Найти в Дзене
Shmandercheizer

Сложность выбора

Мы часто вспоминаем о выборе и его сложности, когда попадаем в тупик или выбор между двух зол. Хотя на самом деле любой выбор - это вопрос, на который никто не ответит, кроме самой реальности, и это еще и ставка, которая отнюдь не факт, что сыграет. Выбор – категория сложная, чрезмерные ее упрощения чреваты серьезными, а то и фатальными ошибками. Однако найти правильный способ выразить это – задача совсем не тривиальная.

Мне кажется, важно не впадать в банальные умности, дескать, свободный выбор – это тавтология, и если выбор есть, то он, конечно же, свободный. Наш язык проявляет больше мудрости, отражая всю сложность вопроса в таких словосочетаниях как «свободный выбор», «добровольный выбор», «трудный выбор», «принудительный выбор», «безальтернативный выбор», «правильный выбор» и т.д. Выбор бывает разный, поэтому необходимо определиться с самой моделью выбора, с его нулевым уровнем.

Парадигмальным случаем выбора на мой взгляд является отнюдь не «парадокс Буридана» (его знаменитый ослик с двумя одинаоквыми охапками сена), т.е. выбор между равными возможностями или между неясными вариантами. В реальной жизни абсолютных тождеств не бывает, а простые выборы (когда в общем без разницы - чай или кофе?) не воспринимаются как выбор. Поэтому проблема выбора лучше всего видна как раз на исключительной пристрастности. По меткому замечанию философа Жижека парадокс выбора лучше всего виден в любви – к возлюбленной, к родителям, к Родине.

В чем же парадокс? С одной стороны, никакой свободы тут нет: ни любовь, ни родителей не выбирают. Поэтому я оказываюсь в ситуации Адама из анекдота, в котором Бог приводит к нему Еву и говорит «выбирай себе жену». Объект единичен, исключителен, но, по сути, случаен. Очевидно, что если я могу выбирать, значит, я не захвачен чувством, не включен в отношения – следовательно, нет и любви.

С другой стороны, любовь немыслима в форме внешнего принуждения: приказом полюбить нельзя. Поэтому оказывается, что объект любви не так уж и случаен, есть что-то глубоко личное в том, почему я люблю именно это. Иными словами, в моем отношении к объекту любви мне обычно кажется, что я реализую полную свою свободу. Иначе и не бывает: практически не существует любви без эгоистической ноты «только я мог разглядеть подлинное (доброту, красоту, величие и т.д.) в объекте моей любви».

Поэтому парадокс любви заключается в свободном выборе того, что уже выбрано за меня, но выбрано чем-то внутри меня (мои фантазмы, моя личная история). Это как раз и есть парадигма выбора, в т.ч. и потому что выбор возникает лишь ретроспективно. Ситуация принятия решения «здесь и сейчас» чаще всего оказывается не самим моментом выбора, а его прояснением или отыгрыванием. Склонные к рефлексии люди особенно хорошо замечают этот момент: в ситуации, когда нужно решиться на что-то, основная задача состоит не в рациональном взвешивании альтернатив, а в том, чтобы понять к какому варианту ты уже склоняешься или даже в том, чтобы принять свой уже состоявшийся выбор предпочтений.

Принудительный выбор – это тоже выбор, причем в некотором смысле более этичный. Невозможность выбрать достойный вариант и есть живой вызов сохранить в себе субъекта. Иногда приходится идти на нарушение общепринятой морали, чтобы поступить правильно. Принуждение, идущее от Другого, порой становится уникальным шансом раскрыть глаза на себя. Собственно в любом выборе есть элемент принудительности: поскольку выбор возникает как рамка, накладываемая на реальность, то он всегда ограничивает. Выбор между хорошим и очень хорошим также бессмыслен как и выбор между хорошим и плохим.

«Хорошее» - это очень часто «не свое», т.е. некое общее мнение (о хорошем, полезном, приятном), которое не может учесть особенность индивидуального желания. Именно поэтому Жак Лакан говорил, что лучший выбор – это часто «ставка на худшее», т.е. выбор того, что с точки зрения «всех» считается наиболее неподходящим.

В конечном счете, мы далеко не всегда знаем, чего мы хотим. Выбор – это не просто возможность, но и искушение. Там, где мы точно знаем, в чем наше желание, выбора нет, сама рамка (это или то) становится излишней. Выбор самого выбора – это всегда этический жест субъекта не только желающего, но и стремящегося знать свое желание.

Поэтому говоря о выборе нужно говорить не только и не столько о трудности выбора, а о его сложности (комплексности). К сожалению, психологи и экзистенциалисты затемнили вопрос о выборе своими героическими тирадами о трудности жизненного выбора. Это интересно только как первый подготовительный шаг, поясняющий что выбор столь же труден, сколь и неизбежен. Но при более серьезном разборе вся эта риторика оказывается банальностью в духе «жизнь трудна». И, увы, многие на этом останавливаются.

Представление о выборе как комплексности (т.е. внутренней сложности устройства) позволяет уйти от иллюзии простоты – дескать, выбор дан всем людям, это их свойство. Попытки наделить человека свободой выбора как неким неотъемлемым свойством мне не кажутся продуктивными: это похоже на пририсовывание ему задней ноги. Наличие выбора – скорее констатация последствий, нежели указание на исток явления.

Важно обратить внимание на саму постановку проблемы: даже в утверждении, что выбор делает не человек, а некий объективный механизм, идея выбора присутствует. Хоть мы и не знаем причины, мы ретроспективно реконструируем условия предшествующие поступку. Выбор – это одна из рамок для такой реконструкции. Это чисто человеческий жест: жест присвоения того, что имеет ко мне отношение. Логика здесь та же, что и в становлении субъекта: это происходит «во мне», значит, это «делаю я» (притом, что никакого «я» до этого не было). Можно сформулировать своего рода парадокс: человек выбирает «иметь выбор», даже если никаких предпосылок к нему не существует. Выбор – это конструктивная иллюзия, поддерживающая субъекта, его Я.

Реальное наполнение это рамки представляет собой сложную и вероятно неиерархизированую комплексность, т.е. сложную сеть взаимодействия разных факторов. Можно сказать, что влияют все или многие факторы, но какой становится определяющим – и следовательно приводит к поступку – неизвестно. Более того, сама эта неопределенность является залогом если не свободы человека, то по крайней мере его уникальной способности не быть себе тождественным. Ведь в действительности человека от биомашины отличает то, что он может сам себя удивить своим решением и поступком, может сам себе противоречить. Поломка или сбой не отменяют человека (делая его, например, животным), а напротив, создают его.

Кроме того, сложность выбора заключается и в том, что он часто рекурсивен. Говоря простым языком, человек может не только принимать решение о чем-либо, но и одновременно с этим принимать решение по поводу этого решения. Классический пример: задача разделить множество одинаковых предметов на две группы по какому-либо признаку (оценивая каждый). Обычно люди, обладающие сознанием, не просто тупо сортируют эти предметы, но также сомневаются в том, куда стоит положить тот или иной предмет. Кстати, вопреки интуитивному ожиданию, задача с сортировкой предметов не тяготеет к равномерному распределению. А эксперимент на практике дает результат, близкий к Золотой пропорции (1,618…).

Собственно эта способность к самосознанию делает практически любой выбор потенциально бесконечным (поскольку рекурсия может бесконечно надстраивать новые уровни осмысления). Конечный выбор – это прерывание рекурсии, которое происходит за счет иных факторов (воля, внешнее воздействие и т.п.). Философски это часто описывается так: выбор – это не только реализация одной возможности, но и обращение в небытие бесконечного количества иных возможностей.

Не могу не отметить, что такое восприятие свойственно невротику. Невротик часто склонен зависать на одном из выборов, в силу чего, застряв в прошлом, он продолжает терять жизненные возможности, ничего не выбирая (ведь жизнь идет дальше и предлагает новые выборы). Действительно серьезно относиться к выбору – это скорее доверять своим первым побуждениям, а не просчитывать все последствия. Последующая рационализация вполне может оказаться самоцензурой.

Однако я предпочитаю видеть в выборе сложное сочетание иллюзий (часто конструктивных) и скрытых причин. Это не делает жизнь легче и проще, но это позволяет как отождествляться со своим выбором, так и иметь возможность растождествиться с ним. Последнее ничуть не менее важно, поскольку верность выбору – это не всегда верность избранному пути.