Можно только догадываться, отправлял ли князь Дмитрий Вишневецкий информацию о походе к крымскому хану или к двоюродному брату Михаилу, который в 1559 году был уже наместником в Черкассах. Возможно, это только совпадение, но текущие военные успехи «князя запорижця» опять невелики. На Айдаре, войсковая часть Вишневецкого, случайно столкнулась с отрядом крымцев в 250 человек, идущих в сторону Казани. Отряд был разгромлен, удалось захватить 26 пленных, о чем князь и доносил царю. Из Никоновской летописи, апрель 1559 г: «…прислал с Поля ко царю… Вишневской Крымскых языков четырнатцать человек, а писал, что побил Крымцов на Яйдаре близко Азова; было их полтретьяста человек… а дватцать шесть живых взял…». Если в сообщении речь идет о реке Айдар, левом притоке Северского Донца, то до Азовской крепости не так уж и близко. А само боестолкновение произошло во время похода флотилии по Донцу, еще до выхода в реку Дон. Нынешние «фахiвцi» - козаковеды утверждают, что после, князь Байда ещё якобы «дважды штурмовал крепость Азов, воевал в низовьях Дона и под Керчью». Исторические документы это не подтверждают.
В Московском государстве XVI столетия всё ещё существовала система «местничества» - порядок распределения должностей и величины жалованья в зависимости от знатности рода, от суммы заслуг всех его представителей и лично каждого представителя фамилии. Каждый полевой сезон приносил скандалы и жалобы царю на приписывание себе чужих заслуг, на несправедливость к тому или иному роду. Поэтому Разрядный приказ очень подробно описывал перечень всех участников военных сражений, посольств и их действия. Отличавшийся хвастовством в прежних донесениях князь Дмитрий не преминул бы подчеркнуть свою доблесть в новых сражениях. Но больше ничего не случилось.
К началу осады крепости Азов нашими воеводами (Вишневецким и Вешнякововым) сюда, из Азовского моря внезапно подошла часть черноморской турецкой эскадры под командованием адмирала Али Реиса (вероятно Мюеззинзаде Али-Паши) . Выдержка из оттоманских источников. Ш. Лемерсье – Келькеже: «…документ, датированный 27 Зилка΄да 966 (2 сентября 1559 г.), содержит приказ бея Кафы, воспроизводящий текст письма Али Реиса, адмирала черноморского флота. Он сообщал султанскому дивану, что после его прибытия в Азов «Дмитрашка», осаждавший крепость, отступил к северу и что присутствие оттоманских галер в устье Дона помешало «другому русскому военачальнику» поспешить на помощь Вишневецкому с армией в 4 тыс». Решительные действия турецкого адмирала не позволили начать штурм Азова. Обе московские флотилии вынуждено отступили к северу, то есть вверх по Дону.
Но кто же тогда воевал в низовьях Дона и штурмовал крепость Керчь? По информации Ш. Лемерсье – Келькеже: «…в письме Синана, бея Кафы, направленном Большому султанскому совету (дивану), сообщается о том, что русские войска, погрузившись в большие лодки, совершили нападение на город Керчь (Kerc) в Восточном Крыму; атака была отбита оттоманской эскадрой». Французский исследователь приписывала действия под Керчью князю Дмитрию Вишневецкому, но этого быть не могло. Полки Вишневецкого и Вешнякова были заперты на Дону (его устье было заблокировано турецкой эскадрой). Рассчитывать на то, что неприятель снимет блокаду устья Дона и охрану крепости Азов до конца сезона, было бы глупо.
Вспомните, на Азовском море действовала ещё одна московская войсковая часть (турецкий адмирал назвал её «армией» в 4000 человек): «…присутствие оттоманских галер в устье Дона помешало «другому русскому военачальнику» поспешить на помощь Вишневецкому с армией в 4 тыс…». Это мог быть только полк Михаила Черкашенина, уже вышедший в море. Ему не удалось соединиться под Азовом с донецкой и донской флотилиями, и он выполнил вторую часть царского приказа: «..приходить ему на крымския улусы… от Азова под Керчь и под иныя улусы…».
В Азовское море вошёл флот султана, а русские штурмуют крепость Керчь? Это было очень дерзко. К тому же Миусская флотилия ещё и вступила в бой с турецкими галерами. Конечно, основные силы оттоманской эскадры были у устья Дона. Но сам факт морского сражения между силами знаменитого турецкого адмирала и судами неизвестного туркам атамана Михаила говорит сам за себя. Качество флота царя Иоанна IV Васильевича, боевой дух моряков, огневое и парусное оснащение «стругов» и «насад» было высоким. Иначе суда не выдержали бы сильнейшую динамическую нагрузку морского перехода, отдачу от выстрелов корабельной артиллерии.
Очень неплохие результаты были и у окольничего Д. Ф. Адашева на Днепре. В планы его похода Дмитрий Вишневецкий вряд ли был посвящен. Весной 1559 года внушительная судовая рать спустилась через днепровские пороги к устью Днепра, дала бой у Очакова, затем вышла в море, захватила два корабля, далее действовала вдоль черноморского побережья. После, флотилия успешно вернулась через пороги на Монастырский остров, свою новую базу на Днепре, ведя непрерывные бои с преследующими их по берегам отрядами крымцев.
Из Никоновской летописи: «…И как пришли под Ачаков, и тут корабль взяли и Турок и Татар побили, … и пришли на Чюлю – остров на море и тут на протокех другой карабль взяли… и которые Татарове, собрався, приходили на них, и тех многих ис пищалей побили и отошли на Отзибек – остров, дал Бог, здорово. И царь з детьми с своими и со князьми и с мурзами пошел за Данилом, собрався… И Данило с товарыщи пришел с моря под Очяков на усть – Днепра, дал Бог, здорово со всеми людми и с полоном с Крымским и с Руским и с Литовским, которой отполонил и в улусех поимал…
Действия московских войск в кампанию 1559 года вызвали такой резонанс, что Диваном Высокой Порты была запущена в ход мощная военная машина Османской Империи. В состояние боевой готовности были приведены все местные гарнизоны, началась частичная мобилизация резервистов. К Азову были посланы дополнительные силы флота, отряд янычар, запасы продовольствия. Турецкое руководство приписывало организацию походов московских полков и действий их степных союзников известному им князю Дмитрию Вишневецкому.
Ш. Лемерсье – Келькеже по результатам исследований оттоманских архивов недоумевала: «В 70 – 80-е годы XVI в. Оттоманская империя подвергалась многочисленным набегам украинских казаков. Некоторые из них… были более опасными и значительными по числу участников, чем походы Вишневецкого, - тем не менее, ни один из них… не вызывал столь широкой мобилизации турецких военных сил. Вместе с тем имена руководителей этих походов – Сверчевского в 1574 г. или Ивана Подковы в 1577 – 1578 гг. практически остались неизвестными оттоманским властям… Почему же князь Вишневецкий пользовался столь редкой привилегией быть лично известным своим врагам?». Но сама же и нашла часть ответа на этот вопрос: «Несомненно, что сведения о приготовлениях Вишневецкого были фантастичны, а оценка сил врага преувеличена. По всей вероятности, оттоманские власти в Кафе и Азове, так же как и крымский хан, не располагали достаточно эффективной службой информации».
В отличие от военного флота султана, разведывательно-информационные службы империи и крымского хана были явно не на высоте. Например, в июне 1555 года 8 тысячное войсковое соединение московской поместной конницы и 60 тысячная армия крымского хана Девлет Гирея схлестнулись в ожесточенном степном сражении на Муравском шляхе, при селе Судбищи. Обе стороны понесли серьёзные потери, но крымский хан расценивал результаты Судбищенской битвы как своё бесчестье. Из Никоновской летописи: «…и Татарин Байбера царю и великому князю сказывали, что у царя у Крымского на бою… царя и великого князя воеводы боярин Иван Васильевичь Шереметев с товарыщи побил многых лутчих людей, князей и мурз и ближних людей; и безчестие царю и убыткы, сказывает, в том, что кош у него взяли… а на бою с ним Русские немногие люди билися и побили у него многых людей…».
Так же, как и в случае с Дмитрием Вишневецким крымские хроники того времени идеализировали образ одного из нескольких московских воевод, боярина Ивана Шереметева. Профессор Петербуржского университета В. Д. Смирнов, изучавший в XIX столетии Крымские архивы, сообщал: крымские писцы писали об «одном знаменитом своею храбростью среди гяуров проклятнике, по имени Ширмед, или неправильно Ширемед», русскую фамилию Шереметев принимали за искаженное персидское слово «ширъ – мердъ, = лев – человек, храбрый человек, богатырь». Шереметева считали «нечистородным персидским райею*, принявшим гяурскую веру», или выходцем из «персидских армян, поселившихся в русских владениях».
Но неужели только из-за недостоверных сведений князь Вишневецкий был объявлен «величайшим врагом Блистательной Порты», то есть личным врагом султана? Ведь такой чести удостаивался, как вы сами понимаете, далеко не каждый. Как бы ни искажалась информация, получаемая руководством Великой Порты, султан Сулейман Великолепный, Великий визирь, другие визири и паши понимали, что движущей силой наступления России на юге является не один из московских воевод, каковым и был князь Вишневецкий, а сам Царь и Великий князь Иоанн IV Васильевич (Грозный). Для объявления Дмитрия Вишневецкого «величайшим врагом Блистательной Порты» должна была быть другая причина. И она была.
Турецкая служба.
Нелишним будет вспомнить, что наш персонаж не так давно был на службе Османской Империи. И хотя сам князь всегда утверждал: «…иж Цесарь Турецъкий его в службу принял… а потом вольно с паньства выпущон…», всё видимо было с точностью до наоборот. Великое Османское (Оттоманское) государство XVI столетия находилось в расцвете своего могущества, служба султану была престижной и доходной, империя не испытывала нужды ни в гражданских, ни в военных кадрах. Чужаку попасть на службу султану до 80-х годов XVI века (когда начался официальный прием иноземцев, но не иноверцев) было практически невозможно. Князь Дмитрий Вишневецкий стал редким счастливцем, поступив на турецкую службу (видимо сыграла свою роль знатность рода), но для этого обязательно надо было стать «ренегатом», то есть принять ислам. Сомнительно, чтобы Вишневецкий обращался непосредственно к Сулейману Великолепному, уровень был пока ещё не тот. Скорей всего, предложил одному из наместников султана помощь в войне Оттоманской Порты с Австрией за венгерские земли, либо взялся за организацию охраны северо-восточной границы провинций Империи.
Повторюсь: для турецкой службы, принятие ислама, как и клятва на верность султану, были условием обязательным. Впрочем, когда пахло деньгами вопрос веры для таких пройдох, как Вишневецкий, не имел никакого значения. Турки, по свидетельству самих же турецких источников, в этом плане были очень доверчивы. «Они не выпытывали посредством различных истязаний, подобно католическим инквизиторам, внутренних убеждений: достаточно было произнести: «…Нет Бога кроме Бога, и Мухаммед посланник Божий»** (**Так звучит эта фраза в переводе XIX столетия) – чтобы самый заклятой враг встречен был ими с распростертыми объятиями» - сообщал в XIX столетии петербуржский профессор, востоковед В. Д. Смирнов. Вишневецкий объявил себя мусульманином, принёс клятву верности на Коране, получил жалованье и успешно сбежал (хотя возможно и не сразу). Это событие из разряда обыденного бунта вряд ли имело такой резонанс, если бы не переход Дмитрия Вишневецкого на службу в Москву. Только-только Москвой были взяты Казань и Астрахань, отношения Сулеймана I Великолепного (Кануни) и Иоанна IV Васильевича (Грозного) и так не отличавшиеся особой теплотой, балансировали на острие ножа.
Измена клятве повелителю правоверных сама по себе серьёзный повод для мучительной и долгой казни, но служба Москве была не просто изменой, а изменой публичной, фактически пощёчиной одному из самых могущественных монархов Европы и Азии. Кроме того, приход на службу к православному государю, объявление себя православным христианином, клятва на Библии, - всё это являлось ещё и демонстративным вероотступничеством, которое законы шариата называют одним из самых тяжких грехов (не поленитесь узнать, как сейчас поступают в мусульманских странах с вероотступниками). В Османской Империи до сих пор случалось многое, но подобного цинизма, подобного наглого предательства ещё не было. Неудивительно, что дело дошло до первого лица государства.
Недаром в своё время авторитетный исследователь истории Малороссии Пантелеймон Александрович Кулиш писал: «Служили казаки Турецкому султану Солиману Великолепному, под предводительством князя Димитрия Вишневецкаго, и разошлись такими с ним врагами, что, когда спустя десять лет Вишневецкий очутился в Стамбуле военнопленным, его сбросили с башни на железныя крючья». Причиной казни князя Вишневецкого Пантелеймон Александрович называл турецкие законы того времени: «Смертью казнили только тех, кто пытался уклониться от окупа бегством или изменял клятве». Подобный ход событий, как вы помните, подтверждал и король Сигизмунд-Август в письме к хану Девлет Гирею: «…а тот изменник меж нас с тобою недружбу делал и хондыкереву величеству недружбу делывал же, меж дву земель многие недружбы учинил».
Новая измена.
В 1560 году Вишневецкий был направлен к пятигорским черкесам представителем царя. Черкесские князья Иван Омашук и Василий Сибок давно просили Иоанна IV прислать к ним московского воеводу. Но здесь наш фигурант чувствует себя неуютно и ходатайствует об отправке его обратно на Днепр.
Московская служба, как впрочем, и служба любому другому государю, требовала напряжения всех сил, полной отдачи, терпения и самообладания. Тогда бывал и результат, и награды и высокие должности. А с результатами у нашего князя Дмитрия явно не заладилось. К тому времени, как мы знаем, его двоюродный брат Михаил Вишневецкий получил «хлебную» королевскую должность, стал наместником Канева и Черкасс. Возвращение на Днепр для нашего князя открывало новые возможности. Из Никоновской летописи: «Тоя же осени, Ноября, приехал ко царю и великому князю з Днепра воевода князь Дмитрей Ивановичь Вышневетцской, а был государьскою посылкою на Днепре и Крымские улусы воевал, которые кочевали блиско Днепра».
Именно во время этого днепровского похода (1561 года), находясь на новой базе днепровской флотилии «в Монастырском урочище» «князь-запорижець» обращается с нижайшим посланием к королю Сигизмунду-Августу, естественно втайне от Иоанна Грозного. Оправдываясь перед королем, он сообщал, что на службу в Москву ходил исключительно с целью выведать планы врага. Из польских королевских архивов: «…иж писал и прысылал до нас князь Дмитрей Иванович Вишневецкий о том, што перво сего он пошол был до земли непрыятеля нашого князя великого Московского… жебы дей там бывшы а можности и справы того неприятеля выведавшы…». Версия о том, что Вишневецкий являлся не гнусным предателем, а благородным разведчиком, видимо, устроила и самого Сигизмунда-Августа.
Осенью (5 сентября) 1561 года король решил объявить Дмитрию Вишневецкому амнистию, о чем сообщил его двоюродному брату князю Михаилу. Из документов польских королевских архивов: «…старосте Черкаскому и Каневскому князю Михайлу Александровичу Вишневецкому… дошла тебе ведомость через писанье властное руки брата твоего князя Дмитра Вишневецького, же он хотячи нам господару своему прирожоному служити, пришол з земли Петигорское на Днепр и ест тепер на врочищи Манастырском от Черкас у тридцати милях, и пишет до нас, бъючи нам чолом, абыхмо его в ласку нашу господарскую принемши…». О том, что это было прощение именно за измену, указывал сам король во втором письме, отправленном лично князю Дмитрию. Сигизмунд-Август напоминал Вишневецкому, что устав (статут) запрещает оставлять королевскую службу, а амнистию князь получает за прошлые заслуги своего рода. Из польских королевских архивов: «…Ино ач статутом загорожоно с паньства нашого до непрыятельское земли не выходити… прото вспаметавшы есмо на верные службы продков князя Дмитрея Ивановича Вишневецкого, прыймуем его в ласку нашу господарьскую…».
Новое название «Монастырское урочище», появившееся в королевской переписке, означало новую реальность на юго-восточной границе королевства. Перед самыми порогами, на Монастырском острове, появилась новая московская крепость, помимо уже существующего «Псельского городка» на Днепре. Её построил князь Матвей Иванович Дьяк Ржевский с 1556 по 1560 год. Новая база днепровской флотилии располагалась не только на самом острове, известном жителям Днепропетровска как Комсомольский, но и в глубине обширного монастырского урочища (балки), по дну которого протекала речка Монастырка. Жителям старого Екатеринослава, это урочище было знакомо под именем «Провал». В устье речки, впадавшей в Днепр у самого острова, в протоке между монастырским островом и берегом комфортно располагались речные боевые суда. Кто сейчас помнит седовласого воина Матвея Ржевского, фактического основателя Кременчуга и Екатеринослава? Забыт он, забыты и его славные дела.
Как и предполагал король Сигизмунд, служба Вишневецкого Москве продолжалась недолго. Прошло всего пять лет, и 31 июля 1562 года в Можайск к Иоанну IV прискакали с Днепра черкасские казаки Михалко Кириллов и Ромашко Ворыпаев с известием: «…князь Дмитрей Вишневецкой государю царю и великому князю изменил, отъехал с Поля з Днепра в Литву к Полскому королю…».
Нет, это не был разрыв вассала со своим сюзереном, Московское государство XVI столетия совсем не походило на средневековую Италию. Отношения вассалитета здесь канули в лету с централизацией армии и государства, с отменой сбора дружин удельных князей после военной реформы проведённой дедом Иоанна Грозного великим князем Иоанном III Васильевичем. Правящий класс, бояре и дворяне, их имения, их богатства, их жизнь, в конце концов, полностью принадлежали их государю, московскому царю и великому князю, которому они обязаны были служить пожизненно. Освобождение дворян произошло только в XVIII веке благодаря императору Петру III, издавшему известный «Манифест о вольности дворянства». Вишневецкий совершил очередное предательство: опять изменил клятве, снова опорочил честь своего княжеского рода. В этом плане интересна реакция на измену присяге князя Дмитрия других каневских казаков. Из Никоновской летописи: «…А которые Черкаские Каневские атаманы служат царю и великому князю полскую службу, а живут на Москве, а были на Поле со князем Дмитреем же Вишневецким, Сава Балыкчей Черников, Михалко Алексиев, Федка Ялец, Ивашко Пирог Подолянин, Ивашко Бровко, Федяйко Яковлев, а с ними Черкасских казаков четыреста человек… в Литву не поехали и королю служити не похотели и приехали… на Москву служити государю царю и великому князю всеа Русии».
Дальше благородный князь буквально идёт вразнос. Подобно сказочной старухе, захотевшей стать царицей, князь Дмитрий Вишневецкий пытается претендовать уже на титул «господаря». Он вторично бросает королевскую службу и ввязывается в авантюрную борьбу за молдавский престол. Заканчивает жизнь наш «сказочный персонаж» как и подобает, от суровых рук турецкого правосудия.
Так часто бывает в жизни. Истинные герои, не думающие о славе, о наградах, люди чести остаются в неизвестности, а подонки и негодяи ставятся на пьедестал. И если Фигаро, ловкий цирюльник из Севильи, пройдоха и плут, хотя и пробивал себе дорогу в жизни своеобразным путём, но при этом не опускался до низкого предательства, то Дмитрий Иванович Вишневецкий, князь, потомок знатного и благородного рода, перечеркнул все писаные и неписаные этические нормы. Ради корысти, ради золота он предавал всех, с кем бы ни столкнула его судьба.
Это и есть идеология нынешней Украины, где клятвопреступник и проходимец является национальным героем. Как вы лодку назовете, так она и поплывет.
Литература.
Акты относящиеся к истории Южной и Западной России. С.-Петербург. 1865.
Акты Южной и Западной России. С.-Петербург. 1865.
Бантыш-Каменский Д. Н. История Малой России. Москва. 1830.
Белякова Г. С. Славянская мифология. Просвещение. 1995.
Брокгауз Ф. А. Эфрон И. А. Энциклопедический словарь.
Буганов В. И. Разрядная книга 1475-1598 гг. Наука. Москва. 1966.
Карамзин Н. М. История государства Российского. С.-Петербург. 1819. кн 8.
Книга посольская метрики ВКЛ. Москва. 1843.
Кузнецов О.Ю. Рыцарь Дикого поля. Князь Д.И. Вишневецкий. М., Флинта. Наука. 2013.
Кулиш П. А. Восточный вопрос и задунайская славянщина. Журнал министерства народного просвещения. С. Петербург. 1878.
Лемерсье – Келькеже Ш. Литовский кондотьер XVI в. князь Дмитрий Вишневецкий. Франко – Русские экономические связи. М.-Париж. 1970.
Любавский М. Областное деление и местное управление Литовско – русского гос-ва. Москва. 1892.
Любавский М. Литовско-русский Сейм. Москва. 1900.
Маркевич Н. История Малороссии. Т 1. Москва. 1842.
Паншин А. В. История города Екатеринослава. Кн.1. Монастырское урочище. Москва. 2016.
Полное собрание русских летописей. С. – Петербург. 1846 - 1910. т 13. ч 1-2.
Пустовалов С. Ж. Многослойное городище на о. Малая Хортица (Байда). Запоріжжя. Просвіта, 1998.
Сборник Императорского Российского исторического общества. Т 71. С. – Петербург. 1892.
Смирнов В. Д. Кючибей Гомюрджинский и другие Османские писатели XVII века о причинах упадка Турции. С. – Петербург. 1873.
Стороженко А. В. Стефан Баторий и днепровские козаки: исследования, памятники, документы и заметки. Киев. 1904.
Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. 2. т. VI - X. С.-Петербург. 1896.
Эварницкий Д. И. История запорожских козаков. Т 1-2. С. – Петербург. 1892.