В год 7132. Во Пскове в соборный храм святой Троицы на вечерне в западные двери зашла лошадь. В том же году на утрене коза зашла в церковь, и вытащили ее вон.
(единственная запись Псковской третьей летописи за 1624 год)
Сижу с утра, работаю. Через силу, поскольку, несмотря на номинальное наступление зимы, на улице чисто осень, слякотная и сонная, а в такую погоду завсегда спать хочется. От сонливости, бывает, помогает пойти на дворе заняться простым и понятным физическим трудом, да только что там делать-то об эту пору – все стройки-ремонты в преддверии зимы свёрнуты, всё прибрано, огород не водится, даже снег почистить не представляется возможным из-за отсутствия такового.
В общем, колупаюсь помаленьку на ниве умственного труда. Тут слышу скрозь приоткрытое окно – коза где-то орёт, да так истошно, буквально нечеловеческим голосом. Не моя, заметим, коза, поскольку свою козу я по голосу от чужой завсегда отличу. Да и вдалеке где-то она блажит, вроде как у соседа – Юрки Хромого на дворе, а Юрка-то он только что называется сосед, а так-то метров триста до него по всем закоулкам. Ладно, думаю, орёт себе и орёт.
Тем временем, однако, источник истошного блеяния звучит всё отчётливее и, вроде как, приближается. Что ж это, думаю, Юрка, что ли, козу к моему козлу ведёт для получения незамысловатых услуг последнего? Отчего ж не позвонил тогда? Я даже телефон проверил – нет, не было никаких звонков. Решил, всё же, пойти глянуть, что там за оказия, а то всякое бывает.
Пока зипун натянул, в валенки влез, на крыльцо выполз – а коза уже вопит непосредственно у меня под воротами, да нетерпеливо так, даже, я бы сказал, требовательно. Точно, думаю, Юрка козу невеститься привел, а телефон, допустим, потерял, ну мало ли. Только открыв калитку никакого Юрки я там не увидел, а увидел лишь его карнаухую козу, которая, коротко мекнув на мое удивленное «здрасте», отодвинула меня рогами с дороги и бодро поскакала на задний двор, где ей всё по тому же делу случалось уже бывать не раз, так что в провожатых она не очень нуждалась.
Козёл мой, по случаю дурной погоды, дрых себе спокойно в козлятнике, но, зачуяв гостью, страшно возбудился, взревел и принялся рваться на двор. Тут бы его и выпустить, да вот незадача – коза-то чужая, распорядиться ей, вроде как, выходит неудобно. Нужно, думаю, хозяина сыскать, а хозяин-то как раз и ковыляет уже по улице, произнося сквозь зубы разные нехорошие слова.
– К тебе, что ль, – пыхтит, – побегла паразитка?
– Не то, чтобы ко мне, – говорю, – а, скорее, к козлу. Уже на задах ошивается. Что это с ней за фанаберии?
– Да я её, вишь, решил до весны не покрывать, а то молока у нас то густо, то пусто. Она с осени пару раз гуляла ну и, вроде, успокоилась. А сегодня доить пришли – она сначала тихо стояла, а как стайку открыли, так и рванула. Калитку выломала и до тебя почапала. Что с ней делать-то теперь, как думаешь? Крыть или как?
– Не знаю, – говорю, – что делать, но что-то уже делать надо, а то козёл там, я слышу, взялся сарай мне крушить. Слышь, грохочет? Пару досок уже вынес, поди.
– Ну хер с ней тогда, пускай уже кроет… Я и так чуть не помер, пока за ней бёг.
В общем, пока Юрка отдыхивался, я козла спустил, а тому особых указаний не нужно – оформил козу-партизанку по первому разряду. Она, кстати, и домой сама пошла, а мы ещё постояли, покурили, ну и Юрка за ней похромал.
От прыткой козы ни забор, ни запор, короче.