Уходящий 2019 год останется в истории России как период обострения протестной активности и официального начала подготовки страны к так называемому «транзиту-2024». Как развивались отношения власти и общества и что нам ждать в ближайшие годы – в интервью известного уральского политолога Федора Крашенинникова.
– Какие главные тренды 2019 года, определившие нынешнее время и прокладывающие «магистраль» в 2020-2021 годы, вы можете выделить?
– Первый тренд – колоссальное озлобление власти на всех нас и на внешние обстоятельства. Дело в том, что государство готовится к новому рывку, пресловутому «трансферту». Правда, его не все правильно понимают: это не значит, что Владимир Путин планирует отдать кому-то власть. Это ситуация, когда он самодержавно должен будет решить, что с этой властью делать – оставить себе или формально передать кому-нибудь, сохранив нынешнее положение дел, когда он является главным в стране.
И государству хочется, чтобы все прошло гладко, оно боится любых случайностей, сложностей, любой непредсказуемости. С этим связан шум вокруг выборов в Московскую городскую думу, которая вообще никому не нужна, кроме Собянина и его команды, – проблема оказалась в том, что выборы пошли не по плану. Параллельно случились наши протесты вокруг парка и храма в Екатеринбурге, уже год горит Шиес, и власть осознала неприятную для себя вещь –
В любом месте, даже самом неожиданном, может возникнуть протест. Никто не знает, где в следующий раз полыхнет, может, опять из-за каких-то ничего не значащих выборов.
Как в 2011 году – ведь не в первый раз фальсифицировали избрание Госдумы, а тогда рвануло.
– И что от этого?
– Это их главный страх, и он иррационален. Ну, вот чем таким могут кончиться те же выборы в Госдуму? Вместо одних нехороших людей в кресла депутатов сядут другие нехорошие люди, которые точно так же присягнут президенту. Но своими страхами система ставит себя в уязвимое положение.
Например, в любой парламентской демократии власть оперирует большинством – есть у Меркель в Бундестаге большинство, пусть даже незначительное, и она продлевает свои полномочия. У нее нет потребности в тотальном подчинении парламента, чтобы никто с трибуны не смог про нее чего-то плохого сказать. А если система полагает, что приход подобных людей в Госдуму все разрушит, и допустить подобного нельзя – это говорит о ее слабости.
В итоге власть находится в ситуации, когда она вынуждена тотально контролировать проходящие по всей стране разноуровневые выборы, и она боится, что любой сбой или любая протестная акция может привести к коллапсу системы.
– Это реально?
– Я не говорю, что это может случиться. Оно может произойти или не произойти, но руководство страны полагает, что скорее может.
Поэтому действия власти напоминают злобу человека, который находится внутри какого-то дома, в котором все вокруг капает, и он пытается законопатить то одну, то другую дырку, но вместо них открываются другие, и вода все поступает. А его это бесит, потому что он уверен – от этой воды он обязательно простудится и умрет.
Из-за этого власть все больше демонстрирует злобу и готовность карать если не всех подряд, то как минимум тех, кто доставляет ей существенные проблемы.
И тут вторая тенденция: власть никому не хочет уступать свое монопольное право общаться с миллионами. Она это право долго отбирала, много лет им пользовалась, и тут система начала стремительно рушиться. И проблема не в том, что у них появились несколько интернет-вещателей с альтернативной точкой зрения – с этим бы они легко справились. Ужас в том, что такими вещателями стали тысячи – от зарубежных СМИ до сельских блогеров, имеющих десять подписчиков. И теперь они формируют повестку дня, потому что телевизор теряет доверие, особенно среди молодежи, а власть вынуждена придумывать, что делать с этими тысячами крикунов из интернета.
Отсюда – попытки создать «суверенный интернет», а также параллельный путь – физически отлавливать крикунов и пытаться с ними работать индивидуально при помощи штрафов и закона об иностранных агентах. Они ведь убеждены, что любой человек, критикующий власть, получает деньги из-за границы. В то же время все более-менее активные люди рано или поздно попадают в какую-то международную программу. Вы попадали?
– Да.
– Ну вот, и вы тоже. Если человек ведет активную жизнь, и если он не старообрядец, если у него есть загранпаспорт, то он куда-то съездит зарубеж. А если съездил – значит, тебе «проклепали мозги».
И вот при помощи нового закона они хотят получить возможность в индивидуальном порядке затыкать рты лидерам общественного мнения.
Чтобы вы не брали у меня интервью, чтобы СМИ не брали ваши материалы – зачем им публиковать бредни иноагента, завтра из-за этого к ним придут и придется объясняться.
То есть власть пытается вручную уничтожить цепочку распространения информации в интернете. И она видит задачу выполнимой: если бы речь шла о миллионах, да даже десятках тысяч, то для системы это было бы тяжело. Посмотрите, с каким скрипом система перемалывает каждого, кто попадает в ее жерло, и то кого-то удается вытащить относительно живым. Ну и плюс – все-таки у государства нет кондового живодерства, чтобы они хотели своих оппонентов распять. Никто не хочет распинать Егора Жукова, они хотят только, чтобы он перестал верещать. Желательно, не только он, но чтобы его друзья-студенты сказали: «Ой, нет, лучше не будем публично про политику говорить, а то под уголовку попадем».
Главный тренд: они готовятся к выборам, чтобы в тот момент, когда Путин будет передавать власть самому себе, условно, короноваться государем-императором или президентом России и Белоруссии, – чтобы все прошло более-менее тихо.
– И как вы расцениваете реалистичность и исполнимость этих планов?
– Я думаю, что выпороть несколько сот или тысяч человек и ждать, что это приведет к повиновению остальных – не реалистично. Допустим, «болотное дело» в 2012 году было сделано для того, чтобы люди не ходили протестовать. С тех пор прошло семь лет. Тем, кому во время «болотного дела» было десять, сейчас 17 – и они вышли протестовать. В те годы они просто не знали, что тогда кого-то судили, и узнали об этом в лучшем случае сейчас, когда их самих начали судить. То есть эта система не работает. А еще нет единого лидера, человека, которого можно было бы осудить, и остальные бы разбежались.
А еще наша власть технически отстает. Одни из самых умных людей планеты живут в Калифорнии и постоянно придумывают там разные технологии.
А самые тупые, не имеющие представления об интернете, окопались в разных охранительных структурах и пытаются там киянками этот интернет ломать. При этом вокруг них бегают алчные вороватые люди, которые подкладывают им разные смешные и коррупционные законы, на которых воруют космические миллиарды.
В итоге туповатые и технически безграмотные дедушки, для которых интернет – какая-то смесь телетайпа, телевизора и порно-кинотеатра, никак не могут понять, что им делать, и им постоянно кажется, что вот-вот они победят, но на самом деле ничего не получается и не получится. Они просто технически безграмотны.
– Давайте поговорим о российском обществе. Многие справедливо отмечают, что все истории с выборами в Мосгодуму, митингами и судами над протестующими интересны очень узкой прослойке населения. Остальные 95 процентов россиян заняты тем, что выживают, и им до политики дела нет.
– Дмитрий, нет никакого «общества». И теория, что в истории были моменты, когда миллионы людей восставали и свергали власть – это ерунда. Люди в большинстве будут пассивными, и это нормально.
Не надо верить героическим россказням про Майдан, что весь украинский народ восстал. Там участвовал несчастный процент людей, а остальные в этот момент занимались своими делами.
Точно так же – с Октябрьской революцией 1917 года, сам концепт которой был придуман через 20 лет после большевицкого переворота. Все потому, что сам по себе переворот очевидцев вообще не впечатлил – в огромном Петрограде люди жили своей жизнью, работали театры и рестораны, и народ знать не знал, что там, в центре, происходит.
И в 1991 году несколько десятков тысяч человек защищали Белый дом, а остальные не защищали и не знали ничего.
Куда важнее то, что сейчас все больше людей испытывает к власти равнодушие и усталость. В чем была проблема 2011 года – было активное меньшинство, но в целом большинство относилось к Путину благодушно – мол, ну хорошо же живем, благосостояние растет, все нормально, пусть так и продолжается. Потом рейтинг президента начал скатываться, и его восстановили лошадиными дозами патриотизма в 2014 году. И сейчас рейтинг снова скатывается. Я недавно слышал рассуждения простого человека, мне не знакомого. Что-то вроде: ну, почему же Путин раньше не ушел, уже 20 лет сидит, а жить все хуже.
Эти рассуждения, если становятся массовыми, влияют на многие процессы. Например, раньше ОМОНовец шел на разгон митинга, зная, что родня испытывает восторг от действующей власти. Сейчас уже все не так, и он сам, может, думает: «Мое окружение от происходящего не в восторге, да и я, зачем мне этих людей бить?» В той же полиции часто можно услышать, мол, «ничего личного, нас тут заставляют это делать, а вообще мы с вами согласны».
Когда кто-то говорит, что «большинство не выходит на оппозиционные митинги», то надо понимать, что это большинство на защиту власти тоже не выйдет.
И здесь открывается возможность для активного меньшинства – даже сравнительно небольшое выступление десятков тысяч человек может многое поменять. Равнодушие и пассивность народа в этом плане тревожит власть – когда ей нужно будет на кого-то опереться, ей придется опираться на пустоту и силовиков, которые вообще-то тоже часть народа.
– А что для власти принципиально страшного в массовых митингах?
– На самом деле сами по себе публичные акции ничего не решают – люди пришли, постояли и разошлись. В 90-х бывало, что собирались сотни тысяч и скандировали: «Банду Ельцина под суд!» – и что? У Ельцина от этого полномочия уменьшились? Нет. Он просто подождал, пока Анпилов (Виктор Анпилов, на тот момент лидер движения «Трудовая Россия» – прим. ред.) проорется и уйдет.
Но вообще большие протесты иногда перетекают в дворцовые перевороты. Яркие примеры – Румыния, Чехословакия, ГДР. Условно, люди выходят на улицы, а некоторая часть элиты начинает бегать и кричать, что нужно что-то делать, что первому лицу нужно уходить в отставку, потому что люди «скоро ворвутся и нас перевешают». Так было и с царем Николаем II, когда его изолировали и говорили: «Давай-давай, быстро подписывай отречение, нет времени объяснять».
Я думаю, Путин этого тоже боится: что улица даст повод, и к нему неожиданно придет какая-то часть его элиты и скажет: «Знаете, такая вот грустная история, пора в отставку». Он этого не хочет. Поэтому он не хочет допустить в Госдуму ни одного реально оппозиционного депутата, который, условно, во время протестов встанет между демонстрантами и полицией и будет махать корочкой перед лицом ОМОНа и говорить: «Что вы тут устроили?» Как это, к слову, было на Майдане.
– Поговорим о депутатах. Как вам идея Кремля о том, чтобы допустить до думских выборов какие-то малые партии, которые не преодолеют барьер и их голоса по большей части достанутся «Единой России»? К чему это приведет?
– Ни к чему. Все эти игры с поддельными партиями и кандидатами были хороши в доинтернетовскую эпоху, когда мы получали информацию из ТВ и газет. Там говорили или писали: «Вот, либералы, у вас теперь новый вождь Пупкин, да здравствует либеральная партия!» И вы думали: «Я либерал, значит вроде как надо голосовать за Пупкина». И так со всеми. Но даже тогда спойлеры не получали высокого процента.
А сейчас стало еще проще. Если человек, условно, коммунист, то он знает, что он за Зюганова, и его бесполезно пытаться обманывать какими-то сурайкиными, шмурайкиными или КПДСМ и прочей ерундой. Еще интереснее с либералами: как сейчас можно придумать, что они признают своим вождем какого-то чмошника, назначенного в Кремле? Посмотрите на пример Собчак на выборах президента в 2018 году – много народу она обманула? Кого-то, конечно, обманула, но большая часть тех, на кого она должна была работать, громче всех выступали против нее. То же самое будет с националистами и всеми остальными.
Так что в итоге эти партии-спойлеры получат в лучшем случае два-три процента, ну максимум пять. Это не сделает погоды.
– А как вам вариант с победой «ЕР» при помощи кучи одномандатников – авторитетных людей из регионов?
– Есть ли такие люди? Везде ли они наберутся?
– Это вопрос.
– Это вопрос без ответа. Чтобы где-то были авторитеты, должна быть питательная среда. Вот у нас есть Ройзман (Евгений Ройзман, бывший глава Екатеринбурга – прим. ред.), он не вчера появился, а выбирался довольно давно, и теперь его никак не могут искоренить, хотя очень хотят. А во многих регионах своего Ройзмана нет. Были вожаки из 90-х, иногда сомнительные, но даже они состарились. В свою очередь те, кто лег под власть, уже вожаками не являются. Вот был у нас Россель (Эдуард Россель, бывший губернатор Свердловской области – прим. ред.), который сейчас сидит в Совете Федерации. Притащи его на носилках к людям – они обрадуются? Да они уже его давно позабыли.
Если где и есть народные герои, которые выросли на противостоянии с властью – то их завербовать не удастся, и даже если удастся – они тут же провалятся и растеряют аудиторию.
– А если по механике, популярной на северах: берется гендиректор большой компании, выдвигается, за него сгоняют бюджетников, он сам приводит своих подчиненных – и выбирается.
– Выбирается, а что это меняет? Да, у нас в стране много лично несвободных людей, которые вынуждены ходить на выборы и голосовать за таких вот начальников, но нужно понимать, что он для подчиненных не авторитет, а барин. И как только у них появится возможность не голосовать за него – они ею тут же воспользуются.
– Но я про 2021 год. Там ведь задача ставится – 301 место для «Единой России» в Госдуме. Почему бы им не пользоваться таким инструментарием, чтобы задачу решить?
– Конечно, они так и сделают. Они вообще сделают все, что угодно, но у этого будет сомнительная легитимность. Они прекрасно знают, что на выборах опираются на подневольных людей, одураченных пенсионеров, силовиков и солдат. Но это в любом случае не большинство, а процентов 30 населения.
И это ядро постоянно сжимается: часть пенсионеров покидает этот мир, новые пенсионеры уже вовсе не такие, как их рисовали в 90-е – безграмотные бабушки и дедушки, – сейчас это грамотные люди, прожившие жизнь, часть современного общества. И они зачастую настроены к власти критично, и этот тренд будет нарастать.
Власть понимает, что их база поддержки сокращается, и поэтому стараются заткнуть нас с вами, жуков-короедов, которые дополнительно подтачивают их трухлявую конструкцию. Пусть все завтра рухнет, но сегодня они хотят достичь своих целей, чтобы у Путина была возможность спокойно сохранить власть или распорядиться ею так, как он сам решит, без оглядки на общество.
Автор: Редакция СИА-ПРЕСС