Игорь Коваленко:
В первый раз голос Цоя я услышал в 1985-м году у одноклассницы. Сквозь пургу и треск помех раздолбанной «Весны» он пел «Восьмиклассницу». Качество записи было поганым, но голос и «свой» текст меня заворожили. Помню, как под туже «Восьмиклассницу» меня пинали ногами в милицейском «обезьяннике»-клетке после концерта, на котором снимался финал фильма «Асса». Впервые я увидел Цоя в живую на съемках «Иглы», где в эпизодах снимался мой племянник Сашка Алибакиев. Помните монетку на веревочке, которую главный герой опускал в телефон-автомат? Я вертел ее на пальце, ожидая битых два часа Сашку, пока ее на забрал у меня матершинник помрежиссера и не отдал молчаливому метису. Месяца через два этот метис упадет, убитый ножом «наемника», а Сашка деловито спросит меня: «А ты знаешь кто это упал?». Меня интересовало только одно-поскорее свалить с мороза, и я сумничал: «Брюс Ли небось?» На что племянник солидно пояснил: «Это Виктор Цой - из «КИНО».
Познакомились мы в Алма-Ате в феврале 89-го на гастролях «КИНО». Мы стояли у Дворца спорта и ждали Цоя. Ждали долго. Дурной бородач из алма-атинского рок-клуба часто выскакивал заверить, что вся команда давно уехала в гостиницу и господ поклонников просят разойтись. Ему не верили. Бородач матерился и уходил. Толпа редела. Вдруг к центральному входу подкатил «Рафик», и первым вышел бородач, который почему-то отнял у кого-то фотоаппарат. Началась ругань, и тут появился Цой. Все замолкли. «Привет Виктор», - сказала девочка с косичками. «Привет, толпа, -остановился Цой. - Меня ждете? «Спасибо, что приехал». «Дать автограф?» Виктор достал ручку и черкнул на паре билетов. «Ладно, я поехал. А ты, отдай «фотик», - сказал он «бороде». «КИНО» погрузились в машину но просто так их не отпустили. «Рафик» дружно приподняли и несли метров двадцать. А «бороду» побили, но не сильно.
В гостиницу я вернулся за полночь с бутылкой «Столичной» в руках. В коридоре кто-то спросил меня в спину: - Кому несешь? - Тебе! - зло решил отвязаться я. - Тогда заходи. Я обернулся - Цой. В тапочках на босу ногу и с полотенцем через плечо. В номере уже было весело. Цой спросил только: «А ты кто?» - «А я машину сейчас твою нес». Трепались и гудели до четырех часов утра. Цой все звонил куда-то, пил залпом из граненых стаканов и не пьянел. Говорил, как затрахали его местные журналисты. Все ржали вспоминая школу и ножки учительниц, ссорились с горничной, которую потом все же затащили в компанию. Виктор говорил про поездку в Америку, про сына и мать, звал в Питер и смеялся, когда я сказал, что не приеду, потому что дорого. Даже во хмелю он оставался собранным...
Все-таки я приехал в Питер и застал его, возившегося с сыном, отдал коробку алма-атинских яблок. Мы курили с ним на лестничной клетке...
В конце весны перед самой армией дверь открыла уже Марьяна, его первая жена, и сказала, что Виктор здесь больше не живет. Эта грозная дама хотела спустить меня с лестницы, но я забил ей руки коробом с казахстанским апортом, на что она возразила: «Еще чего!» - «А пацану», - сказал я, спускаясь вниз...