Во второй половине 1990-х мы плотненько сошлись с царскосёлом – жителем города Пушкина, бывшего Царского Села – и «высоцкоедом» Михаилом Шишмаревым. На почве «высоцковедения» и сошлись. Но интересы Михаила Николаевича одним Высоцким не ограничивались, как, впрочем, и мои.
5 сентября 1998 года Шишмарев предложил съездить на Северное кладбище:
- Сегодня день памяти Валеры Агафронова. Тебе будет интересно послушать его друзей.
Северное кладбище – за городской чертой, ехать нужно на электричке, потом, если не повезет с расписанием автобуса, километра два тащиться пешком, да и по самому кладбищу Бог знает сколько топать. В общем, путь не близкий и не простой.
- Миша, дата-то не круглая (Агафонов умер в 1984-м); ты уверен, что там кто-то будет?
- Каждый год 5 сентября на могиле Валерия Агафонова собираются его друзья: художники Володя Панасенко и Петя Капустин с женой Аллой Фонаревой, певица Галя Баранова - обязательно. Узкий круг самых близких.
У необычного по форме каменного креста с крохотной фотографией, надгробия, выполненного, как сказал Шишмарев, по собственному оригинальному проекту Петром Капустиным, стояли люди. Буквально несколько человек. Выпивали, закусывали. Произносились тосты.
- Жизнь Валерия Агафонова, та, вторая, загробная, на которую простые смертные зачастую понапрасну возлагают большие надежды, продолжается. Его слушают, его любят - любовью непреходящей...
Я не собирался писать о Валерии Агафонове, но поскольку оказался в кругу людей, близко знавших «рыцаря романса», слушая их короткие рассказы, понял: обязательно напишу.
Улучив момент, я отозвал в сторонку Петра Капустина и включил диктофон…
Но прежде чем, начать излагать рассказ Петра Константиновича, наверное, следует, не пересказывая биографию, вкратце объяснить, кто такой Валерий Агафонов – наверняка, среди читателей есть люди, для которых это имя ничего не говорит.
У Агафонова не было музыкального образования, и игре на гитаре профессионально он нигде не учился. Сосед по коммуналке показал несколько аккордов. С этого все началось. А дальше все сам. Сам овладел гитарой, сам освоил нотную грамоту. Но! Были богатейшие природные данные. Про таких говорят: самородок. А еще - желание, усердие, трудолюбие.
Пел романсы в ресторане ленинградской гостиницы «Астория». Под псевдонимом Ковач выступал в цыганском ансамбле.
Только за четыре года до смерти стал артистом «Ленконцерта». В подборе репертуара прежде всего он руководствовался поэтической основой романса. Обладал безукоризненным чувством вкуса и стиля. Богатство красок, тончайшую интонационную филигрань, глубокое осмысление – отмечали музыковеды.
Известность, успех пришли к Валерию Агафонову в последние год-два жизни. Все пять пластинок-гигантов выйдут после его смерти. Тогда-то и назовут его «рыцарем романса».
Умер у Московского вокзала – «у всех на глазах...»
Петр Капустин:
- Давным-давно Валерки нет, а мы все те, кому Бог подарил счастье общения с этим удивительным человеком, собираемся вместе... Приходим, кланяемся, приветы ему передаем от тех, кто не смог приехать в день его памяти на Северное кладбище. Нет, мы не какие-то идолопоклонники. Хотя прекрасно понимаем, что здесь покоится человек, заслуживающий поклонения! Великий человек! Он любил русский романс и знал его, как никто другой. Агафонова мало назвать рыцарем романса. Он был Бог романса! Романс и Агафонов - слова синонимы...
Пятого сентября восемьдесят четвертого года я был в гостях у художницы Ольги Фиминой. Вдруг позвонил Валерка. В тот день в город должна была вернуться его жена - Таня, она не Агафонова, а Винникова. Валерка переживал, что не сможет встретить. Отменить назначенные концерты он, как человек обязательный, не мог. Вот и позвонил нам, говорит: «Таня приезжает, встретьте, пожалуйста. Скажите, что меня до вечера не будет - у меня сегодня два концерта».
А накануне вечером Валерка «поддавал» с двумя Сашками. Один Сашка из Алма-Аты, помнится, невысокого роста, инженер что ли. А второй, по-моему, Бойко его фамилия, он какое-то отношение к «Ленфильму» имел. Хоть Валерка и находился между двумя Сашками, это не принесло ему счастья, наоборот... Агафонов давно уже не выпивал, можно сказать, дисквалифицировался в этом деле. Только курил в рукав, тайком курил! Но в последнее время, то есть незадолго до смерти, стал позволять себе и такую слабость - выпивку.
Утром не похмелились. Сашки эти дали ему молока (тоже мне профессионалы, знатоки!): «Валера, тебе надо быть в форме!» А у Агафонова - двойной порок сердца! Он заработал его во время войны, в блокаду, мальчишкой.
И вот Валерий с одной концертной площадки, отработав там, на частной машине поехал на другую. Опаздывал! Переживал, что опаздывает! И около Московского вокзала всё и случилось...
Таню мы встречали втроем: я, Дима Тосенко и Валеркин друг из Эрмитажа Володя, он заведовал отделом французского искусства. – «Вот, Таня, так и так. Валеры больше нет!..»
Галина Баранова:
- Позвольте уточнение. Беда в том, что Валера перепутал концерты. Он записал концерт, назначенный на пятнадцать часов впереди того, что в час. Первый - где-то около Петергофа, а следующий - в противоположном конце города. Агафонов приехал, а ему говорят: мы вас ждем в три часа!.. Ну и разнервничался... Поймали машину и помчались...
«Хиль понимал: Валерка – явление!»
Петр Капустин (продолжает):
- Валера незадолго до смерти просил, чтобы я был крестным отцом его дочери - Даши. Я открещивался, потому что знаю, насколько это хлопотно. Если честно, то я не выполняю функций крестного. Но это не помешало Дашке стать рыжей красавицей. Валерку тоже, когда он был молодой, звали Факел. Рыжий, значит. У Агафонова есть еще одна дочка - красавица Ладушка, она от Лены, живет в Москве.
Агафонов выбрал и шел своей стезей... Он в застольях как говорил? «Не надо мне красненького - дайте беленькое». Белое, в смысле, чистое. Так и с жизненным выбором. И не прогадал. Каким он был в жизни? Мало кто знает, разве только друзья, что это был остроумнейший человек! Всегда шутил, хохмил, острил - и чуть... не спился! Но не спился! Он выпивал похлеще, чем Высоцкий! Высоцкий Валерке говорил (он знал его хорошо): «Валерочка, я так рад, что мы с тобой занимаемся совершенно разными делами!» Потому что понимал, какая здесь высота полета!
Валерка начинал не спеша, в раскачку. А потом как даст! До недостижимых, кажется, высот! И вдруг рука Божия прервала этот полет. Так только у великих мастеров бывает: раз - и хватит! Но Валерий Агафонов оставил нам огромное наследие! Восемьсот романсов! Он все их знал наизусть! Мог, правда, позволить себе текст немного поковеркать...
Вокруг меня Агафонов вертелся (или я вокруг него?), потому что ему очень уж нравилось, что я, один из немногих, слушал его, открыв рот. Да, как дурак, сижу с открытым ртом и слушаю, как он в восьмисотый раз мне поет романс! Он меня любил. С его стороны это была такая беззаветная любовь. И я его любил! Меня поражал сам факт его существования: среди пошлятины, безвкусицы, безвременья, такой чистый человек!
Ну, сначала мы, конечно, поддавали. Тогда он был худой. Потом, когда начал спиваться, были моменты, что он толстел, и я его не узнавал... А однажды я ему заявил: «Извини, Валера, хочешь обижайся, хочешь не обижайся, но с тобой я больше не пью! С кем угодно буду, а с тобой нет! Потому что ты принадлежишь не мне одному, а нам всем, всему русскому народу!» И он завязал!
Хочу сказать два слова в защиту Эдуарда Хиля, которого как исполнителя не люблю. Ну, не нравится мне, как он поет. И вообще я не выношу всё, что связано с таким пением - псевдопатриотическим... Но я был в «Ленконцерте», когда Агафонову повышали квалификацию, т.е. добавляли к ставке буквально пятьдесят копеек.
Валерка задумал на этой комиссии исполнить три вещи: «Утро туманное» и что-то еще. Я ему говорю: начни с самого мощного! «Нет, я буду раскачиваться постепенно. Я им спою это, потом это...» Он первый романс спел - ему говорят: хватит! А Хиль, знаете, что сказал? «Ну дайте человеку выступить!» Хиль очень хотел, чтобы Валерка исполнил все три заявленные вещи! А ему председатель комиссии говорит: «Возьми запись или позови Агафонова и дома его слушай!» В общем, председатель Хиля оборвал по-хамски! Хиль понимал, что Валерка - явление!..
«Как много здесь можно пропить!..»
При его нелюбви кого-либо с кем-либо знакомить, Агафонов познакомил меня с Юрием Борисовым. «Я не знакомил тебя ни с кем, но здесь решил познакомить с одним человеком». - «С кем?» - «Да он в тюрьме сейчас сидит, но выходит завтра-послезавтра» - «Только мне не хватало: «в тюрьме сидит»!» - «Это Юра Борисов...»
Приезжаем с Агафоновым на Рубинштейна к Лиле Щербаковой, она жена Димы Тосенко, сейчас в Америке живет. Ждем. Кто-то играет на фисгармонии. Мы сидим, ждем Борисова. Я жду с ужасом. Сейчас появится уголовничек и или зарежет, или по карманам будет лазать. Борисова мы так и не дождались. Часа через три кто-то кому-то по морде заехал. Обстановка накалялась. Я пошел домой.
Борисов пришел ко мне в мастерскую и первое что сказал: «О, как много здесь можно пропить!» Это в моей-то мастерской! Ну, там висят всякие штучки-дрючки... Это Борисов так сострил. Потом, когда я узнал, когда я познал, что Борисов тоже явление, я стал дразнить Агафонова. «Как бы ты ни играл фуги Баха... (А Агафонов или выпивал или Баха играл!) так играть на гитаре, как Юра не получится». Он обижался: «Я, да, Петяша, не достигну?!..» Агафонов очень хорошо играл, но Борисов несоизмеримо лучше. Тончайший музыкант был. Он Валерку учил играть на гитаре мастерски, но тот его уровня так и не достиг.
Я уговаривал моих друзей кинематографистов, режиссеров Валерия Быченкова и Анатолия Вехотко: «Агафонов, Борисов –уходящая натура, на вашем языке киношном, вот кого надо снимать!» Это будут исторические кадры, а вы не снимаете, идиоты!» И они сняли, но тут подрезали, там вырезали... Агафонова не указали даже в титрах!
Валерка в кино и сам немножко поснимался. В фильме «Путина», «День солнца и дождя» - эпизоды. В картине «Личной безопасности не гарантирую» - в роли цыгана. Поет романс Юрия Борисова. Виктор Павлов, актер, чего-то мычит – заглушает Валерку. А ведь этот романс Борисов сочинил специально для этой картины.
«Да я и сам себе подпою!..»
Агафонов говорил: «Алла Пугачева - это красиво!» Я возражал: «Ты что, обалдел?! Бред сивой кобылы!» А Валерке и этот исполнитель хорош, и тот хорош. У него все были хороши! Но один раз он сострил: «Певец, который поет хорошо... петербургский... да как же его фамилия? Бульдозеров? Нет, не Бульдозеров, а как-то на «п». Ну, оперный! Во, вспомнил! Плужников!» Плужников ему предложил: «Валерочка, давай я тебе подпою!» А Валерка говорит: «Не надо мне подпевать. Я и сам себе подпою!» Плужников неплохой певец, но в данном случае Агафонов чего-то рассердился на него.
С Вадимом Козиным Агафонов встретился в пивнухе около Владимирской площади. Я, говорил, захожу похмелиться, сидит дед, больше никого нет. Как я понимаю: Валерка был с гитарой. Дед пристал: «Ты поешь?» - «Чего тебе надо-то?!» - «Я люблю музыку». - «Я пою». - «Ну, что, например?» - «Ну, романсы пою!» - «А «Калитку» поешь?» - «Пою!» В общем, разговорились. «А ты, молодой человек, знаешь, кто я?» - «Нет, не знаю». - «Вадим Козин». - «Не может быть!» Оказалось, «может быть»! Валерка тут же забацал ему «Калитку»! Козин был потрясен исполнением. «Не ожидал, что у меня есть продолжатели в стране, которая меня решила укокошить!..» - сказал. И пригласил Валерку к себе в Магадан. И Валерка у него в Магадане был! Об этом никто не вспоминает. Может быть, потому, что Агафонов иногда подвирал немножко. Но о Магадане мне рассказывал не он один - несколько человек. Валерка говорил, что у Козина квартирка маленькая, но есть фортепиано, а еще много патефонов и кошек. Когда мне о визите к Козину рассказывал художник Яковлев, все совпало.
Агафонов и Борисов протест свой к государству, к коммунистическому режиму выражали тем, что просто не замечали их: нет Совдепии, нет ее, и все!.. Вот за это еще один низкий поклон от нас этим замечательным людям.
Автор текста - Владимир Желтов