Однажды я разговаривала с писательницей, специализирующейся на викторианской Англии, пишущей о ней и работающей над собственной серией романов. Я спросила её "а вы - настоящая писательница" и она ответила "да. мои книги нужны людям".
Этим же вечером я вышла с работы, свернула на Невский проспект и зашла в Дом Книги. Там, на втором этаже, у огромных панорамных окон, выходящих на тонущую в оранжево-фиолетовых сумерках главную улицу города, я увидела её книги - в приторно салатово-розовой обложке, с дамочкой в пышном платье. На той самой полке, на которой я никак не могла позволить себе мечтать увидеть собственные книги.
Ещё днём, автор книги, которую я сейчас держала в руках, мне пожаловалась на эти обложки - по мнению издательства, так лучше продавалось, но их навязчивый неприятный дизайн неизгладимо портил впечатление о книге. Если бы я не знала глубину проработки этой вселенной лично, я бы ни за что не отнеслась к книге всерьёз.
Но эта книга была настоящая, и я даже не могла сказать, что именно делало её настоящей для меня - вот эта обложка, унижающая автора, её положение на полке в оффлайн магазине, или то, что это магазин был Тот Самый - именно тот, в который я приходила всю свою жизнь и продолжаю приходить наедине с магией книг, которые можно купить.
Эта книга была настоящей а я, мои красные с мороза руки, тёмное пальто и полосатый шарф - призрачны. В этом магазине сегодня я ничего не куплю и пришла сюда призраком - не читатель и не писатель, а так, ветром надуло. Сейчас испарюсь.
У меня есть книги, я их написала. Сама, с первой и до последней строчки. Есть читатели и даже те, кто изменился после прочтения этих книг, но это не делает меня писателем.
"Нужны ли мои книги людям?" как определила себя моя сегодняшняя собеседница? Наверное да... или нет? Я не знаю ответа. А сколько должно быть этих людей: десять или тысяча? А если это всего один человек, но мои помогли ему тогда, когда больше ничто не смогло? Это важно?
Нет никакой реально существующей анкеты, где я могла бы проставить галочки и так утвердить собственную реальность. Вот - книжный магазин из металла и стекла, вот стеллажи из дерева и там меня нет, хотя прямо здесь я, очевидно, есть, раз стою и держу в руках книгу.
Это странное состояние - ты одновременно и есть и нет является реальностью, в которой нужно уметь существовать, если ты собираешься существовать полностью независимо. Если ты не собираешься позволить ни единой живой душе извратить твои обложки, заставить переписать свои тексты. Или так, или никак.
Правда, нужно сказать, что мне и не предлагал, конечно, никто, изменять обложки или переписывать тексты. Наверное, поэтому та книга, которую я держу в руках и кажется такой настоящей - у неё есть история, её не полностью приняли, её заставили измениться, это трагедия, это - доказательство реальности этого произведения.
Мои же книги никому с этой точки зрения не нужны. Значит - их нет?
Однажды я читала феминистическую статью в интернете. Чуть ли не единственная феминистическая статья, случайно увиденная мной, которая мне не понравилась. Там автор, защищающая своё право не иметь детей, но при этом считаться состоявшейся обвиняла свою оппонентку (обвинившую ранее автора статьи) в том, что та смеет называть себя писательницей лишь на том основании, что она написала книгу.
А как же всё остальное? Как же этот непомерный труд "стать настоящей" когда на продвижение себя и доказательство себя как автора, уходят все силы и все деньги? Это ужасный труд, я пока не смогла справиться с этим - ни психологически, не финансово, не с точки зрения затраченных усилий.
Написать книгу для того, чтобы назвать себя писательницей явно мало. Но явно много, слишком много агрессии - обвинить человека, всего лишь написавшего книгу в том, что он смеет назвать себя писателем.
Вот, есть книжные сайты, там я есть. Если верить livelib.ru, у меня там аж 50 читателей, в группе в социальных сетях - полторы тысячи (может быть, больше прямо сейчас), но если забить мой псевдоним в сети, выйдет, что по отзывам мои книжки читают хорошо, если по одной в год. Я как бы есть, а как бы нет.
Числа, просмотры... смм - это очень сложно, мне очень сложно понять что для этого нужно как пользоваться. Мне не хочется зарабатывать денег, мне не хочется распылять внимание от проработки качества моих книг, не хочется выходить из комнаты. Я хочу просто писать. У меня не на это ни права, ни возможности. Я сначала должна их добиться, найти, заработать, доказать.
Кому-то проще, кому-то легче. Когда-то были люди, страшные люди в дешевых костюмах, сидящие в каком-нибудь советском союзе пистателей или похожей организации, которые могли сказать: "вот вам мы разрешаем быть писателем, а вам - нет. Нам решать, печатать вас или нет, а кого не печатают, тот не писатель".
Сейчас этих людей больше нет. Они умерли, их убили издательские сервисы, их убили открытые публикации, их убил интернет. Я проросла на их костях как цветок, каких вокруг тысячи и тысячи. Целое поле. Мне не нужно ничьё разрешение. Я независима. И никому не нужна.
Или нужна кому-то? Ведь есть же те 50 человек на лайвлибе, есть же полторы тысячи вконтакте, есть же книги на полках, не книжных магазинов, но на обычных людских, человеческих частных полках в домах. Значит... я есть?
Или меня нет, пока у меня нет издательства? А зачем мне издательство, если я хочу сама решать в каком порядке, что именно писать, если я хочу сама выбирать свои обложки и шаг за шагом выбирать свой путь внутрь собственного мира. Путь внутрь моей собственной души, туда, к демонам, живущим внутри моей головы. Чем оно может помочь?
Когда меня спрашивают, писательница ли я, я отвечаю "нет". А когда меня спрашивают, как я стала писательницей, я рассказываю про загадочную трещину в телефоне. Это не противоречие и не двоемыслие. Это какая-то особенная точка существования, когда ты открываешь свою душу, открываешь для течения жизни и перестаёшь искать окна для галочек, а просто позволяешь в каком-то определённом аспекте говорить о себе другим. И пусть всё, что скажут люди будет являться правдой, даже если это будут взаимоисключающие высказывания.
Я правда, правда ненастоящая. Я хочу добавить немного к вопросу о несуществующих поездах, к вопросу, о несуществующих дирижаблях.