Бросив вещи рванула в родной город. Там подралась с папашей и его молодой женой, пообещала им сжечь их уютное гнездышко, все деньги потратила на памятник матери и запила. На югах то пьянки-гулянки были каждый день и все 2 месяца.
Ее в буквальном смысле слова в психушке выводили из запоя.
На занятия она приехала к концу ноября. Зная про ее двойки и учитывая, что это уже 4-й курс, насыщенный и ответственный, декан отправил ее в академ, к учебе не допустил. Да и откровенно, прочитав ее справку медицинскую, решил от нее совсем избавиться. Профессия и отрасль где работают выпускники этого вуза не предусматривала психически неустойчивых людей. Решил пусть идет поработает, а там может он уговорит ее перевестись куда-нибудь, где учиться будет полегче и от них подальше.
Из общаги ее конечно же выселили.
Она устроилась на стройку лимитчицей, только там можно было получить общежитие, помощником маляра, а на самом деле разнорабочей. На морозе таскала и мешки с цементом и банки с краской. Простыла и надорвалась. Прямо с работы попала в реанимацию с воспалением легких, уже практически на последней стадии.
Все биографы в последствии все - таки предполагали что у нее была все же клиническая смерь, но врачи, те кто ее тогда принимал, на момент составления ее автобиографии уже уволились, их найти не удалось, а медкарта загадочным образом исчезла.
Сама она никогда и никому о себе ничего не рассказывала, кроме одного человека – своего духовного наставника. Но тот по сану все тайны своих прихожанок свято и надежно хранил.
А жизнь у нее после выздоровления пошла странным и извилистым путем.
Выписали ее после нового года. Прямо из больницы пошла на личный прием к ректору, попросила восстановить в институте со второго семестра опять на третий курс и дать как совсем малоимущей общежитие. Тот выслушав про ее беду, и про мать и про болезнь, пошел ей навстречу.
Летнюю сессию она сдала на отлично. Пить и курить даже и не вспоминала. О гульках было забыто. Другая беда к ней пришла.
Икону в углу над своей кроватью повесила и день и ночь на коленях молилась. Что она там шептала, кого о чем просила соседки не смогли разгадать, но поклоны ее усердно считали и всем кому могли красочно докладывали - сегодня 2 часа била 100 поклонов, а вчера всего раз на икону перекрестилась.
Потом она платьев себе темных и длинных, чтоб коленок не видать, нашила, чулки даже летом не снимала. Посты, заутрени, вечерни, исповеди - весь церковный уклад в ее жизнь врезался. Все решили - девка съехала с катушек.
А та, окончив наконец институт, чтобы никуда из Москвы не услали по распределению, предоставила комиссии заветную справку о том, что лечилась в психушке. Никто не рискнул такого специалиста к себе на фирму заполучить.
Путь ее к Богу наконец был свободен. Не один год она провела паломницей по обителям и монастырям. И приняла очень взвешенное взрослое решение - поступила в Московскую духовную академию.
Получила регентское образование и пройдя всю лестницу иерархии церковной стала настоятельницей одного из женских монастырей в центральной России.
Никто и никогда не узнает с кем она встретилась тогда на грани жизни и смерти, и что ее подвигло на такой кардинальный шаг – уйти из «мира».
Давая интервью телеканалам она говорила возвышенными словами о своем пути к Богу.
А истина как всегда лежала под ногами, как серый камень в пыли на обочине - ей, тогда зимой почти перешедшей грань, просто показали ее прошедшую жизнь - как кино.
КОНЕЦ Начало см. ч. 1