Журналист Катерина Гордеева рассказывает историю пятилетней девочки, которая всю свою жизнь провела в перинатальном медицинском центре «Мать и дитя» Марка Курцера и никогда не покидала его территорию. Так решили ее родители.
Клиника в центре «Мать и дитя» на Севастопольском проспекте Москвы работает до восьми вечера. Когда кончается поток пациентов, а персонал расходится по домам, из палаты стационара на третьем этаже выходит пятилетняя С., спускается по лестнице, держа за руку няню, и садится в детском уголке у регистратуры играть с игрушками, с которыми целый день до нее, ожидая приема врача, возились захворавшие дети.
В распоряжении С. пластиковая доска с цветным маркером, кубики, детский розовый стул, салатовый стол. Косоглазая синяя пони скачет по его гладкой поверхности в девочкиной руке. Настоящих пони С. никогда не видела. Не видела и того, как обычно дети играют с игрушками. Со своими ровесниками С. никогда не общалась: всю свою жизнь — пять с половиной лет — эта девочка провела в стационаре клиники на Севастопольском проспекте. Она знает, что на свете есть коты, собаки, лошади, лес, море, трамвай и даже метро, но ничего этого своими глазами не видела. Самое дальнее расстояние ее путешествий — от крыльца клиники до КПП со шлагбаумом, это метров триста.
Родители С. уверены: дочь неизлечимо больна, пребывание вне стен больницы представляет для нее смертельную опасность. Врачи, наблюдающие девочку с рождения, утверждают: С. абсолютно здорова, а каждый день в стационаре лишает ее шанса на возвращение в нормальную жизнь. Битва за С. уже несколько месяцев идет во внешнем мире, не меняя привычного распорядка ее дня: утренний обход, завтрак, уборка, чтение, игры и раскраски с няней, которая раз в двое суток сменяет другую, потом обед, дневной сон, чтение и раскраски, вечером — игры в опустевшем детском уголке у регистратуры, ужин, мультик и сон. Все это — изо дня в день, пять с половиной лет в дорогой больнице.
* * *
«Вот девочка, родилась позавчера весом около килограмма, роды стремительные, угроза гибели и мамы, и плода», — говорит акушер-гинеколог, профессор, академик РАН, основатель и руководитель сети клиник «Мать и дитя» Марк Курцер. Он указывает на крошечного — размером с ладонь — ребенка в полумраке ритмично покачивающегося прозрачного кювеза, накрытого сверху пеленкой. Мама новорожденной сидит перед кювезом и не отрываясь смотрит на дочь.
Меня поражает крошечный памперс, что надет на эту крошечную девочку — разве такие маленькие бывают? И то, что над кювезом висит и крутится поющая игрушка, которую младенец совершенно точно не видит и не слышит. Спрашиваю: «Зачем?» — «Чтобы было ощущение комнаты новорожденного, какой она бывает дома. У нас уютно», — Курцер отечески похлопывает то меня, то маму новорожденной по плечу и продолжает рассказывать про пациентку: было кровотечение, экстренная операция, но удалось сохранить жизнь и ребенку, и матери. «Сейчас идет процесс выхаживания, все уже стабильно, точно так же, как было у девочки С., — говорит Курцер. И, приподняв бровь, добавляет: — Ну, вы меня понимаете?»
Перед профессором сложная задача. Я прошу Курцера рассказать мне о девочке С., у матери которой он принимал роды в конце марта 2014 года. Но говорить о том, что произошло с ней, врач не может — это медицинская тайна. Родители С., клиника Курцера и сам профессор уже участвуют в нескольких судебных тяжбах. Врач опасается новых.
Семья С.
До рождения С. в семье Татьяны Максимовой и Юрия Зинкина уже было трое сыновей: старший родился в 2003-м, средний — в 2008-м, младший — в 2011-м.
К 2014-му Татьяна и Юрий многое пережили: Зинкин попал в тюрьму за то, что занимался выводом денег за границу. Как следует из материалов его уголовного дела, в конце 1990-х он и его партнеры регистрировали фирмы-однодневки, заключавшие липовый договор с клиентом, которому было нужно вывести деньги; затем фирма-однодневка переводила деньги на счета латвийского банка ABLV (в процессе ликвидации с 2018 года), а затем — на европейские счета клиента. Объем выведенных Зинкиным средств следствие оценило в один-два миллиарда долларов, но суд признал легализацию только 18 миллионов долларов. В 2005-м Юрий Зинкин и его партнер Сергей Барышников были осуждены «за отмывание средств в составе организованной преступной группы» на семь лет. Еще их один партнер — Владислав Дудко — скрылся в Великобритании. Точную дату освобождения Юрия Зинкина установить не удалось.
В 2009–2012 годах Юрий Зинкин, судя по информации из открытых источников, был совладельцем агрофирмы «Пирогово», которая владела 3103 гектарами в Мытищинском и 351 гектаром в Пушкинском районе Подмосковья. К 2019-му часть участков распродали под коттеджи. Кроме того, у Зинкина был бизнес в Калининградской области — там принадлежащая ему компания купила земельный участок в городе Балтийске (следует из данных базы «СПАРК-Интерфакс»).
Немногочисленные знакомые семьи на условиях анонимности рассказывают, что Татьяна Максимова с сыновьями уединенно живут в квартире одного из престижных домов на севере Москвы; живет ли с ними Юрий Зинкин, «Медузе» выяснить не удалось. Все сыновья Зинкина — Максимовой находятся на домашнем обучении и не посещают школу. Репетиторы приезжают к мальчикам домой.
Близкие семьи говорят, что детей воспитывают достаточно строго: они ограничены в пользовании гаджетами и общении с одноклассниками. По словам одной из знакомых Татьяны Максимовой, ни один из сыновей Татьяны и Юрия не покидает Москвы даже на каникулах: «Татьяна говорит, что им никуда отлучаться нельзя, поскольку они аллергики и не переносят никакого воздуха, кроме столичного». Также, по ее словам, «Максимова совершенно помешана на медицине: детям ежегодно делают МРТ, берут все анализы, все в семье постоянно обследуются, потому что мама опасается любых болезней».
Семью Зинкиных-Максимовых хорошо знают в Покровском ставропигиальном женском монастыре, где хранятся мощи святой Матроны Московской. Там уверяют, что Татьяна часто приезжает в монастырь поклониться мощам святой Матроны, супруги много жертвуют на храм и связанные с монастырем благотворительные нужды, исправно посещают церковные службы, причащаются. Татьяна обычно появляется без макияжа и чаще всего носит скромную черную одежду.
И у Татьяны Максимовой, и у Юрия Зинкина живы родители. Бабушки и дедушки живут отдельно, дети им деньгами не помогают. Если верить рассказам знакомых семьи, с внуками бабушки и дедушки практически не общаются. Отец Максимовой с ее матерью в разводе. Отношения с мачехой, которая официально не замужем за отцом, у Татьяны не сложились с самого начала.
Мать и дитя
Всех троих сыновей Татьяна Максимова рожала у самого, пожалуй, именитого акушера-гинеколога страны — Марка Курцера. Забеременев С., Максимова также наблюдалась в перинатальном медицинском центре «Мать и дитя» (ПМЦ) у того же Курцера. О том, что произошло в конце марта 2014 года, Курцер не имеет права рассказывать, а за Татьяну говорит ее адвокат Ольга Лукманова: «По личным подсчетам мамы, роды произошли на 23-й неделе, однако по документам, которые есть в ПМЦ, девочка родилась на 25–26-й неделе».
Разница в три недели в случае с недоношенным младенцем принципиальна. К 23-й неделе все органы и системы у плода заложены, но не могут выполнять свои функции. Окончательное созревание органов и систем плода — речь о дыхательной системе, органах зрения, слуха, нервной системе и железах внутренней секреции — происходит после 25-й недели. Также важно, что у детей, рожденных на 23-й неделе беременности, масса тела меньше килограмма, а те, что родились на 28-й, весят в основном больше. Чем дальше от 23-й недели и ближе к 28-й, тем выше вероятность отсутствия грубых нарушений развития, влекущих за собой серьезные — вплоть до глубокой инвалидности — проблемы в будущем.
Марк Курцер гладит молодую маму, сидящую у кювеза с малышом, по плечу розового халата: «Леночка, как самочувствие?» Женщина смотрит на доктора со смесью благодарности и тревоги: «Хорошо, сейчас уже лучше, спасибо». Курцер улыбается. Опять спрашивает: «Леночка, почему вы не уходите домой? Вы у нас уже пару недель, так? Ребенок стабилен, все хорошо. Почему не выписываетесь?» «Страшно», — отвечает женщина и опускает глаза.
Обычно сильно недоношенные дети остаются в палате интенсивной терапии на месяц-полтора, потом наблюдаются в отделении патологии новорожденных, затем их выписывают домой.
В случае С. поначалу все шло именно так. Родившаяся в конце марта 2014 года в результате экстренной операции девочка весом чуть больше килограмма в начале июня была отпущена с мамой домой. Дома, по разным сведениям, малышка провела от двух дней до недели. А затем Максимова вернула ребенка в клинику. Со слов медицинского работника, наблюдавшего С. в 2014-м, но опасающегося назвать свое имя, Татьяна Максимова заявила, что дома у девочки случилась внезапная остановка дыхания. На медицинском языке это называется апноэ новорожденных — и действительно часто встречается у недоношенных детей, однако не является причиной для госпитализации.
Тем не менее С. положили туда, откуда она только что вернулась домой, — в отделение патологии новорожденных, в платную палату. Татьяна Максимова с дочерью не осталась, сославшись на необходимость заниматься другими детьми, общую занятость и слишком тяжелое состояние девочки. Юрий Зинкин оплатил для С. отдельную палату семейного пребывания. Но вместо матери с девочкой осталась в спешном порядке нанятая няня. По словам родственницы семьи, всем — сыновьям, бабушкам и дедушкам — объявили, что С. неизлечимо больна и должна оставаться в стационаре.
— Татьяна сказала, что девочка — глубокий инвалид, не жилец, что у нее какие-то проблемы со здоровьем, несовместимые с жизнью, — говорит один из родственников С., попросивший не называть своего имени.
— И вы поверили?
— Да, мы поверили, — качает головой, — когда родная мать говорит, что ее ребенок при смерти, можно не поверить? Когда мы с ней стали спорить, она сказала: «Кто скажет, что С. здоровая, тот мой личный враг. Не может быть здоровым тот, у кого нет ствола головного мозга, а у С. — нет» (человек не может существовать без ствола головного мозга, — прим. «Медузы»).
Так С., по взаимному согласию врачей и родителей, осталась в центре «Мать и дитя», в палате стоимостью — с питанием и медицинским сопровождением — около одного миллиона рублей в месяц. Между родителями и клиникой официально заключили контракт, по которому отец С. Юрий Зинкин переводил на счет центра деньги. Работу круглосуточных нянь родители оплачивали отдельно.