Все, что не убивает тебя, делает твои мемуары длиннее.
(Энтони Кидис)
Много лет назад, когда в глухие деревушки можно было ещё добраться пригородными поездами, когда хороший урожай на огороде был ценнее денег, мне была поставлена сложная многоходовая задача, от которой я был совсем не в восторге.
На дворе были суровые девяностые. Гиперинфляция уничтожила доходы родителей. Отец получал зарплату миллионами, но купить на неё можно было немного. Я помню случай, когда мы с братом развели подвыпившего отца на покупку дэнди. Он потратил пятую часть зарплаты, и дома был дикий скандал. Зато мы, дети, были счастливы!
О задании. С целью получения отличного урожая картофеля в конце сезона и дабы обеспечить продовольственную безопасность семьи, мне надлежало отпроситься с последнего урока в школе. Выдвинуться на железнодорожный вокзал и отправиться на пригородном поезде в деревню Кисловка, чтобы там запрячь в телегу лошадь, забрать бороны и отправиться в деревню Астапковичи, где надлежало скородить огород. По окончании выполнить все действия в обратном порядке. Следует отметить, что в 1998 году ещё не было у нас мобильных телефонов. Загуглить расписание поездов тоже нельзя было, и огромный объём важной информации приходилось просто запоминать.
Удивительным здесь было то, что впервые за всё время учёбы в школе мне надлежало прогулять урок. Ранее и позже мне не приходилось их прогуливать даже по болезни. Это считалось почти преступлением. Надо сказать, что и директор, у которой я отпрашивался, не дала согласия. На мои жалкие бормотания лишь фыркнула что-то про цену знаний.
Прямо из школы вместе с учебниками и сменной одеждой за спиной я помчался на вокзал, где уже чадил дизелями пригородный поезд. По дороге я проскочил рынок, который шёл вдоль ближайших улиц прямо на перрон.
В поезде всегда был шанс проехать бесплатно и сэкономить на проезде. При появлении контролёра достаточно было пройти в накуренный тамбур за его спиной и через несколько минут вернуться.
В Кисловке я запрягал кобылу в телегу сам. Я уже ловко это делал. За несколько лет сельских работ приобрёл некоторую сноровку. Мне, матёрому четырнадцатилетке, было уже всё по плечу. На мне была надета афганка, которую задарил дембельнувшийся в начале девяностых дядька. Погоны по контуру были проколоты бесчисленным количеством звёздочек, а на груди красовались старые советские значки, найденные в гараже. В общем, вид был героический со всех сторон. Наверное, любой латино-американский диктатор или советский дембель мог позавидовать моей форме. Не разжился только аксельбантами.
Затянув супонь, проверив подпругу и наградив кобылу ласковым словом, я отправился в недолгий путь. Расстояние между деревнями километров семь. Всё давно знакомо и изъезжено. Поля, леса, болота, речка. Глазу скучно и зацепиться не за что. От того особенно радостно, когда из придорожных кустов вдруг выскочит лисичка или косуля. Даже зайцу рад, хоть и совсем нередкая живность. Весенним днём не так много живности, а вот ближе к вечеру начинается активное движение, и в это время куда комфортней не в старой телеге, а в автомобиле. Впрочем и автомобили здесь ездили нечасто. В основном престарелая колхозная техника, хотя полевые работы уже заканчивались. Всё-таки середина мая. Обычно в этих широтах в зависимости от погоды сажали огороды с последней декады апреля и до середины мая. После пахоты верхний слой земли покрывался сухой коркой, воздуху и влаге не было доступа, а растениям снизу было трудно пробиться навстречу друг другу. Крестьяне мчались бороновать огород, дабы разрушить корку и дать возможность росткам скорей пробиться к солнцу. Всё это нужно сделать как можно в более короткие сроки!
Из-за поворота выехал гусеничный трактор ДТ-75. Он громко тарахтел и чадил чёрным дымом. По разбитому асфальту резким металлическим звуком лязгали гусеницы. Кобыла, до того засыпавшая на ходу, насторожилась и притормозила. Стала нервно дёргаться и уводить в сторону. Большак был высокий и неширокий, и тракторист, невидимый за пыльным стеклом, прижался к своей обочине и продолжил сближение. Кобыла, не имея заднего хода, рванула резко вперед и вправо, нырнув в придорожный кювет вместе с телегой. На секунду я очутился в воздухе и, перелетев через борт телеги, мешком рухнул о землю. Ещё через секунду размотались длинные вожжи, которые невообразимым образом захватили мою правую ногу, и меня снова подбросило вверх, будто я ничего не весил. Обезумевшая лошадь тащила меня на вожжах. Параллельным мне курсом по откосу грохотала телега с подпрыгивающими на ухабах боронами. Моя чудесная афганка задралась и оголила сухую подростковую спину придорожным камням. Метров через пятьдесят кобыла почувствовала тяжесть на нижней челюсти и остановилась. Трактор уже скрылся, и она стала успокаиваться. Я с трудом стал подниматься с земли. Голова кружилась. Во рту были пыль и песок. Я размотал ногу и освободился от вожжей. Поднял взгляд на телегу, где съехали на край бороны, и тут мне действительно стало страшно от мысли, что эти тяжёлые заточенные железки могли свалиться на меня. Спина была в ссадинах, а нога слабо слушалась. Я дохромал до лошади и принялся её успокаивать, приговаривая как можно ласковей все добрые слова, что знал и помнил. Кобыла фыркали и жевала удила уже без страха, но с раздражением. Я забрался на телегу и попросил её продолжить путь, стараясь держать вожжи на вытянутых руках.
В тот день я выполнил всю назначенную работу и вернулся домой уставшим и измождённым. Только потом понял, что получил лёгкое сотрясение. Ссадины на спине быстро зажили, а вот мои диктаторские штаны были сильно повреждены. Это одна из историй, которая вспоминается с улыбкой, рассказывается с некоторой бравадой и лёгкостью и всякий раз по-разному. Одна из историй, которую рассказываешь маленьким детишкам, скрипучим голосом Бильбо Бэггинса сподвигая их к новым приключениям. И это как раз то, чего не хватает в размеренной взрослой жизни.