В купе никого не было. Я сел у окна и раскрыл книгу.
С шумом открылась дверь. Вошел субъект с большим чемоданом. Я снова погрузился в чтение, поскольку не имел никакого желания завязывать знакомство. Лишиться одиночества было бы слишком большой потерей.
— Вы занимаете мое место.
— Ваше место?
— Пожалуйста, проверьте.
Я забыл, в какой карман спрятал свой билет, но наконец нашел.
— Ваше место номер тридцать четыре, а это место — номер тридцать девять.
Я пересел напротив. Мне не хотелось уходить от окна, я намеревался любоваться пейзажем.
— Ваш багаж.
— Мой багаж?
Он показал на полку.
— А… Вы имеете в виду мое пальто…
— Согласно правилам — это багаж, поскольку занимает место, предназначенное для багажа.
Я забрал пальто с полки. Он с усилием поместил туда свой чемодан, разъясняя мне попутно, что этот участок полки должен находиться в исключительном распоряжении пассажира, обладающего правом занимать место номер тридцать девять. Поезд тронулся, несколько резковато. Я приступил к созерцанию пейзажа.
— Вы заняли место номер тридцать восемь.
Я обернулся — на спинке кресла действительно находилась эмалевая табличка с этим номером.
— Место номер тридцать четыре — там…
Он указал на угол у дверей.
— Но какая разница? Ведь в купе больше никого нет.
— Дело в принципе.
Передо мной был выбор: либо вступить в открытый конфликт с этим маньяком, либо подчиниться. В обоих случаях я сумел бы дать ему удовлетворение, хоть и различными способами. И тогда я решил уйти из купе.
Встав, я чуть не потерял равновесие — локомотив, ускоряя ход, рванул вагоны. Чемодан над его головой сдвинулся на край полки. У меня мелькнула мысль, что следует ожидать новых рывков при следующем ускорении.
Не говоря ни слова, я пересел на тридцать четвертое место, менее удобное относительно пейзажа, но зато дающее более выгодную диагональную точку наблюдения за чемоданом моего попутчика.
Поезд притормозил, и чемодан сдвинулся обратно в глубь полки. Я начал сомневаться в правильности моих расчетов, мне следовало, как оказалось, учитывать и эффект торможения. Может, все же лучше перейти в другое купе?
— Да, да, уважаемый. Правила всегда следует соблюдать, — торжествующе сказал он тоном поучения.
Это определило мое окончательное решение — я остался с твердым намерением продержаться до конца. Ведь поезд еще не набрал полной скорости, так что надежда оставалась.
Я прикрыл глаза. Помимо книги и пейзажа, остается еще третье удовольствие от поездки — дремота. Но я не дремал — из-под прикрытых век я мог наблюдать за полкой, не привлекая к себе внимания, чего не смог бы делать читая или любуясь пейзажем.
Расчет оказался верным. Медленно, но неуклонно чемодан передвигался к краю. Между мной и его центром тяжести установилось интенсивное взаимопонимание. Решающий момент приближался.
И все же я решил дать моему попутчику шанс. Не из гуманных соображений и уж никак не из любви к ближнему. Из любопытства.
— Вы, похоже, принадлежите к ярым сторонникам правил. Можно узнать — почему?
Он оживился, явно то была его любимая тема.
— Видите ли, правила необходимы для того, чтобы сохранялся порядок. Без правил начинается бардак.
— Тогда я хочу вам кое-что предложить: давайте поменяемся билетами. Вы займете мое место, а я — ваше. Так мы не нарушим правил, поскольку билеты у нас не именные, а на предъявителя. Что скажете?
Некоторое время он ошеломленно молчал.
— А для чего, собственно?
— Потому что я люблю сидеть у окна. А вы?
Я ожидал ответа. Если бы он согласился, то был бы спасен.
— Но ведь место тридцать девять — мое!
— Я вас понимаю, да, это была бы манипуляция. Правила не могут быть абсолютно точными, однако это вовсе не значит, что нам позволено ими манипулировать. Разве не так?
— Ну конечно…
— И вы, следовательно, отождествляете правила с Провидением.
— С чем?
— С Провидением, с Судьбой. Правила исключают произвольность, то есть случайность, то есть хаос, стало быть, они олицетворяют собой глас Провидения, знак Судьбы.
— Вы это как-то так называете…
— Я говорю то же, что и вы, только другими словами. Вы говорите: порядок, я говорю: Провидение, вы говорите: бардак, я говорю: хаос, но ведь это одно и то же. Следовательно, правила имеют в себе нечто божественное. Теперь я понимаю, почему они для вас святы.
— Правила, уважаемый, — это правила, и все.
— Вот и чудесно, — сказал я и прикрыл глаза в знак того, что больше нам говорить не о чем. Так и было в действительности.
Когда чемодан свалился, он, пораженный в висок металлическим кантом, сполз на пол. Я думал, что он потерял сознание, и клянусь — я не желал этого, хотя бы потому, что теперь был в полной растерянности. Как приводят человека в чувство? И вообще — такие осложнения… Беспомощно оглядываясь, я увидел стоп-кран, снабженный надписью: «В случае опасности — сорвать». Опасность была налицо: если кто-нибудь не окажет ему первую помощь, его состояние может ухудшиться. Я сорвал.
В результате поезд опоздал на два часа, что привело к хаосу в движении поездов на дорогах всего региона. Однако это нарушение порядка нисколько не помогло — он, как выяснилось, умер мгновенно. Но я, несмотря ни на что, все время действовал в соответствии с правилами. Мне не в чем себя упрекнуть.
Спасибо за просмотр!