К Балу отличников Маринка готовилась, как полководец к решающему сражению. Она нарядилась в изумрудное платье — то самое, в котором он увидел ее в первый раз. Удлинила ресницы своей замечательной тушью, потом припудрила их кончики и еще раз прошлась по ним кисточкой. В итоге ресницы стали вдвое длиннее, а их взмах рождал ветер.
Не короче Ленкиных, — решила она, — и вообще, я ничуть не хуже. Мы еще посмотрим: чья возьмет!
Она припудрила губы и слегка подкрасила своей лучшей помадой. Губы стали пухлыми и похожими на розовые лепестки. Самую чуточку подвела глаза, положила под ними легкие тени и удлинила брови. Попудрила носик, и чуть заметно подрумянила щеки. И снова превратилась в красавицу из сказок Бажова.
Красавица южная, — горько подумала она, — никому не нужная.
И тут же выругала себя за малодушие и упадническое настроение.
— Я не должна падать духом! — велела она себе, — что бы ни случилось. Даже если увижу их целующимися. Я буду идти по жизни рядом с Димой и ждать. Нет никакой Лены — это фантом! Буду верить, что наступит мой час! Может, Гена что-нибудь придумает. Или еще что случится. Надо сходить в церковь и попросить Божью Матерь — пусть она будет на моей стороне, пусть поможет мне. Ведь я так люблю его! А может, обратиться к какой-нибудь бабке, что делает привороты? Говорят, есть такие. Нет, это грех. Лучше буду помогать ему, буду всегда рядом в нужную минуту. Он любит, когда о нем заботятся. Он оценит!
Полная решимости вернуть себе Диму, чего бы это ей ни стоило, она оделась и вышла на улицу, повторяя в уме стихи, написанные для него. Одно она назвала "Лето". Маринка знала, что лето — его любимое время года. Он начинал его ждать с февраля и уже в начале августа расстраивался, что лето катится к концу. В ее стихотворении было и признание любви к лету — олицетворению самой жизни — и тоска по уходящему, и боль утраты. Он поймет, он полюбит эти стихи. Он почувствует то же, что и она.
Как тонко роз благоуханье!
Как сладок воздух по утрам!
— вдохновенно повторяла она по дороге,
За наши зимние страданья
Господь дарует лето нам.
Ах, лето! Солнечные ливни,
Златых колосьев перезвон.
Как зимний срок суров и длинен!
Как краток лета сладкий сон!
А мы, растратив дни беспечно,
Уйдем в надзвездные края.
Как бесконечно длится вечность!
Как кратка радость бытия!
Я приглашу его на белое танго, — решила она, — и прочту ему эти стихи во время танца. И скажу, что у меня есть еще. Будет предлог подойти к нему снова. А может, он сам пригласит? Если стихи понравятся, скажу, что запишу и позвоню. Попрошу спеть, когда сочинит к ним музыку. Он не сможет отказать.
Строя в уме столь радужные планы, она завернула за угол и вдруг увидела их — Диму и Лену. Она вжалась в стену дома, чтобы они ее не заметили, — и вся превратилась в зрение.
Но лучше бы она их не видела.
С синей пушистой шапочке и серой дубленке Лена, румяная и прелестная, шла рядом с Димой и что-то оживленно ему говорила. А он, бережно держа ее под руку, все клонил к ней лицо и глядел на нее. Боже, как он глядел на нее!
Маринка вспомнила его взгляд, обращенный к ней самой. Он всегда смотрел на нее снисходительно, как на маленькую девочку, которую надо всему учить. С чувством собственного превосходства!
Совсем иным взглядом он смотрел на ту, которая отняла его у нее, Маринки. В этом взгляде была покорность и бесконечное, какое-то рабское обожание. Не в силах сдержаться он наклонился и осторожно поцеловал Лену в краешек губ. Она в ответ улыбнулась и по-хозяйски поправила ему шарф.
Все поплыло перед глазами Маринки. Она закрыла их и уперлась лбом в шершавую стену. Безумно хотелось плакать, но она не могла себе этого позволить. Ведь тогда потекут ресницы и вся остальная красота безнадежно испортится. И потому она лишь часто-часто задышала, стараясь проглотить ком в горле. Вот когда она пожалела, что не выпила пару таблеток валерьянки. Валерьянка всегда помогала ей, когда надо было снять напряжение и перестать трястись перед каким-нибудь очередным испытанием, на которые так щедра была ее жизнь.
— Все! Забудь! — приказала себе Маринка, когда они отошли подальше. Настолько, что смогли бы увидеть ее теперь, только оглянувшись. Но зачем им, поглощенным друг другом, было оглядываться?
Они направляются во Дворец по Большому проспекту, а я пойду другим путем, — решила она. Пусть приду позже, зато не столкнусь с ними в раздевалке. И по дороге есть аптека. Куплю валерьянку и сожру сразу три таблетки — может, полегчает?
