Я умер три дня назад. Не знаю насколько это точно в рамках местной хронологии, но ощущение именно такое...
*****
Три дня назад я сел в маршрутку и поехал в Привозово, забрать с Леськиной дачи альбомы с набросками.
Вчерашняя встреча с ее родичами иллюзий не оставила. Отчим «полкан Борисыч» ясно дал понять, что картин мне не видать. И вообще я должен радоваться, что как-то участвую в «распределении наследия» их девочки, которой я «мурыжил голову» восемь лет и так и не женился и внуков не оставил.
Борисыч вещал это за поминальным столом после кладбища, когда немногочисленные приглашенные уже разошлись из тесной двушки на окраине города. Лесина мать, Валентина Федоровна, слушала его нудятину, уткнувшись лицом в грязный розовый платок. Она сидела медленно раскачиваясь, издавая невыносимый тягучий вой на выдохе.
Я все ждал, когда она прервется, чтобы вдохнуть, но этот стон все не кончался. От этого афизиологичного действа мне стало совсем не по себе. Я налил себе стопку «Хортицы» до краев, опрокинул в себя как глоток воды и встал из-за стола. Подошел сзади к несостоявшейся тёще, уткнулся носом в соломенную копну волос, положив руки женщине на плечи. Жадно втянул в себя запах утраты, который мог происходить только от бесконечной материнской любви и порывисто ушел из этого жуткого места.
*****
Я хотел бы забрать всё, конечно. Все Леськины пейзажи и натюрморты. Но уж если так сложилось, то, как минимум, мне был нужен тот альбом с карандашными набросками. Когда я привез ее на дачу с последней химии и комфортно устроил в плетеном кресле на террасе второго этажа, она открыла его на незаконченном рисунке.
Грифельные штрихи сложились в мужской силуэт со спины. Человек сидел на толстом бревне, перед ним плясали языки костра. Небольшое плато с костровищем обрывалось в перспективе видом равнинной долины, пустой и свободной. Лишь у самого горизонта вздымались хребты далеких гор. В небе над горами висели 2 сферы: одна непривычно большого размера, в полнеба, и другая — как наша крупная Луна.
— Это Робинзон на Ганимеде? — спросил я ее тогда. Присел рядом с креслом на корточки, поднырнув головой под ее руку с карандашом.
— Дурында, это зал ожидания, — засмеялась она.
— Кто чего ждет? Спок —прибытия «Энтерпрайза»? Или Энакин Скайвокер Падме Амидалу?
Она оставила карандаш в переплете альбома, положила теплую ладонь мне на лоб, взъерошила пальцами волосы. Я откинул голову ей на грудь, щурясь от удовольствия.