провести экономические реформы как левого толка, так и правого, что обернулось для многих граждан потерей веры в своем электоральном выборе и пользе выборов в целом. Помимо снижающейся электоральной активности, ключевой проблемой является раскол среди избирателей: обладающие большим финансовым и социальным капиталами избиратели принимают гораздо чаще участие в выборах, чем бедные. Низкий уровень политического участия бедных социальных групп приводит, к сожалению, к несправедливому, с точки зрения демократии, и неравномерному представительству в государственных органах. Обычно подобное заканчивается победой леволиберальных партий и снижающимися темпами роста экономики из-за их политики, ударяющей прежде всего по бедным слоям населения.
В условиях повсеместной налоговой конкуренции, низких темпов экономического роста, слабой и неравномерной электоральной активности и растущих государственных расходов на социальную инфраструктуру, западные демократии явно не смогут значительно сократить государственный долг, создающий препятствия для новых точек роста. Из-за неравномерной электоральной явки растет как социальная напряженность, так и политическая апатия, являющаяся результатом отсутствия каких-либо существенных изменений в системе. Подобные проблемы, по-видимому, готовы поставить под сомнение ту самую долгосрочную эффективность, которая всегда была главным преимуществом демократического строя. Короче говоря, пришли мучительные и тягостные времена для западных демократий, а прекрасным выходом из этого положения по-прежнему остаются рыночные реформы и люстрации технократов.
Автор: Анастасий Главчев