Насколько венский композитор повлиял на петербургскую моду
Подписывайтесь на наш канал! Ставьте лайки! Приветствуется репост материала в соцсетях!
На нашем канале мы будет рассказывать не только о дореволюционном городском быте, не только о моде, но и о модных событиях, что (как вы сами понимаете) было уделом далеко не всего народа, и даже не всей городской публики.
Летом 1862 года столичная жизнь (напомним, в тот момент столицей Российской Империи был Санкт-Петербург) ожидало большое событие, которое сразу же пробрело характер «модного происшествия». Это было отбытие композитора Иоганна Штрауса. Он в течение нескольких лет давал концерты в Павловске, который был центром модной жизни. Несмотря на заявление, отбытие из России было связано не с лечением, а личной драмой – композитору было отказано в руке русской девушке, которой он было очень сильно увлечен.
Как же жила модна публика «без Штрауса»? Сохраняя стилистику изложения, внеся только лишь орфографические правку, мы приводим воспоминания очевидца.
Впрочем я уже чересчур заговорился о театрах и о талантах; пора и перестать. Но как тут перестать, когда вот сию минуту принесли афишу, где извещается, что известный г. Иоганн Страус, «по совету врачей отправляется за границу для излечения постигшей его болезни —до выздоровления г. Иоганна Страуса, будет управлять оркестром, на тех же условиях, брат его, г. Иосиф Страус, пользующейся уже за границею вполне заслуженною им репутацию и обещающий большой запись нового репертуара еще здесь неигранных пьес». Нечего делать, надобно несколько слов и об гг. Страусах сказать...
И так:
Его уж нет!... Уж он сокрылся,
Покинул Павловский вокзал! —
Там на эстраде воцарился
Уже не прежний идеал.
Его уж нет!... В сердца к старушкам
Едва ли брат проложить след!
В кого ж влюбиться двум пастушкам —
Девицам в семьдесят пять лет?!
Его уж нет!... Его уж нет!...
Сохранилось описание одного из таких концертов новом составе.
В субботу 21-го июля было торжественное представление и рекомендация павловской публике г-на Иосифа страуса. Брат представлял брата—зрелище, по истине, было умилительное!... Семь тысяч человек, приехавших из Петербурга, нарочно по высокоторжественному случаю, с шести часов наполняли залу. И с шести часов уже невозможно было найти в ней хотя какое-нибудь местечко. Даже из саду было притащено по усердно самой публики, множество скамеек и расхищено в одну минуту. Зрители и слушатели чуть не дрались за места. В семь часов все это разразилось неистовыми рукоплесканиями: на эстраде появилось два Страуса. Первым отделением дирижировал новый Страус, а со второго он чередовался с старшим братом. Трогательно было видеть его обычные эксцентрические телодвижения перед пюпитром, трогательно потому, что мы их видели—увы!... уже в последний раз... На многих ех-прекрасных глазах заметили мы слезы. Рассказывают даже, что одну старушку вынесли из залы в жестоком обмороке... Новый Страус ведёт себя прилично: не коверкается, не, ломается, смотрит более туда, где лежать ноты, а не туда, где сидят дамы, и вообще держит себя истинным джентльменом. Он дирижирует с увлечешем, не обращая внимания ни на что, кроме звуков; но увлечете это отнюдь не проявляется в нем поддельным экстазом —оно искренно.
В конце вечера раздались новые крики и вызовы старого Страуса. Старый Страус, по обыкновенно, несколько упрямился, но вскоре уступил и вышел. Тогда со стороны мужчин послышались требования, сыграть романс: «Её уж нет». Только кричали не «Её уж нет», а «Его уж нет». Г. Страус подал знак — и раздались звуки Juristen-Walzer, с которым он в первый раз дебютировал в Павловске. Но публика не выказывала намерения угомониться и продолжала кричать, не обращая внимания на звонки, возвещавшие об отправлении поезда. И действительно, последний поезд, вместо 12-ти, ушел только в час ночи; а в вокзале все ещё продолжались крики...
Надо пояснить, а именно Павловский вокзал был не просто вокзалом. А своего рода светским заведением (как это ни странно покажется). Там даже балы проходили. Один из них случился как раз после описанных выше событий. Им музицировал на нем уже знакомый вам Иосиф Штраус. Очевидица, специализировавшая на моде, вспоминала:
Впрочем, теперь ещё о городе не очень думают: время так хорошо, что не хочется расстаться с дачей. В павловском вокзале всегда множество посетителей. Недавно был там бал в пользу бедных; очень хорошенький бал, с газовым освещением, с оркестром Страуса, со множеством прекрасных туалетов и не менее прекрасных дам: Павловск, как известно, изобилует тем и другим. Некоторые наряды обращали на себя особенное внимание.
На одной молодой особе было белое кисейное платье с тремя небольшими гофрированными воланами внизу юбки; сверх этой гладкой юбки, надета была другая, доходившая до верхнего волана и вырезанная огромными фестонами, обшитыми густым белым тюлевым рюшем. По всей верхней юбке разбросаны были букетики пестрых цветов, вышитых шёлком. Берта была вышита точно также и обшита белым рюшем; на груди и на острых оконечностях фестонов верхней юбки приколоты букеты красных маков с белыми полевыми цветами. Такие же букеты перемешаны были на голове молодой особы, с белокурыми волосами, зачесанными кверху пышными бандо и спускавшимися за ушами двумя длинными буклями.
Вот такая история, вот такая мода! Не забывайте читать наши новые статьи! А еще лучше подписывайтесь на наш канал! Искренне Ваша редакция «Настольной книги старорежимной сплетницы»