Наша беда в том, что мы в нынешнее общество прыгнули, как в омут. И вместо того, чтобы законы создавать как отражение действительности, создавали законы, как отражение чужой действительности, мы списывали законы с европейских стран, с Соединенных Штатов.
Это не было результатом нашей дурости, я сам работал в Верховном совете РСФСР, где начиналось все постсоветское законодательство, с чего еще тогда было создавать? Советские законы уже не работали, по факту. И в результате, мы создали очень сложное законодательство, которое не соответствует нашим гораздо более простым условиям. Законодательство берется абстрактное, очень красивое, очень правильное во всем, но не здесь, а во Франции. Вот если у вас французская экономика, французская система взаимоотношений людей, французские дороги, то у вас это сработает, а у нас нет.
Нам нужно было не пытаться повторить Запад, а делать законы под свое, может быть, упрощенные, может быть, где-то более жесткие. Но мы этого делать не смогли, тогда не смогли, а потом не стали. У Островского есть прекрасная фраза. Городничий говорит купцам: "Купцы, вас как судить, по закону или по совести?" - "Ну суди, батюшка, по закону". Он достает пять талмудов и говорит "Вот законы". - "По совести, батюшка!" - "Тогда по 100 рублей с рыла и пошли вон отсюда".
Потому что чем сложнее законы, тем легче судить по совести. Я же недаром Островского-то вспомнил. Свобода чиновника резко возрастет, когда закон усложняется, потому что нет однозначного решения, ты не можешь прийти и сказать: "Как ты так делаешь? Вот в законе написано, ты должен делать так". Он говорит: "А я так и делаю, тут вот есть пятая глава и шестая, ты одну прочел, а я прочел другую, так что давай, свободен". Очень многим чиновникам средней руки совершенно не нужны простые, ясные законы, потому что они их будут ограничивать.
Мы хотели сделать тонкий сложный закон, который предполагал бы разные варианты решения. В результате эти тонкости и сложности стали такими сложными, что кроме чиновника в них вообще никто разобраться не может, кроме узкого специалиста, который на этом сидит, в этом никто не может разобраться, в результате он и хозяин. Не потому, что он обязательно плохой или ворует, он, может быть, и ворует, и плохой, а может, хороший и у него вообще крылья выросли, только результат все равно тот же. Он единственный хозяин, потому что он единственный понимает в этой бумажке хоть что-то. А мы с вами, поскольку мы не юристы, нас другому каждого учили, у нас у каждого своя профессия, мы приходим и пытаемся концы свести.
Вот знаете, как мне в Лондоне сказали? - "У вас была диктатура КПСС, у нас диктатура адвокатов". Но мы не можем, наш гражданин не может позволить себе хорошего адвоката, у него на это денег нет. Поэтому сложный закон нашему человеку оборачивается только отрицательной стороной.
