(окончание)
…Лето прошло. И осень уже почти прошла.
Наташа на удивление быстро и удачно нашла работу, и, наконец-то, нормальную. Платили, правда, не так много как Зиновий Самуилович, но хватало и на жизнь, и на небольшие сбережения – Наташа твердо решила накопить денег на лечение матери. Операция Олега еще пока могла подождать и Наташа не теряла время – уже изучила весь жилищный кодекс и покупала специальные риелторские журналы, чтобы быть подкованной в вопросах обмена жилья. Коллектив на новой работе был молодой и веселый, за ней уже явно начали приударять два парня, но теперь она сама словно заморозилась – редко бывала на общих праздниках и отвергала все ухаживания…
Олег, когда узнал, что Гера больше не придет, проплакал весь день. Не обвинял ее, не просил позвонить Гере… Просто сидел у окошка, смотрел на долгожданный дождик за окном, а слезы текли и текли двумя ручейками по распухшим щечкам… А потом вдруг словно еще повзрослел на пару лет – как-то резко и сразу стал правильно говорить…
По телевизору все чаще стали упоминать предстоящие Олимпийские игры, и однажды Олег спросил:
– А Гера будет там выступать?
Наташа закрыла глаза, потому что воспоминания были так свежи, так ярки… Она поцеловала Олега в лоб и сказала:
– Вот тогда-то мы и решим звонить ему или нет. Если будет – значит не позвоним никогда и значит – он забыл о нас, и все это были столько пустые слова…
Олег сосредоточенно хлопал глазами, пытаясь понять, что она сказала и Наташа улыбнулась:
– Когда-нибудь я тебе все объясню. Все-все. Ведь мы же договорились, помнишь? Если ты сейчас что-то не поймешь, то зачем объяснять? Но потом, когда ты вырастешь, я тебе расскажу… Ты мне веришь?
– Да, – Олег прижался к ней и сказал грустно. – А, может, нам тогда не смотреть эту Олимпиаду? И тогда мы ничего не будем знать… И позвоним…
Она гладила его по голове и улыбалась – все-таки он был еще слишком мал…
Как-то зашел Генка. Она пустила его, потому что дома были Светка с Ольгой, она помнила, как Оксана когда-то попеняла ей, что не знакомит с красавчиками. Девчонки яростно принялись строить Генке глазки, да и понятно почему – тот немного похудел, вид у него от этого стал загадочный и интеллигентный, одет был словно денди и выглядел каким-то нереальным киногероем. Но Генка, проигнорировав Наташиных подружек, увел ее на кухню и начал жаловаться на жизнь. Его, оказывается, подцепила какая-то богатенькая тетка да так "выстроила", что не вздохнуть! Он и сейчас-то потому и зашел, что у той разыгрался аппендицит, и она в данный момент была на операции. Так что у Генки было как минимум три часа полной свободы. Наташа смеялась и удивлялась:
– Так брось ее, Ген! В чем вопрос-то?
– Без денег жить как-то скучно, – вздыхал он. – А она в этом деле не жадная… Вон, смотри, – кивнул за окно. – Серебристая тачка, видишь? Мерседес, между прочим! Моя. Да и все, что на мне на столько же тянет…
– Тогда терпи! – смеялась Наташа. – Очень страшная тетенька-то?
– Смотри, – Генка вздохнул и вынул из бумажника фото. – Вот, мы на Канарах были…
– Ох, и ни фига себе «тетенька»! – присвистнула Наташа. На фотографии была почти ее ровесница, красивая до чертиков, с фигурой богини и улыбкой Моны Лизы. Только глаза, пожалуй, были взрослые – грустные и усталые… – Ну ты и обормот! Чего ж тебе надо-то?
– Ей уже далеко за сорок… Она хозяйка сети косметических салонов, – Генка опять вздохнул. – Только дело, конечно, не в возрасте… Хоть за сто! Просто не люблю я ее…
– Гена, я тебя умоляю! – смеялась Наташа. – Ты знаешь это слово? И ты им когда-нибудь пользовался?
– Тебя я люблю, Наташка, – вздохнул он. – Я это недавно понял… Ни с кем мне так хорошо не было, как с тобой…
– Не надо, Ген, – серьезно сказала Наташа. – Все прошло и ничего не вернешь, – а потом усмехнулась. – Да и нет у меня таких денег, Мерседесы-то покупать!
– И в этом моя беда, – опять вздохнул Генка. – Уж очень я эти деньги чертовы уважаю!
– Работать не пробовал? – опять смеялась Наташа.
– Пробовал, – тяжело сказал Генка. – Тут вообще караул. У меня прямо аллергия какая-то на работу. Сижу на ней и чуть не плачу – жизнь почти физически уходит, а я на работе! Кошмар.
– Генка, иди манекенщиком! – вдруг придумала Наташа. – А что? И работа красивая, и данных у тебя для этого более, чем достаточно, и платят тоже, вроде неплохо. А? Да и там выбор побольше будет – сплошь богатые тетеньки и все на тебя смотрят! – Наташа уже смеялась. – Может, найдешь не такую строгую, но такую же богатую!
– Смеешься, – вздохнул Генка.
– Да ты что? – все-таки смеялась Наташа. – Советую! И от всей души, между прочим!
– Вообще-то, интересная мысль, – задумался Генка. – Про манекенщика… – а потом опустил глаза и совсем тихо спросил: – А если я буду работать и зарабатывать… Тогда… Ты не хочешь попробовать все сначала?… Ведь ты же одна сейчас…
– Нет, Гена, – сказала она решительно. – И одна я или не одна – ни на что никоим образом не влияет.
– Его забыть не можешь? – вздохнул Генка. – А я говорил тебе, что не женятся…
– Да нет, Ген, – задумчиво сказала Наташа. – Тут как раз все наоборот получилось. Не выходят замуж татарки за евреев! Хоть он и не совсем еврей, а я не совсем татарка…
– А вот я совсем… – прошептал Генка, а потом встал и посмотрел на часы. – Пойду я Наташ, а то скоро операция кончиться, а ведь я еще ничего пока не решил… – а потом наклонился, заглянул ей в глаза и сказал грустно: – …А совсем я – дурак. Полный. Потому что когда-то потерял тебя…
Жизнь продолжалась, Наташа работала, воспитывала Олежку, воевала с матерью, а вечерами занималась, она так и не бросила этой своей мечты – поступить с медицинский. Гера пока держал слово – не звонил и не приходил. Она же сама часто брала мобильный, в котором на первую кнопку был запрограммирован его номер, включала, слушала, как автомат набирает первые шесть цифр и сбрасывала… "Сначала я посмотрю Олимпиаду…" – твердила как заклинание…
Иногда, правда, ей казалось, что она чувствует его взгляд – когда выходила из дома или когда возвращалась. Она резко оборачивалась – никого не было… "Только попробуй! – сердито думала она про себя. – Тогда точно никогда не увидишь!"
…А когда он "попробовал", забыла обо всем. Так уж всегда получалось, что ее принципы легко и быстро разбивались о его взгляд и руки…
Было уже поздно, она сидела с биологией на диване и отчаянно зевала. Но принцип есть принцип – раз сказала сама себе, что повторит два параграфа, значит повторит.
В дверь тихо звякнули, и она даже засомневалась – не почудилось ли?
Пошла открывать. Почему-то всегда вспоминала о грабителях, только когда уже дверь была открыта. И увидев Геру просто упала в его объятия, забыв сразу про все – и про принципы и про Олимпиаду…
…Он так отчаянно обнимал ее и так целовал, что она почти не слышала, как он бормочет:
– Я не пришел, Наташа! Я еще не пришел, это не в счет! Я жду твоего звонка! И буду ждать сколько скажешь! Просто… Я не знаю, что мне делать, к кому обратиться… Помоги мне! А потом я опять буду ждать!
Она, наконец оторвавшись от него, с ужасом увидела, что у него на щеке большая и глубокая ссадина, которая видно только и не кровоточила потому, что на улице был уже мороз. Рукав светлой дубленки был почти оторван, одна рука в крови и дубленка сама тоже была вся перепачкана кровью.
– Господи, что с тобой! – охнула Наташа. – Пойдем быстрее! Да не молчи же опять! Что происходит?
– Наташа, – Герка все порывался опять обнять ее и заглядывал в глаза. – Ты ведь не уедешь, да? Это правда не в счет? Скажи, что ты не уедешь! Иначе я сразу уйду, как будто и не приходил!
– Да не уеду! – она раздевала его. – Если только не будешь молчать! Что случилось?
– Они… – Герка сморщился. – Как называть их не знаю… Не могу уже Фредом и мамой…
– Называй роботами, – подсказала Наташа.
– Да, роботы, – схватился за это слово Герка. – Они теперь полностью неуправляемы. И полностью сами по себе, что самое жуткое! Я не знаю, как это получилось, но это действительно пострашнее Франкенштейна! Я не могу понять их целей, мыслей… да и есть ли они? Это какие-то существа… Непонятные… Невозможные… Страшные!!!
– И ты продолжаешь держать слово, данное маме? – грустно спросила Наташа, смывая ему со щеки кровь.
– Да нет же!!! – подскочил Герка. – Я сразу же ушел тогда! Сказал отцу, что больше я ничего делать не буду, и ушел! И Жора ушел! Он сейчас в частной школе тренер, зарабатывает хорошо… хоть отец и не приостановил платежей на наши счета… Но я ведь не мог совсем бросить его, Наташа! Ведь он мой папка, я люблю его!
– Конечно, конечно, – Наташа, слушая его, не прекращала своего занятия – осматривала, и когда Герка от ее прикосновения вскрикнул, вздохнула: – Да у тебя ключица сломана! Господи, ты скажешь что произошло?!?
– Я ходил туда, часто… Отец не говорил что делает, только все время просил вернуться, но я не соглашался, и Жора не соглашался… Но он сам что-то все равно продолжал делать… Правда, больше на нем не было ни синяков ни царапин, и я уже совсем было подумал, что он тоже все закончил… Наташа, – Герка опять так смотрел на нее, что она невольно обняла его и прижалась к щеке. – Наташка… Я все время ждал твоего звонка! И я делом занялся – сейчас репетиторов нанял, а летом буду в институт физкультуры поступать. Ведь высшее образование все-таки нужно получить!
Наташа понимала, что он оттягивает какой-то неприятный рассказ, и решила не торопить его, а только спросила:
– А почему в институт физкультуры?
– А куда еще, Наташ? – оправдывался Гера. – Физика, математика и химия для меня как научная фантастика. История, литература – просто не интересно и никогда не нравились. По-французски я неплохо говорю, …мама еще учила… Но делать из этого профессию? Тоже не хочу. Я тренером буду! И у меня много планов!
– Уже планы? – вздохнула Наташа. – Сначала поступи да закончи. А потом уж и планы.
– А я быстро, экстерном! Мне ведь лет-то много! В моем возрасте люди уже заканчивают институты!
– Ага. Старичок ты мой, – улыбнулась Наташа. И так как Герка все еще собирался с духом для рассказа, спросила: – А что за планы?
– Школы открыть! Фигурного катания, конечно. И для всех! Для взрослых тоже! …Ой!!!
– Терпи, – Наташа стягивала ему плечи назад жгутом, чтобы зафиксировать ключицу. – Только со взрослыми ты погорячился. Кому, как не тебе знать, что для того, чтобы чего-то достичь в этом спорте, нужно начинать с самого детства.
– Да не нужно делать из всех спортсменов экстра-класса! – возмутился Гера. – В лесу зимой полно катающихся на лыжах! И молодежи, и взрослых, и совсем пенсионеров! И что? Они все бегуны? Чемпионы? Просто люди отдыхают и радуются движению! Летом все купаются, и при этом чемпионов среди них нет! Люди занимаются теннисом, бегают, играют в футбол и волейбол. И они опять-таки вовсе не чемпионы! А почему коньки у нас практически недоступны? Почему на них только дети и молодежь? Да просто не умеют, вот и все! А не умеют потому что негде! Вот я и хочу сделать это доступным для всех от совсем детей до людей преклонного возраста! Просто нужно сделать побольше катков, а места у нас в Москве предостаточно, только используется все по-глупому. И тогда взрослые и состоятельные будут платить за занятия, а на эти деньги детей и стариков можно будет учить уже бесплатно. И у нас опять будет много талантов, ведь сколько детей сейчас не могут заниматься, потому что нет денег!
– Ладно, Гера, это все хорошо, но все-таки, давай твои прожекты оставим на потом, – Наташа решила ускорить события, потому что у Герки, за всем этим словесным потоком было что-то поважнее – глаза были испуганные и он все время о чем-то напряженно думал – даже складочка между бровей образовалась… – Давай-ка рассказывай, что там у вас происходит.
– Наташа! – Герка и сам словно обрадовался, что она подтолкнула его. – Я не знаю где отец и Жора! Телефоны не отвечают, дома их нет, всех Жориных знакомых я обзвонил! Я пошел в ангар, хоть папка и говорил, что не пойдет туда… А там… Фре… то есть робот… Он не пустил. Я пытался силой прорваться! Вот что получилось… Он намного сильнее! Видно это жидкость так действует… Он, кажется, даже стал выше… Он просто быстро и умело избил меня и выкинул, как котенка за дверь! А потом эта дверь перестала открываться! – Герка вдруг закрыл глаза. – Наташа, а вдруг ОНИ УЖЕ МЫСЛЯТ?… Если это они заблокировали дверь?
Наташа слушала все это с огромными глазами, а потом прошептала:
– А ты мне здесь сказки про фигуристов рассказываешь… Нет, ты тоже видно сдвинутый! Только на этом своем катании! – а потом резко встала. – Пойдем. Ты на машине?
– Да… только, – Гера вдруг сморщился. – Господи… Опять я полный дурак… Зачем я тебя в это втягиваю? Нет! – сказал решительно и тоже встал. – Я один. Никуда я тебя не возьму.
– И что ты собираешься делать? – недоверчиво сказала Наташа.
– Милицию вызову, – твердо сказал Гера.
– И скажешь им, что твои мама и брат, которые умерли… да нет!… всего-то ничего, шесть лет назад!… что они ходят по ангару, не пускают тебя, и что-то там непонятное делают? Так что ли? – Наташа прищурилась, а потом вздохнула. – Тогда заодно заранее заказывай и платную психушку, говорят там обращаются повежливее!
– А что же тогда? – растерялся Гера.
– Пойдем, – Наташа подумала немного и достала из шкафа темную куртку. – На, одевай, а то ты словно мясник в своей пижонской дубленке. Она мне велика, а тебе сойдет.
– И что?
– Я дверь открою, – Наташа уже сосредоточенно продумывала план. – Во всяком случае попытаюсь, раньше она меня слушалась.
– Нет, Наташа, нет, я не пущу тебя туда! – сопротивлялся Герка.
– Да я и сама не хочу! Как-то меня совсем туда и не тянет, в этот ваш чертов ангар… – бурчала Наташа. – А поэтому сделаем вот что. Звони-ка ты своему мафиози. Он кого-нибудь пришлет на подмогу. Ведь он, как я понимаю, в курсе всех дел?
– Нет, конечно не всех! Но знает много.
– Звони, рассказывай про папу!
– А, может, все-таки ты не поедешь? – несчастно спросил Гера, потому что Наташа тоже одевалась. – Его люди, я думаю, и сами справятся… И с дверью, и с ними… И как я сам про него не вспомнил?…
– И пока они будут долбить дверь, … «роботы» внутри раздолбят и Зиновия Самуиловича и Юрия! Мне почему-то кажется, что они там… – вздохнула Наташа.
– Наташа… – опять пытался что-то возразить Гера.
– Пойдем! – резко сказала Наташа. – Я, между прочим, тебя еще не простила! И если будешь кривляться, тогда уж точно брошу!
– Пойдем, – сразу же сказал Гера.
Как только Гера сел за руль, Наташа поняла, что и этот руль надо брать в свои руки – он сморщился, пытаясь, видно справиться с болью. Состояние аффекта, в котором он этой боли не замечал, уже стало проходить, и она представляла каково ему сейчас.
– Вылезай, – коротко сказала она, открыв дверь с его стороны. – Я сама.
– А ты можешь? – удивился он.
– Не смогу, так научусь, – она внимательно посмотрела управление. – Вторая скорость здесь, что ли? Так… Да звони же!!! – возмутилась наконец.
Герка послушно стал выполнять ее указания, а она сама быстро вспомнила уроки отца, да и машина была хорошая и послушная.
Гера позвонил загадочному папиному знакомому и, услышав его имя и отчество, Наташа напряглась: "Неужели…". Потом Гера опять бесконечно звонил то отцу, то Юрию. Молчание…
Наташа никогда так быстро не ездила, отец, который ее учил, был всегда абсолютно и категорически дисциплинированным водителем, но сейчас она совершенно не замечала, что стрелка спидометра все время стоит прямо-таки на неприличной отметке. "Только бы не менты…" – твердила она про себя как заклинание. Но и сейчас ее где-то услышали, и лишь притихший Гера всю дорогу с удивлением посматривал не нее… Видимо, поэтому они и опередили свою подмогу.
Ночью, в свете Луны и далеких фонарей ангар выглядел каким-то особенно зловещим.
Они вышли из машины и медленно приближались к двери. Гера опять было начал:
– Наташа, не надо, оставайся в машине!
– А толку? – Наташа сосредоточенно смотрела на дверь. – Тебя же дверь все равно не слушается!
– Подождем, – Гера посмотрел на часы. – Они скоро приедут.
– А вдруг там нужна помощь? – прошептала Наташа. – Герка, а вдруг они все-таки там, и все так плохо, что и позвонить не могут?
Гера молчал, нахмурившись, и Наташа опять прошептала, как будто боялась, что ее могут услышать уже отсюда:
– Гер, давай хоть попробуем! Может и не откроется дверь?
– Я что-то не понял, папа ее и на тебя запрограммировал? – спросил Гера.
– Нет, – Наташа опустила сначала глаза, но потом честно призналась. – Она сама как-то запрограммировалась. Не знаю, почему, – и даже улыбнулась: – Видно голос мой понравился!
– Твой голос не может не понравиться, – серьезно сказал Герка. – Даже двери!
Они уже подошли совсем близко к ангару, и Наташа, внутренне дрожа (а вдруг дверь ее "забыла"?), очень робко, почти шепотом, как когда-то давно попросила:
– Откройся, Сим-Сим… Пожалуйста…
Дверь, словно чуть подумав, тихо щелкнула и открылась в черноту ангара…
Они постояли, собираясь с силами, и Гера первым шагнул в прихожую.
Из зала пробивался свет, и была слышна музыка. Так хорошо знакомая "Судьба", которая приобретала сейчас какой-то особый жуткий смысл…
Гера уже совсем было хотел войти, но Наташа яростно дернула его за рукав:
– Ты что?! Не так… – и выглянула чуть-чуть из-за косяка.
На льду был Фред… Или то, что когда-то им было. А на лесенке у прожектора сидела Елена… Когда-то Елена… Один бесстрастно и красиво катался, другая так же бесстрастно и молча смотрела… "Кто это?… Что у них на уме?… Есть ли он, этот ум?…" – Наташа даже плечами передернула…
Гера тоже хотел выглянуть, но Наташа не дала:
– Нечего тебе на это смотреть! Да и небезопасно… Они, видно, потому нас и не услышали, что музыка играет! Давай поскорее проверим, здесь ли Юрий и Зиновий Самуилович и если нет – обратно.
– А как? – прошептал Гера.
– Вот так, – Наташа встала на четвереньки и потянула за собой Геру. – И не вздумай высунуться!
Они поползли за бортиком в сторону коридора, и буквально за первым же поворотом наткнулись на Юру, который волочил за ворот пиджака Зиновия Самуиловича. Половина лица у него была в крови и одна нога, видно, сломана – вывернута неестественно. Про Зиновия Самуиловича же Наташа решила пока не думать… С такими развороченными ранами на животе люди обычно вообще не живут… Но тот был пока жив – закусил губу, чтобы не стонать…
Наташа сразу же зажала Герке рот, потому что тот, кажется, готов был закричать. Юра тоже умоляюще прошептал:
– Тихо, тихо… Гера, мальчик мой!… Ты в порядке?…Я так боялся за тебя!
Наташа поняла, что с одним глазом Юрию, видимо, придется проститься… Но у него явно было состояние аффекта, и он, не замечая боли, и как всегда следуя своей неугомонной натуре, не мог не побалагурить:
– Не надо так смотреть, барышня… И успокаивать не надо. Мой глаз лежит за дверью коридора, я это своими глазами… черт! то есть,… своим оставшимся глазом видел! Жалко, конечно, я как-то уже привык к нему за пятьдесят три года! Вот Зина только… И вы, Наташенька, помочь не сможете… Я это понимаю… Да и нечем – аптечка в гостиной…
– Скоро здесь папкин Боб будет! – прошептал трясущимися губами Гера. – Они, видно уже в пути…
– Ты позвонил? Догадался? Хорошо, – вздохнул Юрий.
– Это Наташа, не я, – Гера теперь тоже помогал тащить Зиновия Самуиловича.
Когда они выползли из ангара, к нему уже стремительными тенями приближались два небольших броневичка и огромный черный джип.
Наташа не ошиблась в своих предположениях и просто похолодела, когда из джипа вышел так хорошо знакомый по газетам и телевидению человек.
Он подлетел к ним и упал на колени рядом с Зиновием Самуиловичем… Посерел, когда увидел его рану… Но бодро заговорил:
– Все будет хорошо, Зина… Держись только! Все будет отлично!
Потом он коротко что-то сказал одному из трех людей, непрерывно следующих за ним, и из автобусов стали неслышно выпрыгивать люди-тени, все в черном, в масках, и с оружием…
Несколько из них сразу же стали оказывать помощь Юре и Зиновию Самуиловичу.
"Незнакомец" встал, тяжело вздохнул, взял Герку под руку и начал выяснять подробности.
Наташа стояла поодаль, не мешала и только слышала, как тот иногда горестно и громче обычного восклицал: "Ну почему мне-то не позвонил?… Ах, Зинка… А я-то для чего?… Фу ты, господи, ну ерунда полная, правда…"
Наташа решила, что теперь надо и о себе заявить. Она решительно подошла к мужчинам, заставив трех его спутников несколько напрячься, и сказала:
– Там в ангаре… Их нужно обезвредить. Связать, что ли? Не знаю… Только, пули они вряд ли испугаются. Они и так уже мертвы.
– Твоя? – коротко спросил "незнакомец" у Геры, кивнув на Наташу.
– Моя, – так же коротко ответил Гера, обняв при этом Наташу за плечо.
"Незнакомец" еще какое-то время внимательно смотрел на Наташу, потом бросил трем своим "теням":
– Действуйте.
А дальше все произошло очень быстро.
Профессионалы знали свое дело – ангар быстро и бесшумно заполнился ими, вспыхнул наружный свет и очень скоро главный из этой команды дал отбой по рации – можно было входить.
Юра, которому уже забинтовали голову и положили шину на ногу, наконец смог рассмотреть "незнакомца". Сказал несколько бравурно:
– О, какие люди! – и, более внимательно посмотрев на того, тихо спросил: – Что?… Зина, что?…
– Жив, – коротко сказал тот, а потом обернулся и, убедившись, что Геры нет рядом, тихо и судорожно вздохнув, добавил: – Пока… И ненадолго…
– Да что здесь произошло?!?!! – не выдержав, всхлипнула Наташа.
– Он решил все закончить… – прошептал Юрий. – И… Господи, как же это сказать-то? Убить их? Но они давно мертвы… Просто удалить жидкость из крови… И они бы стали тем, кто…нет!… ЧТО они и есть на самом деле – телами… трупами… И похоронить… Только вот они этого не захотели!
– Мама… – всхлипнула опять Наташа.
– И мама, и папа, и бабушка Зося с дедушкой Николасом… – вздохнул Юрий. А потом прошептал: – Мне кажется, они могли читать мысли… Они все поняли! – а потом вдруг заторопился, как будто боялся что-то забыть. – Зина меня позвал, один не мог. Свои опыты он кончил, его изобретение вело себя более, чем отлично. Что еще? Оживление? Он уже понял, что восстановить мозг, который умер шесть лет назад не удастся… Но и это все не главное… Наташа! – опять обратился к ней. – Вы тогда были свидетелем! Они начали СВОЮ СОБСТВЕННУЮ жизнь! Потом, правда, это долгое время не повторялось, и мы уже было совсем решили, что это случайность, какие-то остаточные движения его жидкости, или реакция на магнитные бури, что все хорошо. Но когда мы пришли сюда, чтобы все закончить, тут-то они и дали о себе знать… И как! Боже мой… – застонал он. – Моя Лена, сестренка… Наше солнышко семейное… Цветочек нежный… Я, видно, и не женился-то только потому, что слишком хорош был эталон женщины, живущий рядом с детства! Не было больше таких женщин на свете… И ТО, ВО ЧТО ОНА ПРЕВРАТИЛАСЬ! – он закрыл оставшийся глаз и уже почти шептал: – Здесь началась какая-то бессмысленная в своей жестокости бойня… Зина хотел позвонить вам, – кивнул он "незнакомцу". – Но они не дали… Точно, мысли читали… Иначе, откуда им знать про телефон?… Поломали нас и раскидали, играючи, как кукол… А потом, вроде и забыли совсем… Ерунда… Полная… Бессмыслица… Хотя, какие у НИХ мысли?… Потом я слышал у двери голос Геры, а потом была какая-то возня… Я решил, что надо уходить во что бы то ни стало, но Маресьев из меня какой-то неправильный вышел… Увы, слабоват! Только и надеялся, что с Герой все в порядке и что он вам позвонит… Что с Зиной-то?
Словно в ответ на его слова, мимо прошли черные люди, несущие на носилках Зиновия Самуиловича. Рядом шел Герка, держал его за руку и твердил как заведенный:
– Папка, все будет хорошо! Правда? Ты мне обещаешь? Ну, скажи, хоть что-нибудь!
Наташа тоже подбежала к носилкам и поняла, что ни вертолет, который за время их разговора подлетел к ангару (чтобы побыстрее), ни все серьезные и профессиональные, на уровне хороших врачей, действия "черных", ни любые просьбы Герки уже не помогут… Она слишком хорошо знала этот взгляд, взгляд людей, готовящихся к вечности…
– Наташа… – прошептал Зиновий Самуилович, увидев ее. – Он и правда не виноват… Не судите строго… Это все я… Сумасшедший… Здесь вы все правы… Прощайте…
Он закрыл глаза, видимо истратив весь запас сил, и замолчал.
Герка одной рукой так и держал его за руку, а другой вцепился в Наташу…
Так вся процессия и двинулась к вертолету.
Там Зиновию Самуиловичу стало, как будто легче, он улыбнулся и что-то шепнул на ухо Гере… Наташа же видела, что это последний проблеск перед агонией и тихо спросила у "незнакомца":
– А эти… Ну,… роботы, что ли… С ними что?
– Связаны, лежат в ящиках, – пожал плечами "незнакомец". – Мои люди потом разберутся что к чему.
– Боб!!! Там кто-то остался? – вдруг даже привстал на носилках Зиновий Самуилович.
– Ну, конечно, – удивился тот. – А что?
– Немедленно… Боб! Немедленно!! Убери всех!!! Скоро все взлетит, к чертовой матери! Я так решил! Конец… так уж всему конец… Я это давно запрограммировал… На самоуничтожение… в случае чего… и случай этот СЛУЧИЛСЯ!!! И ни в коем случае не берите ИХ!!! Они и есть главные мины!!!
"Незнакомый" Боб уже начал отдавать по телефону распоряжения, когда Зиновий Самуилович облегченно прошептал:
– Ну вот, кажется, и все…
И когда вертолет уже был высоко в небе, когда джип и автобусы отъехали от него, ангар полыхнул огромной и нереальной в своей жуткой красоте свечой… Гера сжимал Наташе руку до боли, но она не замечала. Юрий плакал оставшимся глазом и шептал:
– Лена… Фред… Прощайте…
Наташа тоже плакала и вспоминала, как Фред,… или то, что им когда-то было,…. словно в подтверждение Геркиных слов о том, что и ему бы она понравилась, собирался ее поцеловать… Страшная мысль билась где-то глубоко-глубоко, темной венозной жилкой: "Да, они были мертвы… Но так ли уж безумны?…"
Зиновий Самуилович тихо и торжественно смотрел на это зарево, а потом опять откинулся на подушку, улыбнулся всем почти по-детски и прошептал:
– Да, действительно все…
И умер.
…Гера так и держал ее за руку – и на похоронах и на поминках. Отпускал только когда вынужден был отойти по естественным надобностям, но так отчаянно шептал перед этим: "Ты ведь не уйдешь, да?", что она вздыхала и, проводив его чуть не до двери туалета, говорила:
– Не уйду.
У него было очень много родственников – их огромная трехкомнатная квартира была битком набита народом. По тем немногим и сдержанным репликам и разговорам, которыми они обменивались, Наташа поняла, что все очень дружны и, видимо, крепко держатся друг за друга… Наташа вздыхала, вспоминая своих, и отчаянно завидовала…
Сначала Наташа смущалась – как все посмотрят на нее, но тут Юрий, который сидел на анаболиках, мужественно обходился всего лишь палочкой и был в черной повязке поверх бинта на глазу, проявил какую-то свою деятельность и, видимо, что-то рассказывал всем еще при входе. Люди подходили к Гере, уже совершенно не удивляясь ее присутствию, знали ее имя, и целовали обоих – и Геру, и ее…
…А когда все закончилось, Гера сказал Наташе:
– Я пойду с тобой… Не бойся, я потом уйду… И буду ждать звонка… Только сейчас не могу здесь остаться… Пожалуйста…
Наташа молча дала ему дубленку, его родственники уже позаботились и притащили новую… Хорошенькую шубку из песца, которую принесли и ей, объясняя, что на улице сильно похолодало, она не взяла, одела свою куртку…
…Он третий день лежал на диване, не спал, не говорил, не ел. Только иногда пил, когда Наташа, тоже молча, приносила стакан с водой…
И, самое ужасное, что так и не заплакал.
Наташа слишком хорошо знала это состояние и сказала матери, которую как-то застукала идущей к нему с бутылкой, что убьет ее. Вот просто так и задушит своими руками, если та даст ему выпить.
По три раза на дню заходил Юрий. Он поменял имидж – завел широкополую черную шляпу, черный, подбитый мехом, длинный кожаный плащ в талию и выглядел в своей черной повязке более, чем экстравагантно. Поглядывал с интересом на мать Наташи, и говорил, что зря она так долго и принципиально не звонила, ведь в одной очень и очень солидной клинике ее родительницу уже давно ждут с распростертыми объятиями и, причем, совершенно бесплатно – кажется, высокий покровитель Зиновия Самуиловича теперь разглядел в Гере его продолжение и решил так же покровительствовать и ему. Наташа вздыхала и думала какие, к черту, принципы?… ради матери-то?!?… вот только Герка немного оклемается, ведь не разорваться же ей!… но вслух только говорила, что лучше бы ему полежать – и глазница была еще очень воспаленная, и ногу надо поберечь, а не прыгать весь день, опираясь на палку. Юрий отмахивался, говорил, что такси еще в городе не перевелись, очень тревожился за Геру и в первый же раз попросил:
– Наташа, хотя бы сейчас… Не бросайте его, а? Ведь он считает, что это он виноват в смерти отца! Что если бы раньше пошел против его бредовых затей, то ничего бы и не было… Так что? Не прогоните?
– Совсем вы меня за чудовище держите, – вздохнула Наташа. – Не брошу. Не выгоню. И с ним буду, я ведь даже отпуск взяла!
– Вы прелестная девочка! – облегченно вздохнул Юрий, но потом с сожалением добавил: – Но слишком принципиальная. Женщинам это не идет.
– Как же, принципиальная… – шептала про себя Наташа…
…Как-то, нарушив ее запрет, в комнату пробрался Олежка. Она подсматривала в щелку, готовая сразу же выгнать того, если дело примет неправильный оборот.
Олег сел на краешек дивана и долго молча смотрел в глаза Гере.
Тот, тоже молча, смотрел на него.
– Знаешь, – наконец прошептал Олег. – А у меня тоже папы нет… Но у меня его никогда и не было… Мне ребята во дворе рассказали… А Наташа не говорит, потому что любит меня… А я уже сам знаю.
Наташа за дверью закусила губу…
Гера взял Олега за маленькую лапку, пожал ее и закрыл глаза…
…На четвертый день, когда Наташа пришла вместо воды с бульоном – решила хоть силой, хоть подравшись, но заставить Геру его выпить, он вдруг сказал:
– Наташа… Сядь рядом…
Она села на краешек дивана и горестно смотрела на его обросшее щетиной лицо, на круги под глазами… ставшие такими взрослыми…
– Я сейчас пойду…
– Да куда ты пойдешь! – вздохнула Наташа. – Горе мое фигурное… Не ел три дня, не спал! Так и завалишься где-нибудь!
– Подожди, выслушай… Я все время думал… – тут он достал из кармана ампулу с розоватой жидкостью, обернутую листком бумаги. – Вот смотри… Мне это папка перед смертью дал… Это его жидкость. Та самая… И краткое описание. Он сказал, кто захочет – поймет… И что мне решать ее судьбу. Сам я, конечно, не пойму ничего и никогда… Но все деньги теперь по завещанию мои, я могу нанять людей, специалистов…
– Гера… – прошептала, похолодев, Наташа. – … Что же?… Все сначала?…
– Я все время думал о больных, парализованных… – вздохнул Гера.
– Да не увидят они этого изобретения!!! – почти крикнула Наташа. – В мире слишком много войн! И вот эту гадость, – она ткнула пальцем в ампулу, – используют по ее прямому назначению! Как удобно! Зачем хоронить погибших? В бой их снова, в бой! Но только уже запрограммированных! Не боящихся ни пули, ни самой смерти! Мечта любого доблестного вояки! Солдаты без страха и упрека!… Дешевые киллеры… Бесплатные зомби… Камикадзе… Роботы… Гера, опомнись!!! Мир не дорос до этого изобретения!… Убери, пожалуйста! Спрячь… закопай, отдай это на хранение в какой-нибудь банк!
– Он положил на него столько сил… – прошептал Гера. – …И не только сил… – а потом решительно открыл ампулу: – Вообще-то, я и сам так тоже думал. Просто хотел, чтобы ты поддержала… И не буду я ничего хранить. Мир, когда вырастет из своей военной формы, додумается до этого еще раз… – взял и опрокинул ее на ковер. – Не бойся, пятна не будет… Она со временем полностью испаряется… Ладно, я пойду…
– Гера, не ерунди! – вздохнула Наташа.
– Нет, я пойду, – сказал он твердо. – Я обещал ждать звонка, вот и буду ждать. И я уже в порядке. Только… – он взял ее за руку и вдруг прошептал. – Только пожалей меня немножко… Как тогда, давно, на катке… И у меня хватит сил ждать этого звонка всю жизнь…
Она просто молча прижалась к нему, обняв за голову и гладя то по плечам, то по волосам… Он, тоже молча, потянулся к ней губами… И она не сопротивлялась…
…А потом он также молча встал и стал одеваться, отвернувшись и не смотря на нее… И тогда она в последний раз спросила себя, сможет ли она очень-очень долго, может даже всю жизнь, жить с этим ненормальным, который после всего происшедшего опять, кажется, совершенно всерьез собрался ждать ее звонка? И поняла, что можно было бы и не спрашивать… Но, улыбнувшись, решила закончить игру по его правилам… Пусть он будет всегда главным…
Гера уже одел свитер, когда на стуле зазвонил его телефон. Он вздрогнул, потому что все родные строго соблюдали табу, и пока Юрий не дал отбой, никто его не тревожил.
Он, нахмурившись, взял его и, не глядя на дисплей, ответил:
– Да…
– Здравствуй, Гера, – в трубке был голос Наташи, и он резко обернулся к дивану. Она сидела, завернувшись в плед, улыбалась и говорила в свою трубку: – Это я, Наташа. Как поживаешь? Ты еще ждешь моего звонка? Или, может, наконец-то, одумался?
– Наташка… – он смотрел на нее такими огромными глазами, что она опять улыбнулась. – Я не одумался… Что за глупости? Я просто жду, когда ты меня простишь… – он, вдруг поняв, что так и говорит в телефон, удивленно посмотрел на него, опять положил на стул, а потом подошел к дивану, сел на пол и смотрел ей в глаза.
– Слушай, я просто не знаю, как это делается! – Наташа так и говорила в телефон, хотя он уже взял ее за руку и уткнулся в ладонь носом. – Жалеть я уже, вроде бы, знаю как. А вот простить-то? Подскажи, а? Видно, что-то особенное нужно сделать!
…Но он уже не слышал… Слезы, наконец-то, прорвались наружу и он ревел, судорожно сжимая ее ладонь, как последнюю соломинку…
– Вот это хорошо, Гера, – шептала Наташа, и все гладила и гладила его по голове. – …И это значит – жизнь продолжается…
------------------------------------------
…Зимняя Олимпиада была в самом разгаре.
Уже были и первые победы и первые слезы… Были медали, и были ошибки. Мир, затаив дыхание, смотрел ежедневно на своих посланцев, радовался вместе с ними или горестно вздыхал…
Фигурное катание, эта особая, фантастическая смесь спорта и искусства, тоже шло своим чередом. Каждый день приносил неожиданности – взлеты и падения, законные и неожиданные победы…
…Сегодня трибуны только что отпереживались за мужчин одиночников…
Кто-то кидал цветы на лед, кто-то ругал судей последними словами, кто-то просто наслаждался зрелищем, которое должно было повториться теперь лишь через четыре года…
…Только что Алексей Ягудин целовал лед, принесший ему золотую Олимпийскую медаль, а веселый Женя Плющенко так неожиданно для всех упал…
…Красно-сине-белый флаг поднялся на свою законную высоту, трибуны рукоплескали – кто своим, а кто просто торжеству спорта, силы и красоты…
…На одной из трибун, в большой и пестрой толпе, стояли трое…
Двое из этих троих еще были очень молоды, девушка выглядела почти как подросток и юноша – немногим старше ее. А третий был и вовсе малыш. Он огромными черными глазами смотрел на все это и крепко держался за руки своих спутников. А потом обратился к юноше:
– Гера, а я тоже когда-нибудь буду там, правда? Смотри, как я уже могу! – тут он, отцепившись от рук, за которые держался, резко, с места, подпрыгнул и провернулся в воздухе на полтора оборота.
Девушка испугалась и тут же схватила его за плечо:
– Да ты что! Тебе нельзя еще, а то шов разойдется! Дай-ка посмотрю… – и тревожно осмотрела ему грудь, задрав свитер и футболку.
– Можно, можно! – смеялся малыш от ее прикосновений. – Уже проходит! Ты же сама говорила – чешется, значит, проходит! У меня чешется! Сильно! – а потом опять обратился к юноше: – Так я там буду? И гимн такой же будет и флаг?
– Вот на счет гимна и флага не знаю, – улыбнулся юноша. – Они последнее время с такой быстротой сменяются у нас, что обещать что-либо опасно! Но то, что будешь – точно.
– А ты будешь вон там, да?– показал малыш на места, где фигуристы сидели после выступлений.
– Да, пожалуй, попробую, – опять улыбнулся юноша и взял его на руки. – Хотя, знаешь… Это, вообще, не так уж и важно.
– А как же Наташа? – расстроился вдруг малыш. – А ее туда пустят?
Девушка хмыкнула, а юноша, прижавшись к щеке малыша и, смотря в темные глаза своей спутницы, спросил:
– Я думаю, хороший врач еще ни одному спортсмену не мешал… Ты как считаешь, Олег?…
..вот и подошла к концу история...
Если понравилась - подписывайтесь!
...у меня есть еще..)))
Как-нибудь выложу и другие.
До встречи!