Она сидела у окна и смотрела, как вечер заполняет аллею. Ее голова была прислонена к оконным занавескам, а в ноздрях стоял запах пыльного кретона. Она очень устала.
Мало кто проходил мимо. Человек, вышедший из последнего дома, шел домой; она слышала, как его шаги стучат по бетонному тротуару, а потом по шлаковой дорожке перед новыми красными домами. Когда-то там было поле, на котором они каждый вечер играли с чужими детьми. Потом человек из Белфаста купил поле и построенные на нем дома-не такие, как их маленькие коричневые домики, а яркие кирпичные домики с блестящими крышами. Дети с авеню часто играли вместе на этом поле-Дивайны, Уотерс, данны, маленький калека Киф, она и ее братья и сестры. Эрнест, однако, никогда не играл: он был слишком взрослым. Ее отец часто охотился на них в поле с помощью своей Терновой палки; но обычно маленький Киф держал Никса и кричал, когда видел, что ее отец идет. И все же тогда они казались довольно счастливыми. Тогда ее отец был не так уж плох.; и кроме того, ее мать была жива. Это было очень давно; она и ее братья и сестры уже выросли, ее мать умерла. Тиззи Данн тоже была мертва, а вода вернулась в Англию. Все меняется. Теперь она собиралась уйти, как и все остальные, покинуть свой дом.
Домой! Она оглядела комнату, рассматривая все ее знакомые предметы, которые она вытирала раз в неделю в течение стольких лет, удивляясь, откуда на Земле взялась вся эта пыль. Возможно, она никогда больше не увидит те знакомые предметы, от которых никогда не мечтала отделиться. И все же за все эти годы она так и не узнала имени священника, чья пожелтевшая фотография висела на стене над разбитой фисгармонией рядом с цветной гравюрой с обещаниями, данными блаженной Маргарет Мэри Алакок. Он был школьным другом ее отца. Всякий раз, когда он показывал фотографию гостю, ее отец обычно передавал ее с небрежным словом:
-Он сейчас в Мельбурне.-
Она согласилась уехать, покинуть свой дом. Было ли это разумно? Она попыталась взвесить каждую сторону вопроса. Во всяком случае, в своем доме она имела кров и пищу; у нее были те, кого она знала всю свою жизнь. Конечно, ей приходилось много работать, как дома, так и на работе. Что они скажут о ней в магазине, когда узнают, что она сбежала с парнем? Скажем, она была дурой, и ее место заняла бы реклама. Мисс Гэвин была бы очень рада. Она всегда была настороже, особенно когда ее кто-то слушал.
- Мисс Хилл, разве вы не видите, что эти дамы ждут?
- Пожалуйста, ведите себя бодро, Мисс Хилл.-
Она почти не плакала, когда выходила из магазина.
Но в ее новом доме, в далекой незнакомой стране, все будет иначе. Тогда она выйдет замуж-она, Эвелин. Тогда люди будут относиться к ней с уважением. С ней не будут обращаться так, как обращались с ее матерью. Даже сейчас, несмотря на то, что ей было уже за девятнадцать, она иногда чувствовала себя в опасности от насилия своего отца. Она знала, что именно это вызвало у нее учащенное сердцебиение. Когда они росли, он никогда не бросался к ней так, как раньше к Гарри и Эрнесту, потому что она была еще девочкой, но в последнее время он начал угрожать ей и говорить, что сделает с ней только ради ее покойной матери. И нет, ей некому было защитить ее. Эрнест был мертв, а Гарри, занимавшийся церковной отделкой, почти всегда находился где-то за городом. Кроме того, постоянные ссоры из-за денег по субботним вечерам начинали невыносимо утомлять ее. Она всегда отдавала все свое жалованье-семь шиллингов, - и Гарри всегда присылал ей все, что мог, но самое трудное было получить хоть какие-то деньги от ее отца. Он сказал, что она привыкла разбазаривать деньги, что у нее нет головы, что он не собирается давать ей свои с трудом заработанные деньги, чтобы разбрасываться ими по улицам, и многое другое, потому что он обычно был довольно плох в субботу вечером. В конце концов он отдаст ей деньги и спросит, не собирается ли она что-нибудь сделать. покупаю воскресный ужин. Затем ей пришлось выскочить из дома так быстро, как только могла, и заняться своим маркетингом, крепко сжимая в руке черную кожаную сумочку, пробираясь сквозь толпу и возвращаясь домой поздно вечером с грузом провизии. У нее была тяжелая работа, чтобы держать дом вместе и следить за тем, чтобы двое маленьких детей, которые были оставлены на оплату hr, регулярно ходили в школу и регулярно получали еду. Это была тяжелая работа-тяжелая жизнь , но теперь, когда она собиралась ее покинуть, она не находила ее совершенно нежелательной.
Она собиралась исследовать другую жизнь с Фрэнком. Фрэнк был очень добрым, мужественным, открытым человеком. Она должна была уехать с ним на ночном пароходе, чтобы стать его женой и жить с ним в Буэнос-Айресе, где ее ждал дом. Как хорошо она помнила свою первую встречу с ним; он жил в доме на главной дороге, где она часто бывала. Казалось, это было несколько недель назад. Он стоял у ворот, фуражка его была сдвинута на затылок, а волосы спадали на бронзовое лицо. А потом они познакомились поближе. Он часто встречался с ней возле магазинов. каждый вечер провожайте ее домой. Он повел ее посмотреть на богемную девушку, и она почувствовала себя счастливой, сидя с ним в непривычной части театра. Он ужасно любил музыку и немного пел. Люди знали, что они ухаживают и, когда он пел о девушке, которая любит моряка, она всегда чувствовала себя приятно смущенной. Он называл ее Поппенс просто так, шутки ради. Во-первых, ей было очень приятно, что у нее есть парень, а потом он стал ей нравиться. У него были рассказы о далеких странах. Он начинал палубным мальчиком с фунта в месяц на корабле линии Аллана, отплывавшем в Канаду. Он рассказал ей названия кораблей, на которых был, и названия различных служб. Он проплыл через Магелланов пролив и рассказывал ей истории об ужасных жителях Патагонии. Он сказал, что упал на ноги в Буэнос-Айресе и приехал на родину только на каникулы. Конечно, ее отец узнал об этом романе и запретил ей что-либо говорить ему.
-Я знаю этих матросов, - сказал он.
Однажды он поссорился с Фрэнком, и после этого ей пришлось тайно встречаться со своим любовником.
На проспекте сгущался вечер. Белизна двух букв на ее коленях стала почти неразличимой. Одна была для Гарри, другая-для ее отца. Эрнест был ее любимцем, но и Гарри ей тоже нравился. Она заметила, что отец в последнее время стареет и будет скучать по ней. Иногда он мог быть очень милым. Незадолго до этого, когда ее уложили спать на целый день, он прочитал ей сказку о привидениях и поджарил тосты у камина. В другой раз, когда их мать была еще жива, они все вместе отправились на пикник на холм Хоут. Она вспомнила, как отец надевал чепчик ее матери, чтобы рассмешить детей.
Ее время истекало, но она продолжала сидеть у окна, прислонившись головой к оконной занавеске и вдыхая запах пыльного кретона. Далеко внизу на улице она услышала звуки уличного органа. Она знала, что этот странный воздух должен был прийти именно этой ночью, чтобы напомнить ей об обещании, данном ее матери, о ее обещании держать дом вместе так долго, как она сможет. Она вспомнила последнюю ночь болезни матери, снова очутившись в тесной темной комнате по другую сторону коридора, и снаружи послышалась печальная атмосфера Италии. Органщику было приказано удалиться и выдано шесть пенсов. Она вспомнила, как отец с важным видом вернулся в комнату больного и сказал::
- Проклятые Итальянцы! - иди сюда!
Пока она размышляла, жалостливое видение жизни ее матери наложило свои чары на самую быстроту ее бытия-эта жизнь заурядных жертв, завершающихся окончательным безумием. Она задрожала, снова услышав голос матери, постоянно повторявшей с глупой настойчивостью:
"Деревон Сераун! Деревон Сераун!"
Она вскочила, охваченная внезапным приступом ужаса. - Беги! Она должна бежать! Фрэнк спасет ее. Он даст ей жизнь, а может быть, и любовь тоже. Но она хотела жить. Почему она должна быть несчастна? Она имела право на счастье. Фрэнк брал ее на руки, прижимал к себе. Он спасет ее.
Она стояла среди качающейся толпы на станции у северной стены. Он держал ее за руку, и она знала, что он говорит с ней, снова и снова повторяя что-то о проходе. На станции было полно солдат с коричневыми сумками. Сквозь широкие двери сараев она мельком увидела черную массу лодки, лежащей у причальной стенки, с освещенными иллюминаторами. Она ничего не ответила. Она почувствовала, что ее щеки бледны и холодны, и, выйдя из лабиринта горя, она взмолилась Богу, чтобы он направил ее, показал ей, в чем ее долг. Лодка издала в тумане долгий скорбный свист. Если она уедет, то завтра уже будет плыть с Фрэнком по морю в сторону Буэнос-Айреса. Их проезд был заказан заранее. Может ли она все еще отступать после всего, что он для нее сделал? Ее горе пробудило тошноту во всем теле, и она продолжала шевелить губами в безмолвной горячей молитве.
У нее на сердце звякнул колокольчик. Она почувствовала, как он схватил ее за руку:
- Все моря мира обрушились на ее сердце. Он втягивал ее в них, он хотел утопить ее. Она вцепилась обеими руками в железные перила.
- Ну же!
- Нет! - Нет! - Нет! Но это было невозможно. Ее руки в бешенстве вцепились в железо. Среди моря она послала крик отчаяния.
- Эвелин! Эвви!"
Он бросился за барьер и позвал ее следовать за собой. Ему кричали, чтобы он шел дальше, но он все еще звал ее. Она повернула к нему свое бледное лицо, пассивная, как беспомощное животное. В ее глазах не было ни признака любви, ни прощания, ни признания.
Если понравилось, жмякни ЛАЙК и ПОДПИШИСЬ. Тебе это ничего не стоит, а мне приятно. Всем удачи и здоровья!