Сад бутонов - услышал Петров сквозь сон..
-Света,- позвал он.
-Але,- сказала Света с другого конца необъятной кровати.
Петров открыл глаза и тут же закрыл. Так ярко играли бриллианты на светкином мобильнике. Она с кем-то ворковала, значит еще не знает подумал Петров. Петров приехал вечером, домой не захотел. Предстоял бы ненужный разговор но все уже свершилось, департамент недвижимости рухнул да и все правительство приказало долго жить. Светка не знала, а что будет, когда узнает? Да хрен с ней, другая найдется.. Была бы с ногами..
_ да, Сад Бутонов.. Что это? Недвижимость… бутоны… не понимаю…
-Свет, дай пива..
-Але,- сказала Света. Я же говорил, что нельзя покупать кровать пять метров в ширину, до собственной секретарши не докричаться.
Света очнулась от разговора, села скрестив ноги по – турецки. Петров привстал на локте Перспективы открывались не слабые. Петров по-пластунски перебрался поближе к Светке и поцеловал Светкину коленку, но странно ничто не откликнулось, ничто не заявило, не взбунтовалось...
-Свет, дай пива,- повторил Петров. Света сползла на ковер, да формы были значительно лучше содержания, а что еще надо мужчине подумал Петров, и опять «Сад бутонов» явно отпечаталось в мозгу - Свет! Ты же спец по фэн-шую, что такое Сад бутонов.
Не знаю.. Это не из фэн-шуя.. Это что-то.. Да, я не знаю, что это такое!.. тебе приснилось.
Да
А какие бутоны?
Только фраза. Кто-то сказал и все!
Забудь милый, дались тебе эти бутоны! Вот я тут купальник присмотрела.. Белый на самом этом месте кружево.. Но стоит!! Петров промолчал, зарплаты не предвиделось.. А на НЗ рука не поднималась, да и Светка еще не знает, а как узнает, сбежит еще.. Зачем лишние траты.
- Свет! Мне черные купальники больше нравятся, Света сморщилась. Черных в этой коллекции не было.
- Сад бутонов, говоришь…
- да .
-И что?
Да как-то запало..
Эй друг! Уже девять ноль-ноль. Водитель ждет
Она явно не знала.
Света не работала в департаменте уже больше года. Знакомства сменились. Все подружки были бездельницы, из фитнесс-клуба «Жан и Жанетта», значит узнает еще не скоро. Светкины прелести призывно просвечивали сквозь цветочки пеньюара. Цветочки – подумал Петров. Нет, там были бутоны.
Да дались мне эти бутоны.. Разозлился Петров и пошел в душ, зеркало не солгало. 50 почти 60 . Король умер, да здравствует король, хотел сказать Петров, а сказал: «Да здравствует Бутон!». Ему показалось, что зеркало передернулось и на мгновение возник другой образ, отразился молодой , смуглый красавец! И резко дернувшись превратился в Петрова, пиво не поможет, подумал Петров, что-то с головой. Нужна штука посильнее, чем «Фауст» Гете. Он открыл дверь ванной и крикнул, Свет водки дай.
Когда он вышел и кафель сменился пушистым ковром, а на столике замаячило, что-то прозрачное в запотевшем стекле, стало легче. Петров выпил ледяную стопку и 40 градусный мороз разлился по всему телу. Каждая клеточка, каждая молекула, каждый атом, взорвались восторгом. Уже лучше, подумал Петров. Тонкий махровый халат, длинный и уютный, закрыл дряхлеющее тело, не приглядываясь, Петрова еще можно было принять за 40-летнего мачо, но он, то знал, что это только видимость, что еще два-три года и эти рубашки от Версаче и галстуки Дольче-Габана не спасут. Сад бутонов – что это? Петров оделся, костюм сидел как влитой, но захотелось в хрустящий плащ-болонью, в весну, в свежесть, в неизвестность. Он встал и подошел к окну, машина ждала на углу Ордынки, петров решил, что раз в жизни, он сделает, не то, что надо, а то, что хочет. Он спустился с черного хода и прошел по Черниговскому на Пятницкую, на Озерковской остановился и посмотрел на уток, стайкой примостивщихся на крошечном островке. Куда я иду, спросил себя Петров.. Если я Петров, то значит на Петровку. Петровка, Петров, Петр…
Петух не прокричит, как ты трижды предашь меня. Я не предавал: - сказал Петров, кому-то невидимому.явно что-то с головой. С кем я говорю? Предавал, не предавал… Предавал!! Первой была – Таня, ты уехал сразу, как только узнал, сказал, что в Ригу, в мореходку, а сам в Москву, на юрфак! Не поступил! Замаячило возвращение, ты подал в в ЮЗИ и прошел! Устроился работать на стройку, надо же было где-то жить. Да из рабочих прямо в Департамент. Карьера! Да там почти все такие, кто из жэка, кто из Башкирии, кто из Воркуты. Провинция- это великая центростремительная сила. А центр- это Кремль! И чем ближе к Кремлю, тем лучше. Я думал, чем выше, тем больнее падать, а мне не больно.. Мне хорошо. Правда, любимая когда-то фраза: «Потеряно все, кроме чести» - увы! Уже не про меня.
Не люблю чиновников, сказала одна премилая особа, которой он когда-то помог.
«Они открывают тебе объятия, но мимо этих объятий все время пролетаешь и чувствуешь себя полной дурой! Не люблю чиновников! Они врут и ты врешь! Противно. Не люблю чиновников! Но эти откровения она позволила себе, только изрядно перебрав и осмелев, но я простил, я же добрый! Да и какой я чиновник… Я – шахматист, я – игрок! А раз игрок, умей проигрывать… А вот и Петровка! Элегантная черная женщина вышла из подъезда и села в Ауди. Понаехало – подумал Петров, но узнав известную телеведущую, мысленно извинился… Я ж политкорректный. А сколько прошло времени, я только что был на Ордынке, а уже на Петровке. Нуль-транспортировка, вспомнил он, полюбившийся когда-то термин лет двадцать назад, увлекшись фантастикой, ходил в Кадашевский переулок, в клуб, как было весело, интересно, просто, а главное, все умные, что ни фраза, то перл, а тут на всех, один остроумец. Черномырдин. Да и тот помер. Петров свернул направо и вышел на Тверскую, подальше от ненавистного центра. Все противно, все ложь. Сад бутонов!? Что это? Мелкие зеленые листочки и веточки, как крошечные точки и тире сплетали тончайшее кружево и туманное утро казалось загадочным. Что-то обещало. Облака плавно текли по небу, пропуская золотые лучи, но не открывали солнце, во всем была какая-то недосказанность. Взгляд скользнул по стене дома, Настасьинский переулок.. Как будто что-то вспомнил. Давно.
Зима. Ночь.
Черное длинное пальто в стиле «Чикаго». Пушистая шапка. Огонек сигареты. Чьи-то торопливые шаги сзади. Обернуться? Поздно. Да это было. Было здесь, но не с ним. Это был Петров. Это был другой. Петров, но другой. острота ощущений придала сил. что-то должно случиться. К черту Департамент! Ведь я могу все начать сначала. Я смогу. Но что?!
Белорусский вокзал замаячил своей крышей. Уже показались часы. Петров обогнул площадь. Подошел к подъезду, над которым навис балкон.
Да, когда-то работал здесь, был здесь Фонд «Перерождение» с лихим генералом во главе. В первый день работы вышел из туалета, и не мог найти свой кабинет, думал, что перебрал накануне . Оказалось, что не он один. Лабиринт да и только. Бывшая женская тюрьма, о которой еще писал Лев Толстой в «Воскресении». Не сработались иль черт попутал с этой тюрьмой, сбежал он от генерала и оказался прямехонько в Правительстве. Петров сел в первую попавшуюся электричку, закрыл глаза, уснул. «Сад бутонов прошелестело в голове .а ты не опоздал спросил чей-то голос, нет! – закричал Петров. Он открыл глаза и увидел в окне медленно проплывающие названия: Отдых, Покой. Только такое и может быть название у места, куда стремишься все испортив и все потеряв, неужели, неужели я получу это?
На платформе было все как обычно: праздная публика, газеты, собаки. Петров шел уверенно, как будто знал. Калитка была полуоткрыта, он вошел и двинулся по дорожке, посыпанной желтым морским песком прямо к дому, на крылечке, облокотившись на перила, стояла женщина и смотрела поверх головы Петрова, будто его тут и не было. Незнакомка устремила на Петрова свои карие глаза и сказала тихо и четко: Ну что пришел?.. Он промолчал. С ним давно, так никто не говорил. Он окинул взглядом пространство вокруг дома и увидел то, что хотел увидеть. Сад! И там толпились, роскошно повисали, искрились каплями чудесные цветы, и все они были полураскрытые бутоны. Можно было только представить, что будет, когда они откроются. Фрезии – синие, желтые, малиновые, фиолетовые, сиреневые и белые были так прекрасны. Запах шел волнами, меняясь от нежного, душистого горошка, до одурманивающего жасмина. Легкий ветерок играл золотыми волосами незнакомки, глаза же по-прежнему смотрели пристально и оценивающе. Петров забыл, что он Петров, и ему показалось , что он стал Сашей и Саша не утонул а выплыл и не было этих лет, этих зим, все только начиналось. Саша был его другом, петров всегда завидовал ему, так как ему казалось, что Саша и есть само совершенство. Кто вы спросил Петров?
А кто теперь ты? Ты ведь уже не петров! Здесь нельзя быть Петровым, Петрову сюда путь закрыт! Кто ты?
Я и сам не знаю, кто я… Но этого быть не может! Таких как вы не бывает. Садов таких нет. Что это? Я сплю?
Нет ! ты не спишь. И так бывает и так будет, но не для всех и не всегда… Коль пришел, оставайся. Надолго ли? Есть выбор. Она по-прежнему вертела на пальчике два ключика. Я вешаю эти ключи на этот крошечный гвоздик, серебряный – выйти, золотой – войти. Можешь взять только один, выбирай!
Остаться навсегда. И что? Что ждет меня? Уйти и никогда больше не ощутить, не увидеть, не насладиться. Что ждет меня? - страстно спросил Петров.
- Мир, покой, наслаждение, свежесть. Солнце. Ветер. Любовь. Радость…- но, не договорив, незнакомка подошла к Петрову и стала изо всех сил трясти его за плечи. Откуда у нее такая сила, подумал Петров. Голова его болталась, незнакомка стала кричать, Петров попятился, бешено озираясь, оттолкнул от себя незнакомку, ею оказалась его секретарша, Марфа Игнатьевна. Такой наглости он не ожидал, от столь солидной женщины.
- Свершилось! Лужкова сняли! Слава тебе Господи! – кричала Марфа Игнатьевна, крестясь и кланяясь.
- Какое счастье, что я не остался в Саду Бутонов! Вот оно настоящее! Вот она – Радость Жизни!
Петров поднял глаза. Портрет еще не сняли, сытый и круглый Лужков, как - будто подмигнул Петрову. В сомкнутых, как замок руках, что-то свернуло!
Ключик! - подумал Петров.
В этот момент портрет закачался, накренился и рухнул!
На светлом квадрате обоев играл солнечный зайчик.
- Взаправду аль почудилось? – каким-то сказочным голосом прошептал Петров.
Ушел! С ключом ушел! А ты не прост, Юрий Михайлович! Места-то всегда знал. Успел. А я?