Андрей Галиев, вице-президент корпорации «Российский учебник», и специальный гость, заслуженный учитель России, директор центра образования № 686 «Класс-Центр» Сергей Казарновский в подкасте «Коммерсантъ FM» «Школа жизни». Слушайте на сайте kommersant.fm и в своих любимых приложениях: Apple Podcasts, Google Podcasts, «ВКонтакте» , Soundstream, «Яндекс.Музка», Bookmate и «ЛитРес».
Андрей Галиев: Добрый день, уважаемые слушатели. В эфире подкаст «Школа жизни» — подкаст о том, как помочь учиться детям здесь и сейчас. Слушайте на сайте kommersant.fm, в Apple Podcasts, Google Podcasts, «ВКонтакте», Soundstream, «Яндекс.Музка», Bookmate и «ЛитРес». Тема сегодняшней нашей передачи: что происходит, когда дополнительное образование становится основным. Сегодня у нас в гостях директор школы № 686, она же «Класс-центр», Сергей Сергей Казарновский. Добрый день, Сергей Зиновьевич.
Сергей Казарновский: Здравствуйте.
Андрей Галиев: Два слова о «Класс-Центре». Это нетипичная, достаточно уникальная школа, которая соединяет в себе общеобразовательную школу, музыкальную школу и театральную. Вот уже по этому набору понятно, что это пример достаточно редкого авторского исполнения школы. Или, может быть, есть какие-то более точные определения?
Сергей Казарновский: Вот, с точки зрения технологии, вы рассказали все абсолютно правильно. С точки зрения смысла этого всего — смысл, конечно, есть в том, что масса решений в жизни мы принимаем не потому, что 2×2=4, что правда, а потому, что мы так чувствуем, нам там кажется, это наше понимание, такое, иногда расходящееся с тем, что является законом, и так далее. И развитие эмоциональной сферы человека — это есть, в общем, вещь обязательная. Мне, также как и вам, дано от природы видеть, что мир многоцветный, слышать, что он многозвучный. Нам дано тело, которым можно научиться пользоваться и получать от этого процесса невероятное удовольствие. Это все называется дополнительным образованием. Вот, мы попробовали 37 лет тому назад сделать эту часть не дополнительной, а равноправной с образованием, которое называется «Постижение закономерностей природы» — история этих закономерностей, все, что связано, так сказать, с естественным образованием. Хотя, должен сказать, что это вообще была и есть основа классического образования любого, в котором драма, живопись и музыка были обязательной частью человека. Ну, просто потому, что он так устроен, он мир устроен воспринимать по-разному. И потому, что 2×2=4, как я говорил, и —жи —ши пишутся с гласной «и», что надо понимать и знать, как понимать закон всемирного тяготения — также надо понимать, и что наше отношение, наше общение и многие понятия связаны с эмоциональной вещью. Ну, например: стыд. На первой русской школе, которую создал Ломоносов, на вратах ее были написаны четыре столпа образования: арифметика, грамматика, гимнастика и стыд (как обязательная часть образования). То, что мы называем нравственностью. Да? Никто этих задач со школы не снимал. Больше того: во ФГОС-ах действующих (они уже не новые, других нет) вообще говоря, об этом говорится достаточно много: о личностной категории человеческой, которая, безусловно, с этим связана. Равно как и патриотизм: это чувство, и оно не безусловно, оно может возникнуть, а может и не возникнуть.
Андрей Галиев: Сергей Зиновьевич, если говорить об обычной школе, не авторской, то каким образом можно транслировать то, что вы делаете у себя, для того, чтобы в эти школы (в массовые школы), для того, чтобы там история с развитием социально-эмоционального интеллекта стала, ну, может быть, не совсем равноправной (как в вашей школе с основной образовательной программой), но, тем не менее, решала те задачи по обеспечению развития ребенка, которые решаются у вас.
Сергей Казарновский: Во-первых, этим вопросом задавались многие люди прежде и решали его. В частности, Кабалевский создал систему музыкального образования для обычных школ. Неменский создал обычную систему художественного образования для обычных школы, которые, понятно были связаны с количеством часов, и так далее, и так далее, и так далее. То есть вопрос эстетического образования стоял. Просто все это из школы потихонечку ушло, потому что она стала достаточно прагматично относиться к будущему и так далее. Сегодня, когда мы говорим об образовании будущего, это просто крайне необходимая вещь. Потому что, когда мы говорим, что это будущее неопределенности, в котором нужна совершенная иная... Способ... Ну, то, что мы говорим «креативность», которая является уже не достоинством, а обязательным условием твоего существования...
Андрей Галиев: Гигиеной своего рода
Сергей Казарновский: Да, конечно, да. То есть эти вещи безусловно-обязательны. И они должны быть в той или иной степени, присутствовать в школе. Причем, это может рассматриваться не в такой реальной технологии даже, как это сделано, с, там: драматическая школа, такая, такая... Просто все эти направления они так или иначе содержат культурологические взгляды на те же самые фундаментальные понятия. Ну, например: ритм — мы знаем, что это понятие связано с музыкой. И мы всегда, когда говорим слово «ритм» — там уже отстукиваем ногой, и так далее, и танцуем. Ритм есть в истории, ритм есть в математике, ритм есть в литературе, в искусстве, и так далее, и так далее, и так далее. И эти вещи крайне помогают. Если бы школы начинали пытаться выстраивать некую свою образовательную траекторию вокруг, например, таких фундаментальных понятий, то волей-неволей они бы должны были уделить определенную часть своего времени эстетическому развитию как обязательной части. Не обязательно заканчивать музыкальную школу. Но обязательно познакомиться с этим по многим причинам. Я попробую их объяснить даже.
Андрей Галиев: Извините, но это же не только речь об эстетическом развитии. Да? Это то, что теперь принято называть межпредметными связями.
Сергей Казарновский: Да, это конечно. Я могу больше того сказать. Я считаю, что дополнительное образование есть обязательное образование, и скажу вам, почему. Во-первых, об эстетической части. Бродский в своей нобелевской речи, Бродский скала прямо: эстетика мать этики. И когда мы сегодня говорим об этических проблемах наших, которые особенно обострены в момент, когда то, что в химии называется «агрессивная среда». Мы в ней живем, и никуда не денешься: мы общаемся как в агрессивной среде, мы решаем проблемы с помощью агрессии. И это стало уже, так сказать, вполне понятно: что тут обсуждать? В этом смысле эстетическая часть, эстетическое образование, эстетические элементы образования очень важны.
Андрей Галиев: И формируется умение думать, чувствовать, критически относиться?..
Сергей Казарновский: Да. Даже скажу я больше. Вот, история с Архимедом. Так я хочу сказать, что это был великий педагог, который придумал эту байку. Потому что он соединил факт с образом. Он придумал этот образ: Архимед, который залез в ванну. Кто-то при этом следил, смотрел, сколько выльется воды. Чушь собачья! То же самое можно с яблоком можно проводить и с Ньютоном — и так далее.
Андрей Галиев: То есть, когда готовность схватить новое...
Сергей Казарновский: Да. Общее образование происходит тогда, когда факт начинает связываться с эмоцией. Вот в этот момент происходит настоящее образование. Как пример приведу простую вещь. Несколько лет назад Александр Георгиевич Филиппенко позвонил мне и сказал: «Я хочу попробовать на вас, на твоих детях и, в том числе, педагогах, новую свою программу, которая называется „Поэты после XX съезда“». Он принес с собой кучу текстов. Мы сели, человек 20 (ученики старших классов, педагоги) — и стал читать. Вознесенского, Евтушенко, Бродского, Рождественского, там, Беллу Ахмадулину, Жванецкого, Высоцкого, Галич и так далее. Между прочим, он рассказал, что такое культ личности, что такое XX съезд, что такое Карибский кризис, что такое появление Солженицына, что такое Твардовский и «Новый мир»...
Андрей Галиев: Исторический контент.
Сергей Казарновский: И так далее, да. И так далее. И в этот момент мы были очень растроганы стихами Окуджавы. То нас буквально электричеством пробивал Вознесенский, то мы умирали от Жванецкого, которого читал Райкин когда-то. И так далее. В этот момент все это происходило. Это можно было целый ряд уроков по истории, вообще-то говоря, отменить, потому что здесь все уже произошло. Это один из важных принципов. Почему мы говорим: то дополнительное образование, в том числе эстетическое, так важно. Это потому, что оно помогает переходить из одной предметной области в другую, понимать, что это вот связано с тем, с другим, третьим. Это все равно как на химию вы придете, и вам скажут: «Сегодня мы будет заниматься, говорить про смеси и растворы — это композитные материалы». Вы с этим понятием знакомы в разрезе живописи, музыки, театра. Потому что мизансцена — это тоже композиция. Что такое композиция? Это взаимное расположение каких-то частей, которые дают определенные свойства. Поменяй эти части, будет свойство новое. Также и сейчас: мы будем с вами... И там есть свои законы, как в музыке есть семь нот, есть законы гармонического разрешения, так и здесь: у нас периодическая система, законы вычислительных реакций и так далее, и так далее, и так далее. Вот, прекрасное образование, которое начинается со слов хорошо: «Это вы знаете».
Джингл: Подкаст «Коммерсантъ FM» – «Школа жизни»
Андрей Галиев: Почему в вашу школу родители приводят детей? И второй вопрос: какими выпускаются ваши дети, что их отличает? (не от кого-то, а что их отличает, вот, вообще).
Сергей Казарновский: Я отвечу. Родители приводят детей по разным соображениям. Скажем, есть категория, для которых это банковская ячейка: он положил утром, вечером забрал. А, может быть, и не вечером, а глубокой ночью, потому что занятия происходят целый день (еще в субботу, хорошо). Это одна категория. Для других очень важна атмосфера. Это то, что эстетическая составляющая она абсолютно решает атмосферу школы, которая очень важна. И так далее. Для других, конечно, важно, что не нужно ездить, например, в музыкальную школу, куда-то еще. А третьи начинают понимать (очень часто это происходит) во втором даже поколении. Когда мы посчитали: примерно процентов 20 братьев и сестер в школе учатся. И будут разные поводы. Но все равно для очень многих, я точно знаю, они говорят: «Да-да, мы не подходим к вам сюда по каким-то там, что-то не то. Но нам так важно, когда здесь происходит то, что не происходит в очень многих местах». Мы когда-то начали с того, что электрифицировали страну. Потом мы провели коллективизацию. Потом индустриализацию, потом химизацию, потом приватизацию. Ну, когда же, наконец, мы гуманизацией займемся образования? В которой будут очень многие вещи — и в том числе, про которые я уже сказал — где эмоция важна, и надо это развивать. Где...
Андрей Галиев: Коммуникативные навыки?
Сергей Казарновский: Коммуникативные навыки, безусловно, важны. Где важно понимать, что каждый имеет право на ошибку. Каждый ребенок право на ошибку. Это не так, как произошло, там, год назад, когда девочка в 9 классе писала ОГЭ и сделала то, что бывает с многими детьми: достала, там, шпаргалку. Или кто-то видел, что, или... Это неважно...
Андрей Галиев: Или показалось?
Сергей Казарновский: Это неважно, да. Ей сказали: все, есть правила. Она эти правила прекрасно знает. Что она удаляется, этот экзамен не засчитывается. И дальше, если у нее повторно, то она вообще не получает, а если все нормально, то она досдает потом в сентябре. Ну, казалось бы, ну, нормально, понятная договорная ситуация: человек нарушил правила. Это право на ошибку он имеет, его право. Нет: ее вызвали к директору этой школы, туда же вызвали сопровождающую, и пока она в историке не выскочила из кабинета директора, пока кабинет директора не сказал этому сопровождающему о том, что «А ну-ка иди теперь за ней, чтобы она глупостей не наделала, всяких там»… Ну что это такое? Что это за людоедство? Понимаете?
Андрей Галиев: Это они свою собственную нерастраченную негативную энергию таким образом сбросили?
Сергей Казарновский: Вы знаете, я думаю, что это у них это принцип, потому что потом было написано, что в этой школе произошла, значит, обнаружение этой записки. Значит, школа...
Андрей Галиев: Честь мундира…
Сергей Казарновский: Честь, да, да. И ей из департамента образования, где ох как любят этим заниматься, всяческие слова скажут именно в адрес этой директрисы. Ну, так сказать, она, чем могла, значит, она расквиталась с этим бедным несчастным ребенком. И это, к сожалению, людоедство — такое как бы, я бы сказал... И ЕГЭ также начиналось! Кто понимал, что такое ЕГЭ? Проходили годы, люди сдавали, люди, там, руки на себя накладывали. Никто не сказал. Ну, хоть одну передачу назовите по телевиденью, где было бы просто сказано: вот это будет так-то теперь, так-то. У меня у секретаря сын закончил школу, получил он свой ЕГЭ, набрал. Она меня спрашивает: «Ну, так, и что еще будет дальше»? Я говорю: «Ну, вот и все» «Как все?» Я говорю: «Вы получите свои баллы, потом вы разошлете их в те пять ВУЗов, которые можете, все...» «А что: больше сдавать ничего не будет?» «Я говорю, что это правда». Мы почти на каждом родительском собрании в начале года... Долгое время я приглашал выпускников, которые сдавали ЕГЭ и уже поступили, чтобы они объяснили, в чем тут смысл, в этой истории глобальной. Понятно, что ментальность наших людей, внешний контроль... Он очень тяжело воспринимается: как, вот, независимая экспертиза, которой является, собственно говоря, ЕГЭ.
Андрей Галиев: Для вас есть понимание, на что люди, которые приводят ребенка в школу, должны ориентироваться для того, чтобы понять: эта школа подходящая, не подходящая. Как людям понять?
Сергей Казарновский: Ну, во-первых, люди, как и школа, разные. И школа — вот, что про нее ни думай, она все равно имеет свою, какую-то специфику не в смысле количества или качества предметов, которые там изучают. Она все равно имеет свои уклады. Вот, в один дом идешь: около лифта ты уже думаешь как снять ботинки, потому что там такие правила. В другой идешь, там говорят: «Ну, ладно, вытри ноги и все». Это не значит лучше или хуже. Когда меня как-то папа спросил, поступая в первый класс, какая программу будет по математике, я сказал: «Вы психи. Вы приводите ребенка на 10 лучших лет жизни. Она поменяется 30 раз, эта программа. Там учитель еще уйдет, не дай бог, еще что-то будет. Походите по школе, посмотрите на лица людей, на лица педагогов». Для этого есть день открытых дверей, для этого у нас в школе открыто все время, на все мероприятия — спектакли, концерты, там, тысяча всего, что происходит — мы приглашаем: «Пожалуйста, приходите, родители». Не говоря о том, что, просто, у нас есть родительский день, когда на сцену выходит родитель, который к этому готовится так тщательно, что я даже не представляю, как они находят время на это. И тогда многое видно. Приходите на первое сентября, посмотрите, наконец. Потому что, даже проходя мимо школы, очень многое увидите. Все лето, весь сентябрь и даже октябрь иногда — в окнах висят портреты выпускников. Очень красивые портреты. Не в смысле как сделаны, а выпускники красивые. Я иногда думаю, что, может быть, это самое и есть важное, что должно произойти с ребенком, который за это время должен из гадкого утенка превратиться в красивого человека. Образование здесь играет не последнюю роль. Я много лет наблюдал как приходят первоклассники в школу. Ну, вот, что? Они пришли: они как шашлыки гладиолусами так пронизаны. Родители рядом. Не понятно: можно уже еще подходить или нельзя? Эта вот женщине впереди: она уже кто? Вот это учитель или еще как воспитатель детского сада? Тут второй класс: они свои речевки кричат, еще они как-то... А мы кто? Нас никто не знает. И этот крикнул: «Второй!» И они все «Вааа...!» Третий, речевка, Дни рождения. Нас никто не знает. И я, вот, все время думал об этом. У нас, конечно, уже были какие-то штуки. А потом я шел... Мне когда было 60 лет, мне жена подарила возможность поехать в Монтрё, в мекку джаза. И это было фантастически. Я там слушал то, что слушал только на пластинке, видел эту атмосферу. И так далее. Ну, там я увидел, как маленьких детей вели по улице, накинув на них жилетки как у дорожных рабочих, или, там, у милиционеров, чтобы их было хорошо видно. Я думаю: «Елки-палки! А что если такие жилетки надевать на детей с именами их, и чтобы они целый день ходили и их было видно?!» Мы сшили эти жилетки. Накануне я остался с 11 классом репетировать, как они их будут надевать на детей. И тут я понял: вот это самый главный момент, потому что тут происходит и тактильное, и человеческое. И буквально такой контакт с первым человеком, которого знает в школе. А получается как? Они их достают, а дети стоят, перед ними, одиннадцатиклассниками, которые только что выступили с последним словом. Условно говоря (да?), он говорит: «Маша?! Да кто Маша?» Она говорит «Я» Он говорит: «Маша, иди сюда! Я твой первый (там) друг, меня зовут Вася». Маша снимает ранец, куртку, надевает жилетку. «Хорошо?» «Хорошо». «Удобно?» «Удобно». Поправила, да. И Маша такая... И потом все кричат все (он показывает): «Ма-ша! Ва-ся!» И они все, они стали... Как бы легализовались. Они стали реальными людьми этого места. И потом в течение всего дня к ним подходят школьники из разных классов и знакомятся с ними, потому что видно: Маша.
Андрей Галиев: Ощущение самоценности возникает.
Сергей Казарновский: Конечно, это лишь деталь. Их вообще очень много.
Джингл: Подкаст «Коммерсантъ FM» – «Школа жизни»
Андрей Галиев: Сергей Зиновьевич, у вас был в истории «Класс-Центра» замечательный момент, когда вы в эпоху укрупнения школ убежали из-под департамента образования под департамент культуры. Почему это было важно и можно ли каким-то образом противостоять бюрократизму сейчас образовательной части еще?
Сергей Казарновский: Мне хотелось бы научить детей получать удовольствие. Удовольствие через то, что ты достиг, через то, что ты умеешь, что... Может быть, ты и не очень хорошо знаешь математику, но ты ее и ненавидишь, потому что так тебе ее преподавали. И так далее. Ну, это удовольствие от своих умений.
Андрей Галиев: Творческое удовольствие.
Сергей Казарновский: Очень важная вещь, да. А дальше эта возможность даст тебе быть счастливым в жизни. Счастье — это очень просто: это быть нужным.
Андрей Галиев: Востребованным.
Сергей Казарновский: Вот, когда ты научился что-то классно делать, ты становишься нужным. Второе — напомните сам вопрос.
Андрей Галиев: Это история про уход из-под департамента образования.
Сергей Казарновский: Да, да. Дело все в том, что «Комплекс» я сделал в 92-м году, когда называлась «Школа...» То есть она уже называлась «Школа-Комплекс». И это все было сделано, и это позволило не просто сделать комплекс, а то, на что обратили внимание: мы сделали метапредметную программу, она называется «Энциклопедия», благодаря которой мы получили «Лучшая школа России». То есть это было не просто формальное объединение со всякими там штуками... Ну, что греха таить? Что мы — не понимаем, что это объединение имело финансовую основу в первую очередь?
Андрей Галиев: Ну, понятно.
Сергей Казарновский: Но я всю жизнь был директором трех школ. Я должен был прекрасно разбираться в музыке, чтобы вести эту школу. А это у меня есть, это образование. Я должен был хорошо понимать театр, и это образование у меня есть. И я должен был хорошо разбираться в общеобразовательной школе. И это тоже у меня есть: и опыт, и образование. Техническое свое, которое у меня было, физмат школа, которую я заканчивал при МФТИ, учась в обычной школе. И я работал. И так всю жизнь. Я никогда не мог уйти из школы в два часа. Я уходил оттуда поздно ночью и так далее.
Андрей Галиев: Мы действительно существуем в агрессивной среде. Каким образом школа может... Директор школы — потому что это всегда персональная ответственность... Все лучшее, что в своей школе иметь возможность защитить от этой агрессивной среды?
Сергей Казарновский: Во-первых, защитить от нее практически все равно невозможно: дети выходят после школы на улицу. Но самое главное, конечно: когда создается внутри каждодневная, ежедневная технология, которая предполагает определенные этические параметры, способы взаимодействия, способы выражения своей мысли: и что можно, что нельзя — то возникает некая ситуация. Ну, например, когда в школе: я понимаю, что многие там где-то курят и так далее. Но в школьных правилах написано, что это инпоссибли. Ну, я говорю своим ученикам, что я столько уже похоронил своих друзей и педагогов в частности, которые не смогли избавиться от своей детской привычки такой бессмысленной подражательной — курения, которая потом их сгубила, что я буду делать все, чтобы в вас этого не было. Но когда я слежу за этим, и это происходит изо дня в день — это важное правило: если закон нельзя соблюдать и отследить его результаты, его надо убрать. И мы, вот, в школе, если мы принимаем какое-то правило...
Андрей Галиев: И оно не работает…
Сергей Казарновский: И оно вдруг нарушается, то это ЧП. Причем неважно, какое это правило. И вдруг оказывается: со временем это правило становится нормой, и его уже не надо прописывать. Оно есть в школе также, как есть лифт, и когда-то в нем все пытались кататься. Но сделана специальная церемония на последний звонок: они едут на лифте, расписывая его своими любовными признаниями к школе, и потом это получается такое счастье. Это тоже игра определенная — это первое. И второе: очень хорошая вещь есть — регламент. Регламент — это уважение.
Андрей Галиев: Ваши дети выходят из школы. После 11 лет в таких условиях с регламентами, с конвенцией, с социально-эмоциональным интеллектом, с пониманием ритма во всех его проявлениях и так далее, они выходят во взрослую жизнь. Ну, большая часть, видимо, идет еще на 4-5-6 лет в высшую школу. И, тем не менее, это другие обстоятельства. Среда существенно более агрессивная, чем та, которую вы построили в вашей школе. Очень часто, когда люди пытаются понять где лучше учиться их детям, они ориентируются на то, что им нужно будет, извините, выживать, и ищут ту школу, которая, с их точки зрения, может закалить ребенка перед теми трудностями, с которыми он столкнется во взрослой жизни.
Сергей Казарновский: Этот вопрос мне задают очень часто. В данном случае я не теоретик, а эмпирик, который наблюдает это много лет. Во-первых, у них есть очень важное качество: коммуникабельность.
Андрей Галиев: Которая позволяет интегрироваться практически в любую историю.
Сергей Казарновский: Во-вторых, они научились прощать ошибки не только себе, но и другим. Это тоже важное качество, которое привлекает людей. В-третьих: они, конечно, в больше степени интеллигенты, если понимать это как показатель умения общаться.
Андрей Галиев: Уважительно и достигать договоренности.
Сергей Казарновский: Да. Есть еще очень важное качество: они научились вкалывать. Потому что за десять лет заканчивать одну, вторую, третью, там, школы, и это бесконечный напряженный процесс: просто научиться играть на инструменте и так далее. Вот, 11 класс этого выпуска. Они играли в спектаклях постоянно. У них был то Брехт, то «12 ночь» — и это ж постоянно были зрители. В джазовом оркестре выступали в одном месте, в другом, в театре Петра Наумовича Фоменко играли специальный концерт. Первого июня они же играли в Эрмитаже. Но при этом 40% из них получили по трем оценкам выше 220 баллов.
Андрей Галиев: И среди этих предметов не было ни одного творческого?
Сергей Казарновский: Нет-нет-нет. Конечно, да. И они, кроме всего, интересны еще и другим окружающим — своим разнообразием, своим кругозором и так далее.
Джингл: Подкаст «Коммерсантъ FM» – «Школа жизни»
Андрей Галиев: Завершающий вопрос. 37 лет «Комплексу».
Сергей Казарновский: Ну как — «Комплексу» меньше. Может быть, 28.
Андрей Галиев: Ну, это все равно один из первых был. Как раз самое непростое время. Вы прошли очень большой путь. Что важное вы меняли на протяжении этого пути. И, может быть, что-то планируете понять. Потому что — мы же говорим, что ситуация развивается неопределенным образом, и дальше этот процесс будет только нарастать. Как «Класс-Центр» к этому адаптируется?
Сергей Казарновский: Самое главное, что мы сейчас предполагаем делать – это отрабатывать индивидуальные траектории для каждого ученика. Это требует много всего. Я являюсь членом наблюдательного совета Хорошколы, где Греф популяризирует некую платформу, которую он вял из своей схемы работы для того, чтобы выстраивать эту траекторию для каждого ученика, платформу…
Андрей Галиев: IT-платформу, инструментальное.
Сергей Казарновский: Да, это такой инструмент. Мы об этом думаем. Это требует для образования, вообще-то говоря, новых средств, потому что нужно большое количество тьюторов, которые могли бы помогать это делать. Мы к этому идем. Хотя финансово еще есть сложности. Если вы спрашиваете, куда мы движемся, что мы меняли: мы меняли разные взгляды. В первую очередь даже не я у себя, а у других людей, которые приходили в школу и как педагоги, и как родители, дети. Представления о том, что это не музыкальная школа, это не театральная школа. Это обычная школа. Просто она немножко по-другому живет, учитывает то, что человек погоду определяет не по миллиметрам ртутного столба, а по запаху первого снега, по цвету неба, по шуму листвы или дождя и так далее.
Андрей Галиев: Мы пришли к тому, что эмоция, которая на самом деле присуща человеку испокон века...
Сергей Казарновский: С рождения.
Андрей Галиев: В состоянии помочь ему адаптироваться практически к любой ситуации.
Сергей Казарновский: Вот так я сформулировал сегодня в первый раз ответ на этот вопрос. Эмоции, оказывается, могут нести информацию и влиять на наше отношение ничуть не хуже, чем знак в дроби, там, или что-то такое.
Андрей Галиев: Сегодня мы говорили о том, что театральное дополнительное образование как нельзя лучше подходит практически в качестве основного образования в динамично меняющейся среде. У нас в гостях был директор школы № 686 «Класс-Центр» Сергей Зиновьевич Сергей Казарновский. Программу вел я, Андрей Галиев. Вы слушали подкат «Коммерсантъ FM» «Школа жизни». Подкаст о том, как помочь детям учиться здесь и сейчас. Слушайте на сайте kommersant.fm, в Apple Podcasts, Google Podcasts, «ВКонтакте», Soundstream, «Яндекс.Музка», Bookmate и «ЛитРес». Спасибо.
Сергей Казарновский: Спасибо.