Буянто, разбуженный Арсаланом, быстро вскочил на ноги, отпил из поданной начальником охраны деревянной чашки, прошелся вокруг угасающего костра, разгоняя остатки сна.
- Допросил пленных, захваченных этой ночью нашими разъездами, - начал доклад Арсалан-батор. – Узнал, что хэрэиды готовят нам западню. На рассвете несколько сотен за двугорбой сопкой обойдут нас и выйдут в тыл и одновременно с основными силами накинутся на нас.
- Сведения достоверны? - острый и быстрый ум нойона сразу определил всю величину грозящей катастрофы и начал искать выход. – Не врут пленные? Перепроверить удастся?
- Времени на перепроверку нет. Когда еще получится захватить десятника, который знает о планах.
- Пленный, который это сказал, десятник?
- Да. Хара-Хасар его взял на сопке. До нас они уже контролировали сопку с приказом уничтожать наших наблюдателей.
- Отныне начальников десяток в планы наши заранее посвящать только в крайнем случае, - Буянто остановился перед Арсаланом и посмотрел на него, как будто он был виноват в том, что до воинов задолго до сражения доводили план действий:
- Скоро ли прибудут сотники?
- Уже должны быть.
Нойон уже оценил сложившуюся обстановку и принял решение. Атаку со стороны своего лагеря сразу же отбросил, как грозящую уничтожения всего своего войска. Такой атакой можно нанести значительный урон противнику, но враг зажмет его с двух сторон, а затем, окружив, уничтожит. Уйти, уклонившись от сражения? Настигнут и уничтожат. Единственно правильное действие - это атаковать, как запланировали, но немедленно. Действовать без промедления.
Приехали командиры отрядов.
- Где Хара-Хасар? – спросил Буянто, оглядев их и ни кому конкретно не обращаясь.
- Я отправил его прочесывать местность вокруг лагеря, - ответил Арсалан.
- Правильно сделал, Арсалан-батор, - сказал нойон и кратко довел до собравшихся сложившуюся ситуацию и распорядился:
- Немедленно приступаем к выполнению намеченного. За сопку отходить по возможности незаметно. Костры не тушить. Первой снимается с места сотня Арсалан-батора..., затем Дарма и Цырен. Последними уходят Гомбо и Хара-Хасар. Гомбо, как только начнешь снимать с постов караульных, дашь знать Хара-Хасару об отходе. За двугорбой сопкой оставить сменных коней. Арсалан-батор, резервный табун, который вы привели с собой, пусть отведут на восток к Сухой пади к горе Саган-ула. Там заканчиваются отроги и начинается сплошная степь с небольшими сопками. Всё, за дело.
Сотники спешно направились к своим отрядам. С помощью нукера Буянто-нойон надел доспехи, вооружился. Ухватившись рукой за холку подведенного коня, он поднялся в седло и медленно поехал вдоль ручья. Сзади него ехали около тридцати охранников; один держал бунчук – украшенное древко с конским хвостом и кистями, означающее символ власти. Еще один воин задержался, подбросил в угасающие костры ветки и дрова, сел на коня, и через некоторое время догнал маленький отряд.
- «Сейчас дождь ни к чему, - мельком глянув на небо, с тревогой подумал Буянто. – Раньше времени поднимет хэрэидов на ноги».
По небу медленно волоклись серые, дряблые от влаги черные тучи. В просветах светились звезды. Скоро и эти просветы исчезнут. Вокруг спешно готовились к выступлению. Между кострами забегали тени, по всему лагерю слышались приглушенные крики:
- Тревога! Не шуметь!
Послышался глухой гул подгоняемых к сотням лошадей. До нойона донесся острый запах лошадиного пота. Слышались визги и глухие удары лягавшихся коней. Луна ненадолго выглянула в просвет между тучами и ярким светом озарила снующих людей. Одни тащили седла и потники, другие вели под узды коней, третьи уже верхом двигались к своим заранее назначенным местам. Низкий хриплый голос, стараясь не кричать, проревел:
- Не шуметь! Не шуметь говорю!
Перед нойоном еще во всех направлениях передвигалась гуща коней и всадников. Но все они быстро занимали известные им места, и не успел Буянто-нойон достичь пределов стана как один отряд ряд за рядом двинулся в след ему. Через некоторое время тронулась следующая сотня, а потом и третья сотня потонула в темноте.
* * *
- Уходят, - послышался шепот в кустах на противоположном берегу ручья, вдоль которого уходили отряды Буянто. – Надо скакать к своим и сообщить.
Из кустов, стараясь не производить шума, вышли два человека ведя за собой лошадей. Отведя коней подальше от ручья сели верхом и, неторопливо и тихо, стали пробираться через открытое поле в обход лагеря. Месяц надежно спрятался за тучи, и ночь сделалась совсем темная, степь едва освещалась тусклым отсветом туч. За десять шагов едва можно было разглядеть фигуры людей и коней. Долго всадники ехали с большой осторожностью, лишь, когда на большом расстоянии объехали освещенный огнями костров стан, один из ездоков шепнул:
- Вперед!
Они полетели, точно две стрелы, пущенные их тугих луков, оставляя за собою глухой конский топот. Вдруг одна лошадь на полном скаку рухнула вперед, кувыркнувшись через голову, громко, жалобно и протяжно заржала. Нога животного угодила в нору суслика и была сломана. Седок вылетел из седла, ударившись и прокатившись по земле, остался лежать неподвижным. Второй всадник, скакавший следом, проскочил мимо упавшего, натянул поводок и, усмиряя бег скакуна, сделал большую петлю и остановился подле упавшего, наклонился и шепотом спросил:
- Живой? Встать сможешь?
Ответом ему был только слабый стон. А безмолвие ночи нарушало надрывное ржание пытавшейся подняться лошади. От стонов раненой лошади конь под всадником нервно перебирал ногами и всхрапывал.
- Выдаст где мы, - соскочил с седла, выхватил саблю и, подбежав к пострадавшему животному, зарубил его.
В это время из темноты проявилась цепь верховых. Человек бросился прочь от них, но его быстро догнали и сбили с ног. Двое соскочили на землю и скрутили лежащего.
- Сколько же их вокруг нашего лагеря кружат. Как вороны. Девять на сопке зарубили, вот еще двоих поймали. Еще круг сделаем, опять на кого-нибудь наткнемся.
- Осмотрите второго, живой ли, - донесся начальственный голос.
- Живой, стонет.
- Так поднимите его. Не сможет идти, зарубите. Не таскать же его с собой... и оставить умирать тоже худо.
Подняли. Не стоит на ногах. Попытались привести в чувство. Безрезультатно. Сняли оружие, снаряжение, раздели почти донага...
- Баяртан, - донесся опять тот же начальственный голос из темноты. – Отведешь пленного и лошадь в лагерь.
- А где потом вас искать?
- Подождешь нас в лагере, - и, обращаясь к другим воинам, приказал:
- Свяжите его хорошенько, а то сбежит.
- Вот хорошо-то. Посплю хоть немного. А то в эту ночь никак поспать не дают, - обрадовался Баяртан. – То на сопку посылают, то вокруг лагеря прочесывать заставляют. Повезло другим десяткам: отдохнуть, поспать успели...
- Кто бы жаловался, вон какие богатые доспехи себе отхватил, - с нескрываемой завистью перебил его один из воинов.
- И вы не остались с пустыми руками. Теперь еще добыли, - возразил ему молодой нукер.
Вскоре, ведя за поводок лошадь с пленником, со стянутыми кожаным ремешком за спину руками и привязанным к седлу, он шагом направил коня в сторону костров своего лагеря.
Но поспать молодому воину не удалось. Группами стали подъезжать воины. Некоторые возбужденно делились впечатлениями от неожиданных ночных встреч. Баяртан из рассказов понял, что не только его десяток нашел наблюдателей. Прискакал озабоченный Хара-Хасар и, увидев пленного, хмуро пробурчал:
- Зачем надо было брать в плен. Сказал же: рубить всех, кого встретите. Таскаться теперь с ним. А вдруг убежит, тогда всё расскажет своим.
После недолгих раздумий распорядился:
- Отведи в сторону и прикончи.
- Я... не могу..., я не могу... просто так..., - с трудом, как будто задыхался, начал отказываться Баяртан.
Сотник всем телом резко повернулся к нему, рука с кнутом уже поднялась вверх, но, увидев при неясном свете костров вдруг посеревшее лицо юноши с трясущимися губами, медленно опустил её. Еще некоторое время смотрел на это детское еще лицо и упрекнул себя за то, что необдуманно приказал учинить расправу над беспомощным человеком юноше, душа которого еще не успела очерстветь в бесконечных войнах и сражениях. Подозвал другого воина и молча указал на пленника. Хэрэид поняв, что участь его решилась, сам, без понуканий и толчков, зашагал в темень ночи.
Небольшими группами продолжали подъезжать воины. Старшие подходили к сотнику с докладами. Откуда-то тихо появился шаман Агбан-Ши, ведя за собой двух оседланных лошадей.
- Сказали, что у тебя в отряде есть погибший, - произнес старый человек негромко. – Не оставляй его. Днем, представиться возможность, совершу погребальный обряд.
- Не оставим. Привязали к седлу и увозим с собой, - ответил Хара-Хасар.
- Правильно. Душа человека после его смерти должна предстать перед небожителями, а не рыскать неприкаянной тенью по степи. У Арсалана двое раненых, а погибшего не смогли вытащить, остался в лагере хэрэидов.
Шаман как появился тихо, так же тихо исчез в темноте. В сопровождении двух нукеров прискакал Гомбо-баян:
- У тебя все собрались? Я поехал снимать караулы.
- Все. Скоро тронемся.
Гомбо толкнул коня пятками в бок и ускакал. Вскоре растворилась в темноте и сотня Хара-Хасара.