История терапии.
Мириам часто говорила плоским голосом, казалось бы, оторванная от своих чувств и даже от любого чувства значимости своих предложений.
Она пережила ужасное и унижающее обращение с детьми, и теперь, спустя 35 лет после ухода из дома, она увидела кого-то с фантазиями, ущемленным взглядом, кто ожидал, что это насилие начнется снова в любой момент.
Она даже не могла сказать, что хочет терапии для себя, потому что она утверждала, что не хочет или не нуждается в людях в своей жизни.
Она думала, что терапия может помочь ей более полноценно развивать свои навыки консультанта.
Мириам очень опасалась терапии, но она посещала лекцию терапевта и почувствовала легкий проблеск надежды, что именно этот терапевт действительно сможет ее понять.
Мир Мириам, в котором она жила на собственном опыте, характеризовался крайней изоляцией.
Ей было стыдно за свою изоляцию, но это заставило ее чувствовать себя в безопасности.
Когда она переехала в мир людей, она чувствовала себя ужасно, часто в ярости и глубоком стыде.
Она была безжалостно самокритична.
Она считала себя токсичной и невольно разрушающей других.
Она не могла осознать своих собственных желаний или потребностей, поскольку такое признание сделало ее уязвимой и, по ее словам, "мишенью" для унижения и уничтожения.
Наконец, она страдала от чувства "нереальности".
Она никогда не знала, является ли то, что она думала или воспринимала, "реальным" или воображаемым.
Она ничего не знала о том, что она чувствовала, считала, что у нее нет чувств, и даже не знала, что такое чувство.
Иногда эти убеждения были настолько сильны, что она фантазировала, что стала инопланетянином.
Конфликты.
Фундаментальные конфликты Мириам вращались вокруг полярности изоляции и слияния.
Хотя в большинстве случаев ей было слишком стыдно за свои желания даже узнать их, когда ее желание быть связанной с другими стало фигуральным, она была побеждена страхом.
Она поняла, что хочет просто "расплавиться" с другим человеком, и она не может вынести даже намека на расстояние, поскольку дистанция сигнализировала отказ, который, по ее мнению, был бы невыносимым для нее.
Жесткая изоляция в мире.
Вследствие своей жесткости она была неспособна течь в ритме контакта и абстиненции. Единственный способ, которым она могла регулировать напряженные и тревожные состояния, которые возникали тогда, как она осмелилась перейти к контакту, с терапевтом и другими, было внезапно "сократиться" в стыде, отступить в изоляции, или стать разобщенной, что происходило довольно часто.
Тогда она будет чувствовать себя застрявшей, с большим чувством стыда и побежденной, чтобы осмелиться рискнуть снова пойти вперед.
Она была не в состоянии сбалансировать и откалибровать опыт желающих контакта, в то же время боясь контакта. Следующая ситуация произошла примерно через четыре года после начала терапии.
Мириам была намного лучше на этом этапе в том, что она могла идентифицировать себя и выражать свои чувства, но передвигаться по границе контакта с другим человеком все еще было пугающе.
Она начала эту сессию с сильным чувством удовольствия, потому что в конце концов почувствовала преемственность с терапевтом, и она сообщила, что впервые в своей жизни она также была связана с некоторыми воспоминаниями.
Позже атмосфера праздника сменялась отчаянием и паникой, когда терапевт и пациентка боролись вместе со своими желаниями и страхами за более тесную связь с терапевтом.
В разговоре, который повторялся в разное время, отчаяние Мириам выросло. Мириам чувствовала себя покинутой "терпением" терапевта.
Спустя несколько минут после сессии Мириам даже признавалась, что хотела бы, чтобы к ней прикоснулись физически, что является для нее большим признанием.
Мириам снова начинает паниковать.
Она в панике от страха перед тем, что может случиться сейчас, когда она обнажает свое желание, чтобы к ней прикоснулись. Она боится, что "прикосновение" может быть воспринято как прикосновение, а также боится, что ее отвергнут или жестоко бросят.
Терапевт подчеркивает, что желание Мириам общаться - это всего лишь одна сторона конфликта, и что необходимо уважать и другую сторону, ее страх.
Пациент чувствовал предостережение терапевта как отказ от лечения, в то время как терапевт опасался, что "только что пройдя" страх пациента приведет к повторению нарушения границ и вызовет еще большую диссоциацию.
Пациентка посетила недельный семинар, после которого она с трепетом сообщила, что оставалась "в своем теле" целую неделю, даже когда к ней прикасались.
После этой процедуры эта пациентка сообщила, что чувствует себя более уверенной в преемственности, она чувствует себя менее хрупкой, более открытой, более "на связи".
По прошествии большего времени, продолжается работа вместе с терапевтом несколько раз в неделю, давние опасения по поводу чувства "чужеземца" и того, что она будет сильно разобщены и "раздроблена", начали устраняться.
Пациентка чувствует себя все более "человеком", способным более свободно вступать в интимные отношения с другими людьми.
Заключение.
Гештальт-терапия - это система психотерапии, которая философски и исторически связана с гештальт-психологией, теорией поля, экзистенциализмом и феноменологией.
Фриц Перлс, его жена Лора Перлс и их соавтор Пол Гудман первоначально разработали и описали основные принципы гештальт-терапии.
Гештальт-терапевты концентрируются на контактах, сознательном сознании и экспериментах. Постоянно делается упор на текущий момент, а также на достоверность и реальность феноменологического сознания пациента. Большая часть изменений, происходящих в гештальт-терапии, является результатом диалога между терапевтом и пациентом в формате "I-Thou", и гештальт-терапевты поощряются к самораскрытию и открытости, как в отношении их личной истории, так и в отношении их чувств в терапии.
Методы гештальт-терапии включают фокусирующие упражнения, аккомпанемент, творческое самовыражение, умственные эксперименты, управляемые фантазии, образность и сознание тела.
Однако сами по себе эти методы относительно незначительны и являются лишь инструментами, традиционно используемыми гештальт-терапевтами.
Любой механизм, соответствующий теории гештальт-терапии, может и будет использоваться в терапии.
Терапевтическая практика находится в смятении, в то время как ограничения, связанные с управляемым лечением, посягают на клиническую практику. В эпоху гуманистического роста теории клиническая практика, похоже, сужается, с упором на конкретные симптомы и на людей как продукты, которые можно исправить, следуя инструкциям в методическом руководстве.
Чудесный набор техник гештальт-терапии, которыми славится гештальт-терапия, может быть легко использован для этой цели. Я предостерегаю читателя не путать использование техники для устранения симптомов, какой бы изобретательной она ни была, с гештальт-терапией.
Основополагающие принципы гештальт-терапии, включая парадоксальную теорию изменений, полностью ориентированы на развитие человеческой свободы, а не на конформизм человека, и в этом смысле гештальт-терапия отвергает мнение людей, заложенное в этике управляемого ухода.
Гештальт, когда он верен своим принципам, является протестом против редукционизма простого устранения симптомов и адаптации; это протест против права клиента на достаточно полное развитие, чтобы иметь возможность делать осознанный выбор, определяющий его или ее жизнь.
Продолжение следует...
Благодарю за проявленный интерес!
Оставляю ссылку на предыдущую тему: https://zen.yandex.ru/media/id/5d98af7c2f1e4400add24de5/gruppovoe-lechenie-chast-obscei-programmy-geshtaltterapii-5df3d6bbddfef600b001234a