Правление Елизаветы I, занявшей престол в ноябре 1558 года, последней из Тюдоров, прозванной в народе Доброй, англичане называют золотым веком. Тем не менее даже она не избежала множества слухов, ходивших о её личной жизни: многие, например, судачили о том, что Елизавета на самом деле не женщина, а мужчина. Но самым главным вопросом, волновавшим как подданных, так и монархов других государств, был её отказ от замужества.
А ведь женихи у королевы были, причём завидные. Жениться на ней хотели шведский кронпринц Эрик, Филипп II Испанский, эрц-герцоги Фредерик и Карл Габсбурги. Даже Иоанн Васильевич Грозный отметился в этом списке отверженных.
В принципе, ничего удивительного в предложении о замужестве не было: царь и королева были ровесниками, примерно одинаковое количество лет управляли своими государствами, вели достаточно агрессивную внешнюю политику, — так что у них было много общего. Только вот отношение к браку у них было диаметрально противоположным.
Иван Васильевич четырежды был женат официально, дважды полулегально и ещё существование двух жён остаётся под вопросом. Елизавета же в восемь лет от роду поклялась, что никогда не выйдет замуж.
И тому были веские основания: её папаша, предыдущий король, Генрих VIII, был не меньшим сладострастником, чем Грозный, да к тому же, в отличие от русского коллеги, надоевших жён не в монастырь ссылал, а на плаху. Такой участи подверглись мать Елизаветы Анна Болейн и её приёмная мать Екатерина Говард, что оказалось для маленькой девочки настоящим шоком.
Вот Елизавета и решила, что в таких грязных играх она участвовать не будет. Однако её холостяцкие игрища были похлеще брачных и держали в политическом напряжении пол-Европы. Например, помолвка королевы с младшим её на двадцать лет герцогом Алансонским, которого она то приближала, то отдаляла, весьма волновала французов и испанцев, так как могла повлиять на их мирное сосуществование. Так что Елизавета очень прагматично пользовалась своим положением королевы-девы.
И вряд ли Иван Васильевич имел шансы на руку и сердце венценосной англичанки. Тем более что они ни разу друг друга не видели. Вся их связь заключалась лишь в переписке, которая в основном носила деловой характер. Уже некоторое время Англия и Россия беспошлинно торговали на взаимовыгодных условиях, и переписка Грозного и Тюдор была тёплой и доверительной. Как-то Иван Васильевич даже назвал Елизавету сестрой. Удивителен и тот факт, что она была единственной женщиной — адресатом Грозного.
Царь отправил английской королеве 11 посланий, но есть версия, что самое главное он передавал ей на словах — через английских купцов. Историки называют даже имя человека, через которого Грозный озвучил брачное предложение, — Энтони Дженкинсон.
Вывод этот они делают из письма, в котором имеются такие строки:
«После этого нам стало известно, что в Ругодив приехал твой подданный, англичанин Эдуард Гудыван, с которым было много грамот, и мы велели спросить его об Антоне, но он ничего нам об Антоне не сообщил, а нашим посланникам, которые были к нему приставлены, сказал много невежливых слов. Но мы и здесь отнеслись к нему милостиво — велели держать его с честью до тех пор, пока не станет известен ответ от тебя на поручения, переданные с Антоном».
Антон и есть Энтони, а важное поручение, считают историки, — это предложение женитьбы. Иван Грозный наивно полагал, что все англичане, приезжающие в Россию, являются посланниками королевы и должны везти от неё грамоты.
Вероятно, отсутствие ответа либо отрицательный ответ царь расценил как личное оскорбление и надолго прервал общение с Елизаветой. Позже он его возобновит, но тон посланий сильно изменится.
Исследователи считают, что суета со свадьбой, если таковая и была, скорее всего, носила характер очередной политической игры. Безусловно, оба амбициозных монарха не прочь были настолько широко раздвинуть границы своего государства, однако делить власть с кем-то ещё было неприемлемо ни для одного из них.
Во-вторых, на момент вероятного предложения Грозный состоял в браке, хотя, как мы знаем, для него это бы помехой не стало.
Сложнее с Елизаветой, которая в принципе не видела себя в браке. Более того, образ королевы-девы уже был её «фишкой», частью делового «имиджа». И даже если бы она решила ему изменить, то с политической точки зрения Елизавете более выгоден был союз, например, с Францией: в таком случае она, скорее, выбрала бы того самого герцога Алансонского, которого называла «своим лягушонком»...