«А в холлах витал воскресший дух комсомольского съезда. Лялька, правда, никогда на них не была, но нечто подобное именно так себе и представляла. Некоторые делегации были с красными лентами, как выпускники школ в день последнего звонка, только на них было написано название их территории. Все были с комсомольскими значками, с каким-то парадным выражением на лицах. Фуршетные столы занимали делегациями, периодически слышались приветственные возгласы, троекратное «ура». Играл оркестр, исполнявший мелодии комсомольских песен, и группа особо воодушевленных оптимистов, уже пела в полный голос. Средний возраст присутствовавших – лет пятьдесят пять, не меньше, и то, благодаря, разбавившим толпу, сегодняшним лидерам РКСМ – тридцати-сорокалетним, крепеньким и подчеркнуто жизнерадостным. Ляльке стало грустно. Именно так было, когда еще в ее комсомольские времена, присутствовала на собраниях совета ветеранов комсомола или краеведческого общества. Старенькие мальчики и девочки с юношеским задором отстаивали какие-то свои принципы. Она присела в сторонке, чтобы понаблюдать чужой, явно не ее, праздник жизни. Рядом плюхнулась грузноватая дамочка с отекшими ножками-копытцами, втиснутыми в туфли на каблуках, хоть и не шпильках, но довольно высоких. Может потому, что она смолоду не была «строевым» человеком, и как-то умудрилась секретарствовать, так и не обретя вкуса к жизни в строю, а, может быть от того, что в толпе не было ни одного знакомого лица, ей стало одиноко. Она слышала вокруг слова радости от встречи людей, которые годами не виделись и, наконец, встретились. Их связывали воспоминания молодости. По экстерьеру было видно, кто как после этой далекой молодости фланировал по жизни. Респектабельных было мало. Они держались подчеркнуто демократично. «Ну да, временно доступны», - мелькнуло у нее в голове.
Она сидела, отделив себя от этой массы, хотя прекрасно понимала, что ничем от нее не отличается. И эта, по ожиданиям, бодрая комсомольская тусовка накатила на нее грустью старости, знала бы – не пришла. Ну, куда спрятаться от возраста? Она сама, встречая кого-нибудь из давних знакомых: школьных, студенческих, комсомольских, особенно если долго не виделись, порой говорила: «Ты прекрасно выглядишь», слышала подобное о себе, но думала-то: «Да, время беспощадно». Себя в зеркале видим-то каждый день, а самоощущение никогда не совпадает с паспортным возрастом. «Нет, надо срочно выпить». Она двинулась к фуршетным столам, отоварилась бутербродом и «полтинничком» коньяка с лимончиком.
- Здрасьте, Елена Витальевна! Не ожидал вас здесь увидеть, - перед ней стоял жизнерадостный славногорский молодежный лидер.
- Да пригласили по случаю. А ты?
- Да я с нашей краевой делегацией. Вы в каком ряду?
- Я в ярусах, - она уже начинала резвиться.
- А мы в десятом ряду партера. Ну, я побегу. Рад был вас видеть. Он был счастлив - в Москве! На таком мероприятии! Вокруг такие люди вживую! Да еще в партере! Что еще для счастья надо? Она хохотнула про себя, допила коньячок и пошла на свой ярус. Настроение улучшилось.
Концерт был хороший. Ну, опять же, как грустно видеть любимых, известных и всегда «комсомольских» певцов и артистов: кто-то раздобрел, кто-то постарел, кто-то откровенно еле двигается. Рядом, к счастью, попались не старые и веселые соседи из армейского комсомола, у них с собою было… Еще глоток коньячка, шоколадка, пара комплиментов в ее адрес, и жизнь совсем наладилась. И Лялька не заметила, как вместе со всем залом стала петь комсомольские песни, получая от этого нескрываемое удовольствие. Фантастика! Пирамида сознания перевернулась!
- Наконец! Поехали! – он ждал ее у входа, подняв воротник пальто.
- В гардеробе очередь, - оправдывалась Лялька.
- В отель, скомандовал он водителю.
Пока ехали, он подробно рассказывал, кто из высшего эшелона комсомольских лидеров страны присутствовал. «Так, ему уже за шестьдесят, а тем – за семьдесят. Но они для него, по-прежнему, статусны и значимы. Удивительно! А ведь он всегда был мастером игр и умел сохранять свою внутреннюю автономность. Не сильно вовлекался…. Ой, сама только что песни горланила», - урезонила себя Лялька. Он не только открыл дверь, подал руку, но и, поддерживая под локоток, повел в отель. Она удивленно недовольно глянула в его сторону: в номер к себе приглашать не собиралась. Он моментально все понял и усмехнулся:
- Ну, на ужин я тебя пригласить-то могу? Там все готово.
В маленьком уютном зальчике уже был сервирован столик на двоих.
- А Варвара? – Лялька испытующе взглянула ему в глаза.
- Тебе Варвара нужна? Только свистну, сейчас прилетит. Пять сообщений прислала, - то ли радостно, то ли возмущенно произнес он.
- Нет, я ее уже видела. Тебе проблем не будет? – поинтересовалась Лялька.
- Нет. И вообще, комсомол - не ее тема. В эти дни у нее изъято право вето. Маленькая еще. Она опять не поняла, что доминировало в интонации – нежность, или желание чуть-чуть освободиться от нее – так сбрасывают чужую руку с плеча. «Да удаленькая», - подумала Лялька. Официант удалился.
- Ну, давай за комсомол. Он нас с тобой познакомил, он дал хорошую школу, старт в жизни, - он поднял бокал.
– Кроме комсомола не знаю ни одного другого покойника, чей день рождения вот уже столько лет так радостно бы отмечался, - пулеметной очередью выпалила Лялька. – Ну, давай, выпьем!
- В твоих глазах стоит вопрос. Задавай уж…
Как он ее чувствовал! Главный – зачем он все-таки ее в Москву пригласил и почему именно сейчас, она озвучивать не стала. Ну что бы уж прояснить для себя кое-что интересное, спросила:
- Ты вчера сказал, что с Люсей восемь лет в разводе, а по факту значительно больше. Театральные страсти начались, как я поняла, пять лет назад, Никите три года. А что же было у тебя между Люсей и театром? Я же тебя знаю, просто ничего не быть не могло.
- По тебе спецслужбы плачут, - сказал он весело.
- Что ты хочешь этим сказать? – напряглась она.
- Да то, что мимо тебя мышь не проскочит. Зришь в корень, - она его не переставала удивлять. – У меня была вторая большая любовь.
- Люся первая? – в Ляльке почему-то проснулась стерва.
- Оставь, с Люсей – семья, первая – ты.
- А где же теперь твоя вторая большая любовь?
- У нее все хорошо. Она в своей семье с мужем и сыном, - в голосе прозвучала грусть, и лялькина стерва растворилась. Она подняла бокал:
- Не горюй, что прошло, радуйся, что было. За твою вторую большую любовь! Расскажи… Тюльпаны?
- Вот это у вас общее: умны и с бешеной интуицией. Да, тюльпаны – ее любимые цветы.
Он с нежностью посмотрел Ляльке в глаза.
- Почему же не она, а Варвара? Не смог удержать?
- Не смог. Дружба-любовь, сын и долг перевесили, - не без горечи в голосе произнес он.
- И кто она? – Лялька уже предчувствовала, что это тебе нетеатральные страсти, это посерьезней будет.
- Она работала у меня десять лет.
- А, секс в рабочий полдень… - прервала его она.
- Фу, как ты пошло… Да у меня год ушел на то, чтобы ее рассмотреть, потом два на то, чтобы убедить ее в серьезности моих чувств, а еще два на то, чтобы она смогла себе что-то позволить.
Лялька поняла, что своей стервозностью ранит его и дала себе установку слушать так, словно он – один из ее клиентов.
- Профессорская дочка, с хорошим образованием, замужем за порядочным человеком, другом детства, из такой же профессорской семьи. В благополучном браке, умная, красивая, стильная, классный работник. Да после того, как она ушла, мне двух мужиков пришлось взять, чтобы справлялись с ее объемом работы. Теперь женщин-помощниц я не беру, если заметила, - он излагал все эмоционально, и в то же время как-то концептуально емко. Было видно, что все еще не отболело, хоть и время прошло. «Уже больше четырех лет как, - подсчитала Лялька. - Три года бурного романа. Больше, чем у нас с ним. Представляю, на какие ухищрения он шел, чтобы сохранить ее. Уже и Люся с дочками не актуальны, и тесть генерал – у праотцов».
- Она ко мне в бизнес пришла деньги зарабатывать, чтобы муж мог спокойно защитить докторскую. Сыну было два годика. Жертвенная… два языка – английский и французский блестяще. Менеджерские навыки высшие. Всегда работала на опережение. И креативное, как нынче модно говорить, мышление. И знаешь, порода. Уж что есть, то есть. Этикет, протокол – все на уровне. Даже не ее МГИМОшное образование, а какой-то генетический уровень. Понимаешь, пришла, по сути, из-за денег, но деньгами купить ее было невозможно. Да у меня куча друзей-приятелей, бизнес-партнеров в легкую в своем окружении решали подобные проблемы.
- Какие проблемы? Покупали себе отношения нужного формата? - Лялька уже симпатизировала и даже сострадала этой незнакомке. Только представила, через какие муки и искушения она прошла. Уж кто-кто, а он мог быть интересен, мог красиво ухаживать, да и сексуально был ого-го. Правда, со времени, когда она знала про это «ого-го» до его страсти на новом жизненном витке двадцать с лишним лет прошло. Но, похоже, он из породы сексуальных долгожителей.
- Ну, а муж что? – спросила она.
- Да муж сначала весь в науку ушел. По-моему, не сразу и заметил. Только когда наши поездки за рубеж стали чаще, а ее гардероб несоизмеримо дороже, начал что-то соображать. Понял, что в интересах фирмы на представительские расходы даже супер-пупер работнику столько не отваливают. Кстати, помогла ее подружка, - желчно вставил он. - Взяла и просветила, сколько ее деловой костюм, сумочка, пальто, аксессуары стоят. И тут у него щелкнуло.
- Все понятно – точка кристаллизации. Вдруг все детали, которые видел и не видел, в логическую цепь замкнулись. И пока она условия создавала, ему науку делать, он даже если что-то и замечал, то молчал, а потом раз – и на тебе, мужская гордость прорезалась, - Лялька не заметила, как автоматически стала адвокатом их страсти-любви.
- Примерно так. И сын подрос. В десять лет генетически умный ребенок – это манипулятор. Но надо отдать должное ее мужу. Он вел себя очень благородно. Сыном не шантажировал, скандалы не устраивал. Он научную карьеру сделал и показал, как дорожит ею и семьей. И семья перевесила. Я видел, как она мечется, и знал, что если я пережму, и она уйдет от мужа ко мне, это не сделает ее счастливой, она мне не простит. Я не смогу заменить сыну отца. Ты же понимаешь, что у них с ним – особые отношения. Они очень близки. Мама зарабатывала деньги, а папа в это время делал науку, но и много занимался ребенком, - он не без горечи оправдывал ее. – Мне пришлось ее отпустить, и даже больше – облегчить уход.
- Что ты хочешь сказать? Варвара? – у Ляльки самопроизвольно вырвалась догадка.
- Ну да, - он повел плечами. - Ладно, хватит об этом. Лучше расскажи, чем ты сейчас занимаешься.
Он явно хотел сменить тему. Лялька видела, что невольно разбередила ему душу, и чувство вины заставило ее в красках и лицах, с юмором и стебом поведать об их авантюрном проекте с мужскими откровениями, переодеваниями, экспериментами и даже поркой. Она заставила его хохотать в голос и была этим чрезвычайно довольна. После часового моноспектакля и обалденного десерта Лялька почувствовала пресыщенность не без изрядной доли усталости.
- Ну, все, Котик, тебе пора возвращаться в твой то ли зоопарк, то ли цирк – не разобралась пока.
- Не понял, - он хитро улыбнулся.
- Ну, Котик, Кит и… дрессировщица? – провокационно весело спросила Лялька.
- Слушай, какая ты стерва! Элегантная, признаться. Но как же я, оказывается, по тебе скучал.
- Ничего, я, похоже, вам тоже подхожу - гадюка, - Лялька хохотнула.
Он включил телефон и тут же, одно за другим обнаружилось несколько сообщений от Варвары. Одно он показал: сервированный на двоих ужин при свечах.
- А она молодец! Расслабляться не дает, - похвалила Лялька. – Езжай на второй ужин.
- Да она дрыхнет уже давно без задних ног, - он был рад, что в ее голосе на этот раз не было уже ни капли стервозности...»
P.S. Не Пушкин. Продолжение... Каникулы...
