У Лены была строгая мама. Это, когда, все через слово «надо», а не «хочу». Надо вставать рано, надо делать зарядку, надо хорошо учиться, надо держать себя в руках, надо быть сильным. Единственной уважительной причиной и оправданием для проявления эмоций и желаний мама считала болезнь. Тогда маме становилось Лену жалко. Тогда отменялись все правила и маленькую девочку носили на руках, обнимали, целовали, разрешали капризничать, спрашивали, что она хочет поесть и разрешали смотреть мультики не по расписанию.
Все детство Лена проболела. Ангины плавно перерастали в отиты, отиты в ОРВИ, ОРВИ в плевриты и гаймориты. Это, конечно, не считая переломов и вывихов.
Лена давно выросла. Но до сих пор отношения с мамой не изменились. Они живут в разных городах, созваниваются несколько раз в неделю, но… Об успехах Лены мама слушает в пол-уха, параллельно смотрит сериал или шоу, и неизменно заканчивает разговор фразой «ты могла бы добиться большего», от чего у Лены начинает колоть в левом боку и стрелять в висок. Мама включается только, когда у Лены что-то идет не так: интриги на работе, ссора с парнем, несчастный случай...
Тогда мама снова становится полной сочувствия, участия, заботы и… любви?
Год назад Машу бросил муж. Ушел с одним чемоданом и банковской картой, на которой лежали все семейные сбережения. Маша была раздавлена. Пожаловаться было некому. Подруг муж давно отвадил, с родными - не те отношения. Каждый день Маша давилась слезами вперемешку с успокоительными и плелась на работу. Однажды по пути встретила Олю. Они не виделись с выпускного в университете, подругами не были. Скорее, приятельницами.
После пятиминутного разговора ни о чем Оля сказала:
- Машуль, какие-то у тебя потухшие глаза. У тебя все в порядке? Дай-ка мне свой телефон…
Вечером она позвонила, потом приехала и Маша впервые выговорилась и поплакала, хотя бы и на плече у малознакомого человека.
Оля быстро включилась в ситуацию. Нашла хорошего психолога, юриста, стала регулярно звонить и приезжать, вытаскивать страдалицу на мероприятия.
Вместе они провели ревизию, выкинули из дома все, что напоминало о муже, сделали перестановку в квартире и повесили новые шторы.
Через несколько месяцев Маша повеселела. Впереди была весна и Маша мечтала, как теперь, когда у нее глаза перестали быть «на мокром месте», весело и здорово они с Олей будут проводить время. Можно будет съездить в Чехию, научиться кататься на роликах, освежить английский.
Однако этим мечтам было не суждено сбыться. Чем больше расцветала Маша, тем реже появлялась Оля, тем чаще у нее находились неотложные дела, тем короче становились разговоры, тем быстрее заканчивались их встречи… Аккуратные попытки Маши выяснить в чем дело, ни к чему не привели.
Теперь, когда она перестала быть достойной жалости, она стала неинтересна Оле. Подруга в ней больше не нуждалась…
Вика познакомилась с Сашей, когда поступила на первый курс иняза. Он был на два года старше и на три головы выше. Спортсмен. На первый взгляд, у них было мало общего. Да, и на второй тоже.
Она любила театр, он – качалку. Она читала Бродского, он – аннотации к спортивному питанию.
Но это не помешало им влюбиться друг в друга с первого взгляда.
Саша обожал Вику, носил на руках, заваливал розами и перецеловывал ее пальчики. Вика ходила с ним в спортзал, хохотала над его шутками и вырезала для него в журналах статьи о спортивном питании.
Их взаимного влечения хватило ровно на три года. Постепенно то, что умиляло Вику в Саше, стало ее нервировать. Все чаще она жаловалась подругам, что с Сашей она не может поговорить о смысле бытия, что он не знает, кто такой Полански и даже в спорте не ставит никаких целей, что… что…что…
Саша, казалось, ничего не замечал. Все чаще он заводил разговоры о свадьбе, семье, детях и «любви до гроба». Вика от этих тем съеживалась, замолкала и впадала в меланхолию, необъяснимую для потенциальной невесты.
Однажды, проснувшись утром, она поняла - она не хочет замуж, а хочет сделать карьеру и увидеть мир – путешествовать самолетом, поездом или автостопом.
И делать это уже без Саши.
Сама.
Собравшись с духом Вика пригласила Сашу домой и выложила все, как есть.
Сказала, что безумно благодарна ему за три года счастья, что она искренне желает ему только хорошего и, конечно, лучшей девушки, чем она.
Что последнее, чего она хочет – сделать ему больно.
Но врать и притворяться она не может.
Саша повел себя неожиданно – зарыдал, упал на колени, обхватив ее талию руками. Умолял не бросать, не уходить, остаться, дать второй шанс…
Растерянная и ошеломленная от такого напора, не в силах видеть такую душераздирающую картину Вика и сама расплакалась.
Она осталась.
Ее хватило ровно на три месяца. За это время она возненавидела Сашу, все его штанги, гантели и потные полотенца. А заодно и себя за свою минутную слабость.
И однажды она ушла.
Малодушно сбежала из отношений без объяснений и прощаний.
Просто хлопнула дверью и не вернулась.
Из жалости, как говорят в народе, любви не выкроишь. Но люди упорно пытаются это сделать, путая любовь с жалостью. Жалость - с состраданием. Сострадание - со гордостью.
Но жалость – не любовь, она не кормит.
На ней не строится ни семья, ни дружба, не приживаются уважение, достоинство и верность…
Зато активно растут злорадство, обида и ревность.
Рано или поздно жалость уходит, оставляя после себя тягучее разочарование.
А еще - ощущение обмана и пустоты.
Жалостью не подделаешь любовь, как электрической лампочкой не заменишь солнце.