У известного красноярского писателя Владимира Шанина вышла книга, которую он назвал "У времени в плену".
По объёму солидная - почти 500 страниц. Обычно в таком эпическом формате пишутся крупные прозаические произведения - романы с их сложным композиционным построением и множеством персонажей.
Но эта книга - не роман, это словесно-художественная галерея портретных очерков - рассказов о собратьях по перу. Их 58 - живых и уже ушедших в мир вечного покоя. Для каждого автор нашёл тёплые, сердечные слова. Не разделил, не расставил всех по ранжиру и мере таланта, а уважительно расположил в алфавитном порядке. Мудро!
При чтении книги, при переходе от одного персонажа к другому возникает ощущение, будто поздним вечером, когда мир укладывается на ночной покой, идёт автор по писательской улице, где за оградками утихших домов призывно светятся окошки с силуэтами творцов, склонившихся над своими рабочими столами.
И будто невидимым призраком входит он в каждый дом, присаживается по-свойски, рядком с творцом-товарищем, и завязывается у них за чашкой чая исповедальная беседа о суетном житье-бытье, о творческих планах и потаённых задумках.
Вот как, к примеру, вводит нас Владимир Шанин в мир замечательной, талантливой поэтессы Любови Рубцовой - человека с трагической, изломанной судьбой, но с непокорённой, гордой душой.
Будучи ещё школьницей, воспитанной на примерах положительных литературных героев - таких, как Овод, она ненавидела всё пошлое, низкое, открыто говорила то, что думала. И когда однажды не пришёл на урок любимый учитель и выяснилось, что он арестован, семиклассница, секретарь школьной комсомольской организации заступилась за него.
И вдруг всё рухнуло: ночной "воронок" у крыльца, арест, обвинение в контрреволюционном заговоре и затем - судебный приговор: 10 лет лагерей...
И потянулись, потекли глухие, чёрные дни, месяцы, годы изнурительного труда на лесозаготовках при обязательном выполнении дневной нормы - шесть кубов на двоих. Умри, сгинь, но выполни! И это - ещё неокрепшими, нежными девичьими руками.
Гнетущие, горестные годы на таёжных лесосеках: зимой - по грудь в знобящих сугробах, а летом - в липких облаках кровососущей твари - комаров и мошкары, и лагерные ночлежки в холодных, продуваемых бараках с двойными деревянными нарами, с железной печкой-буржуйкой в углу, и надрывный, простуженный кашель. Туберкулёз...
Об этом лагерном узилище Рубцова потом напишет:
"Нагрянет боль, что громовой раскат,
Оглушит и бессилье руки скрутит,
И сердце петлей захлестнёт тоска
По каждой даром прожитой минуте".
Всё вынесла, всё перетерпела зэчка Любовь Рубцова в лагерном аду, но сберегла, сохранила в себе достоинство, веру в чистоту, доброту и человечность:
"Ты умела неплохо грузить и рубить,
ты лопату умела как надо держать!
Двух вещей не умела ты - слабого бить
и врагам - даже ласковым! - руки их жать".
Проникшись братским состраданием к скоротечной, трагической судьбе Любови, автор прослеживает её жизненный и творческий путь, оборвавшийся в 44 года.
Два начала питали её жизнь: вера в чистоту, справедливость, порядочность и божественно- поэтический дар. Несколько сборников, изданных после выхода её из лагерной неволи, сразу же принесли ей широкую известность и признательность читателей.
Третий сборник - "С песней в сердце" - красноярцы буквально смели с прилавков книжных магазинов. Каждая строка его пропущена через сердце и душу автора:
"Вот так большой и сильный человек
через большую боль свою шагает,
и лишь порой, по лёгкой дрожи век,
поймёшь, какой огонь его сжигает".
К сожалению, книга вышла крохотным тиражом - всего лишь 50 экземпляров и, конечно, редко в какой библиотеке она окажется на книжной полке и редко кому из любителей российской словесности попадёт в руки. Сразу же, по выходе в свет, она стала библиографической редкостью.
Эдуард МОРДВИНОВ.
Красноярск.