У нас где-нибудь обучают писателей? Что-то не слыхал. Журналист – отдельная профессия, вторая древнейшая и всё такое. Журналист пишет на заказ, а писатель… Зачастую тоже на заказ. Это Пушкин, Толстой и иже с ними писали то, что хотели. Несмотря на всякие «теории официальной народности» (1832) графа С.С. Уварова (министр народного просвещения в 1833 – 1849 гг.), деятельность Бутурлинского комитета по печати (1848), «Диктатуру сердца» графа М.Т. Лорис-Меликова (министр внутренних дел в 1880 – 1881 гг.), «Временные правила о печати» (1882) и прочая, прочая, прочая.
После 1917 года наступила эпоха «социалистического реализма», главная идея которой по части писательства была сформулирована в статье В.И. Ленина «О партийности литературы». Всё, и что не соответствовало этой идее, в печать попасть не могло. Впрочем, многое из того, что и оказалось в те годы под запретом, на мой (очень субъективный) взгляд, лучше бы там и оставалось.
Солженицын и Войнович писали откровенную чернуху, во всяком случае, я лично ни черта полезного в их произведениях не нашёл. А это шествие Солженицына с Дальнего Востока через всю Россию в Москву! Как же пророк явился! Сейчас научит нас, сиволапых, как нам Россию обустроить! Он двадцать лет болтался по Северной Европе, Швейцарии, Канаде и США, он «понял жизнь»… Тьфу!.. Как сказал Владимир Высоцкий: «Пророка нет в отечестве своем. Но и в других отечествах – не густо». Знаю, что это перифраз библейского текста «нет пророка в своем отечестве» (Матфей 13-57). Ну да Бог им всем, пророкам, судья.
...Никогда не хотел стать филологом, хотя читал всегда много, а лет в 12-13 сам пробовал сочинять. Годам к 18-и прочитал всех русских классиков и большинство зарубежных. Не говорю, что ВСЁ, но – ВСЕХ. За редким исключением. Не могу читать Достоевского. Раза три брался за «Преступление и наказание», понял лишь того, кто сказал, что писать это было преступлением, а читать – наказание. Брался за «Идиота», он заставил задуматься: и кто тут идиот? Князь Мышкин, автор или я? Моя вторая жена обожала «Бесы». Пробовал… Видимо, в голове у Фёдора Михайловича были какие-то свои бесы, которые не желали подружиться с моими.
Примерно та же история была с Диккенсом. «Оливера Твиста» осилил, но без особого интереса. «Крошка Доррит» не пошла. Все тащились от «Записок Пиквикского клуба». Но, видимо, англицкий юмор Диккенса оказался для меня слишком тонок. Практически незаметен. Это при том, что в четырнадцать я взахлёб читал Чехова, в пятнадцать с удовольствием прочитал «Войну и мир» и «Анну Каренину» Льва Толстого. Тургенев, Гоголь, Некрасов, проза Пушкина и Лермонтова, Гюго, Дюма, Мопассан, Генрих Манн, Моруа, Сервантес, Джек Лондон, Эрнест Хэмингуэй и многие другие однозначно нравились. Но любимой книгой в юности был роман А.Н. Толстого «Пётр Первый».
Наверно, всех этих авторов нужно читать в юности и иметь дома, возможно, с возрастом захочется к этому вернуться, в крайнем случае – детям останется. Ничего из классики я в зрелом возрасте не перечитывал, может быть, совсем на старости лет захочется. Если доживу.
Что меня всегда раздражало в филологах, это их безапелляционные трактовки произведений Великих. «ЧТО хотел сказать этим граф Толстой?! А вот он хотел сказать ЭТО и и ЭТО!» Так и хочется спросить: это он Вам лично сказал? «У Пушкина нет ни единой случайной строчки!!» Такое может заявить только тот, кто в жизни двух строк не срифмовал. Сразу вспоминается В.В. Маяковский с его «рифма – вексель» из «Разговора с фининспектором о поэзии». С неправильно оформленным векселем можно сходить разве что в ватерклозет. Так и неверная рифма может превратить стихотворение в бумагу всё для того же заведения.
В юности я сочинял стихи. Не писал, а именно сочинял, порой не без труда подбирая рифмы и стараясь соблюсти ритм. Получалось… не очень, мягко говоря. Бросил. Вернулся к стихам лет восемь назад, когда взялся писать пьесы в стихах для своего студенческого театра.
Был у меня театр в колледже. На полном самообслуживании: сам сочинял, сам актеров подбирал, сам ставил, сам зрителей приглашал. Только не играл сам. Актёр из меня, как из енота балерина. Нет, ни зрителей, ни критики я не боюсь. Когда ты изо дня в день выходишь с лекцией на аудиторию в сотню лиц, а потом кто-то из администрации, зачастую не имеющий (-щая) педагогического образования разбирает по косточкам, что ты сказал и как сказал, бояться уже нечего и некого. Просто сыграть я могу только самого себя – преподавателя истории в аудитории. Но для театра я писал не стихи в полном смысле этого слова, а просто рифмованные диалоги реальных и вымышленных героев своих пьес. Однажды мне даже удалось срифмовать речь императора Александра II (1855 – 1881) на предмет освобождения крестьян от крепостной зависимости. И всё же это не поэзия. Рифмоплётство от силы. Да и писателем я себя никогда не считал.
Одна моя студентка сочинила серию рассказов, вот уже три года проталкивает эту «книгу» в издательство АСТ (других она не желает), но в соцсети заявляет: «я – писатель». Ну, поздравляю типа. Просил показать что-нибудь из написанного, но так ничего и не увидел. Есть такой перуанский писатель Марио Варгас Льоса (ему сейчас 83 года), и есть у него роман «Тетушка Хулия и писака». Этот писака сочинял много и ударно, но все его произведения оставались с открытым финалом. Он оставлял выбор за читателем – чем дело кончится. У Кабакова был «Сочинитель», у Льосы – писака. Второй мне понравился больше. Он был своего рода литератор-маньяк, который не мог не писать. Он (писака) ведь никогда не слышал М.М. Жванецкого, сказавшего: «писАть, как и пИсать нужно только когда уже больше не можешь терпеть». Впрочем, он и не терпел, он просто писАл. Вот и я не могу. Графоман, наверно. Хотя, моя третья жена так и называет меня – маньяк. Но при этом читает всё, что я сочиняю. При том, что нетбук стал для меня основным «средством производства» лет семь-восемь назад. До этого я писал от руки, ловя какой-то кайф от самого процесса. Водить ручкой по бумаге – это кайф. Почерк, правда, сильно испортился, но кайф остался. (При том, что заполнять зачётки не люблю.)
Если отвлечься от классики, кого и за что можно назвать писателем? Сколько книг нужно написать и издать, чтобы считаться писателем? Или членство в Союзе писателей обязательно? Так это запросто! Можно издать книгу за свой счет, найти того, кто рекомендует, заплатить вступительный взнос в десять тысяч рублей и стать членом Союза писателей. И оставаться им пожизненно при условии ежегодной уплаты членских взносов. Вот надоест моей бывшей студентке бодаться с АСТ, обратится она в скромное частное издательство, заплатит немножко денег и издаст свои рассказы. А потом я даже знаю, кто даст ей рекомендацию в Союз писателей. И станет она «писателем в законе». Мне реально любопытно, что она там такое написала? Ладно бы это был сборник стихов. Стихи пишутся сердцем, душой (у кого она есть), тут не важны ни возраст, ни жизненный опыт. Но проза требует кое-какого знания жизни… Не случайно Лев Толстой с некоторым пренебрежением относился к поэзии. Типа выплеснул поэт зарифмованные эмоции, ни труда, ни хлопот. Пренебрежения графа не разделяю, но согласен, что проза требует определенных умственных усилий. На одних эмоциях далеко не уедешь. …Преподаватель того же колледжа – студентам: «Напоминаю! Ваше сочинение должно быть НЕ МЕНЬШЕ ста пятидесяти слов!» Спрашиваю: «Ира, тебе не лень слова считать?» «Лень, -вздыхает. – Но мне и читать их лень. Зато если слов в сочинении сто двадцать или даже сто тридцать, можно вообще не читать. А пишут они такое!..», - закатывает скорбно глаза и только головой качает.
Не спорю, что краткость – сестра таланта. Если она в разумных пределах. Когда-то читал в романе Марти Ларни «Четвёртый позвонок» про издававшиеся в США карманные издания Льва Толстого – роман «Война и мир» с сокращениями: только самая суть. Не знаю, как можно раскрыть в 150-и словах образ протагониста любого произведения русской классики. Ну, разве что внешность описать или привычки в духе анекдота: «Татьяна Ларина очень любила природу и часто ходила на двор»; «Дубровский имел сношения с Машей через дупло»; «Нехлюдов был светский человек и мочился духами».
Мой младший сын учится в восьмом классе. Его классная руководительница – историк – рассказывает мне про своего ученика: «Он возмущается – почему параграфы по истории такие большие? Я не могу столько читать! – А как же литература? – спрашиваю. – Ты «Тараса Бульбу» Гоголя читал? – Зачем? – удивляется он. – Мне скачали аудиокнигу, я послушал и всё понял». Они смотрят и слушают. А если кому удаётся написать пару страниц, исправив с помощью «вордовского редактора» ошибки, то он (она) уже писатель!!
…В том же колледже выступала перед студентами дама – писатель, поэтесса, которая не постеснялась сказать, что она – литературный негр, даже назвала фамилии, на кого горбатилась. Ей не стыдно. Ей не противно об этом говорить. Она даже как будто бравировала этим. Этакий джинн из Аладдина, гордо повторяющий басом: «Я – РАБ ЛАМПЫ». Оказывается, рабским состоянием можно гордиться. Конечно, деньги не пахнут, но порой пачкают. И не только руки.
…Младший сын очень любит читать. Шесть-восемь книг в месяц для него норма. А еще он очень любит ходить в книжный магазин. И может битый час бродить среди книг. Что-то смотреть, листать. Обычно я составляю ему компанию. Не скажу, что читать нечего… Есть и «старые» (хорошо известные) и новые авторы. Нравится Александр Мазин, хотя я всегда прохладно относился к жанру фэнтези. Сравнительно недавно открыл для себя Бернарда Корнуэлла с очень интересными историческими романами о средневековой Англии. Еще одно новое для меня имя – Олег Яковлев с циклом исторических романов о Червонной Руси. Приятно, что завершился долгий период засилья на исторических книжных полках Пикуля и Акунина. Так же приятно, что переиздаются роман Василия Янчевецкого (Яна), Дмитрия Балашова и Валентина Иванова. В начале декабря я за два дня «проглотил» книгу «Несущий огонь» Корнуэлла (серия «Саксонские хроники») а теперь «мучаю» сборник рассказов О.Генри, которые читал лет 30-35 назад. А сын за это время прочитал «Дневник книготорговца» Шона Байтелла, «Ключ от послезавтра» Руты Шейл, «Убийство в кукольном домике» Бетти Рен Райт, «Месть охотника на ведьм» Джона Беллэрса и Брэда Стрикланда, «Тень и кость» Ли Бардуго, «Гений поневоле» Тамары Крюковой, «Загадка черного цветка» Анны Руэ, «Историю комиксов» Фреда Ван Ленте и Райана Данлеви. Жду, когда сын начнет сам писать.