От этой любви моя мама бежала без оглядки. И всё потому, что страх был сильнее, она не могла его побороть.
После получения диплома фармацевта, (ссылка на статью внизу) моя мама с 29 июля 1948 года проходила практику в аптеке в посёлке Островец, это Гродненская область.
А 21 октября 1949 года получила должность управляющего аптекой в местечке Полочаны, Молодечненского района. Нет, слово «местечко» это не опечатка. Так тогда писали в документах.
Эта часть Белоруссии до 17 сентября 1939 годы была под властью Польши. Потом была Великая Отечественная Война, восстановление страны. Только в конце 50-ых годов стали писать посёлок.
В Белоруссии очень долго можно было услышать: Да она же "советская, приезжая".
Да, моя мама была "советская". Родилась она в Могилевской области, а это была советская часть Белоруссии. Когда я смотрю фильмы про послевоенное время, то понимаю, что где-то я это уже слышала или видела. Это рассказывала мне моя мама.
В то время в во многих районах Беларуссии до середины 50-ых годов были банды, которые жили в лесах. Ходить вечером по улицам было опасно, с наступлением темноты улицы вымирали.
Еще больший страх у мамы вызывал дом, в котором она жила. Точнее не сам дом, а его месторасположения. Жильё для мамы снял сельсовет, почему именно здесь, сложно сказать.
Дом был большой, с красивым палисадником, и весьма добродушной хозяйкой.
Всё бы хорошо, если бы не могильные кресты старого кладбища, которые виднелись за забором.
Домой с работы мама часто возвращалась уже по темноте. Улицы тогда почти нигде не были освещены, а осенью вообще темень.
Когда выпадал первый снег, то дорога становилась веселее, не было вокруг этой черноты. А пока ляжет морозец приходилось топтать грязь в своих коротеньких сапожках. Тогда многие девушки носили такие, даже в сильные морозы, другой обуви не было. Валенки одевали только в самую стужу.
В тот день мама задержалась на работе, дел было много, принимала новый товар. Она уже думала заночевать в аптеке, прямо на полу возле печки. Но потом решила идти домой, хозяйка будет ждать, она ей открывала дом. Вечером муж Ядзи, так звали хозяйку, закрывал наглухо все ставни в доме. Мама когда приходила позже обычного тихонечко стучало в окно, ей открывали. Двери в те годы были закрыты наглухо, хотя это не спасало порой от беды.
Ежась от пронизывающего ветра, мама шла по кромке дороги, которой совсем не было видно, шла наугад. Уже и свет в домах давно погасили, ставни закрыты, люди спят.
Кромешную темноту разорвал луч света, послышался шум мотора. Мама решила сойти на обочину, но провалилась в не замершую лужу.
Рядом притормозила машина, и мама услышала знакомый мужской голос:
- Екатерина Наумовна не стойте в луже, не лето ведь.
От сердца сразу отлегло, страх растаял, появилась легкая злость:
- Вечно Вы Николай Петрович со своими шуточками. Вот сейчас надо ботинки сушить, и пальто чистить.
- Ну, извините, хотел как лучше.
- Я видел, что в аптеке очень долго горел свет, но потом не заметил, как Вы ушли.
- Хотел Вас подвезти домой, Вы ведь боитесь своих соседей, не так ли?
Мужчина открыл дверцу машины, мама села. Николай помолчал, и вдруг задумчиво сказал:
- Не надо бояться мертвых, живые страшнее.
- Ты не ходи Катя домой так поздно, это опасно.
- Опять шайка появилась в пригороде, откуда только они лезут.
Николай пришел знакомиться с новой сотрудницей аптеки буквально на второй день, после маминого приезда в Полочаны.
Вначале ей очень не понравился этот дотошный мужчина, который долго изучал её документы, всё выспрашивал. Мама чувствовала себя провинившейся школьницей перед строгим учителем. Николай был старше её на 7 лет, бывший фронтовик. Всё это придавало ему солидность и строгость, да плюс его работа в уголовном розыске.
Потом Николай всё чаще стал заглядывать в аптеку. Мама уже начала даже злиться, думала, что он её всё проверяет, что то копает. То список льготников на медикаменты попросит, то книгу учета на списание наркотиков. В то время в аптеках выдавали льготные лекарства для ветеранов ВОВ, и надо было вести строгую отчетность.
- Катенька, да наш начальник зачастил в аптеку не для проверок, больно они ему нужны, твои журналы — сказала Глафира Семеновна, санитарка. - Присмотрись к нему, завидный жених.
- Да только вот работа очень опасная, боязно за него, каждый день под богом ходит.
Глафире Семеновне было 49 лет. Она сама из местных, жила в этом местечке и до войны. Её муж работал в сельсовете, был коммунистом.
Когда пришли немцы, его в первые же дни поставили к стенке. Кто-то из своих дал немцам наводку. Прямо на глазах у семьи, много тогда народу погибло.
Этот страх жил в Глафире всегда. Он не хотел отпускать её.
Несмотря на то, что было уже мирное время, хотя и не такое мирное, как хотелось бы.
Продолжение следует.
Подписывайтесь на мой канал, пишите комментарии.
Вам может быть интересно: Я впервые вижу этот документ моей мамы