* * *
Щели не успев законопатить,
от телесных и душевных ран
на вконец расклеенной кровати
умирает старый графоман.
Что он видел:
плюхи и насмешки.
Да, была житуха, хоть куда,
Догорают, корчась, головешки.
Жизнь его уходит навсегда.
И она уже совсем готова
перейти в бессрочный интервал.
Он был верен,
он был предан слову,
но любви взаимной не снискал.
Члены разных творческих союзов
тоже умирают иногда,
но их любят,
их ласкают музы -
тех, кто не бездарен, господа.
Им приоткрывает тайны Слово,
отделяя плевел от семян,
но всем наплевать,
что бестолково
умирает честный графоман.
Только, - где не ставят нам условий,
где стоит Небесный Строгий Храм, -
только там он растворится в Слове,
только там он станет Словом сам.
Курится зарниц тревожных ладан,
омывая грустный светлый лик.
Впился взгляд в меня:
- Все это - правда? -
я услышал хриплый дикий вскрик.
В комнату ворвался шумный ветер.
Друг мой встрепенулся и затих.
Я не знаю, что ему ответить.
Я не знаю, чем закончить стих.
ЗА НАС МОЙ ТОСТ, ЗА ГРАФОМАНОВ
Народ наш в ясный день иль грозы -
при буйстве красок и стихий -
читать предпочитает прозу,
но если пишет, то стихи.
Страшит рутины слов громада,
дар устремляется в миры
поэзии, где есть порядок
и четкость в правилах игры.
Где точно по лекалам кройка.
Народ мотал себе на ус,
и рифмовал довольно бойко,
изрядный проявляя вкус.
Но среди этого народа
есть удивительный народ.
Его особая порода
не блещет средь других пород.
Им часто сыплют соль на раны,
их гонят в бога-душу-мать,
им вслед кричат: "Вы графоманы".
Они не устают писать.
Да, это мы. Какой печальный
и замечательный удел.
Итог судьбы многострадальной:
никто в быту не преуспел.
Зато какое наважденье,
какой чарующий восторг,
когда тебя в твой день рожденья
целует Сам Маэстро Бог.
А от успешного поэта
мы отличаемся одним:
зовет нас в путь не звон монеты,
к нам прилетает Серафим.
И говорим без всякой позы
и без словесной шелухи,
нет, мы не презираем прозу,
но жизни смысл один - стихи.
И не словесные массивы
вселяют в нас священный страх.
Иные видятся мотивы
нам в заштампованных словах.
Смотрите: их поток тягучий
для прозы только матерьял.
Идеи - цели нету круче.
Вновь всюду "измы" правят бал.
Тут драматурги, беллетристы -
густой, тягучий слов массив -
историки да эссеисты,
и прочий разный нарратив.
И прозу в хаосе полнейшем,
где тишь да гладь и благодать,
письмом решили мы в дальнейшем
горизонтальным называть.
Поток идей - идей глобальных.
В нем мысль и чувство, стать и прыть,
но где письмом горизонтальным
сумели что-то изменить.
Клокочет яростью тирада,
из слова исторгая гнев,
языковые эскапады
воинственный трубят напев.
Звучат талантливые строки,
но в недрах мира и труда
вновь зарождаются пороки,
бал правят злоба и вражда.
Глядя на это поле брани,
верны мы истине простой:
идей сверкающие грани
не ослепят пустой мечтой.
Не призываем мы, не учим,
не увлекаем в темный лес
запутаться в сетях паучьих.
Не цель важна нам, а процесс.
Над головой косые ливни
и нервы рвутся, словно нить.
Долг человека: чашу жизни
он должен до конца испить.
Читатель, не суди сурово.
Для нас идеи - матерьял.
Мы их переплавляем в Слово,
замкнув губительный накал.
Нас не страшат ничьи угрозы.
Стихий четверка у руля:
огонь, парит незримо воздух,
вода, кормилица земля.
Мы дети матери России.
Господь, прощающий грехи,
нам пятую вручил стихию -
порыв, рождающий стихи.
Друзья, сомкнем скорей стаканы.
Нам ввысь стремиться суждено.
За нас мой тост, за графоманов,
за вертикальное письмо!