Мария Дегтерева о столичной архитектуре и благоустройстве.
Умер Юрий Михайлович Лужков. Скорбное событие, как это принято у нас, породило новую волну обсуждений и споров вокруг градостроительства и благоустройства столицы.
Прежде чем писать этот текст – оговорюсь сразу. Я не архитектор, не градостроитель, не знаток истории Москвы. Больше того, я – не москвичка, и этот город не ощущаю своим, в отличие от того же Санкт-Петербурга. Это чужой для меня город, я – тот самый «понаехавший», которому адресовано большинство претензий москвичей.
Помню свои первые впечатления от столичной архитектуры. После классического, камерного Санкт-Петербурга все здесь казалось несоразмерным, нелепым и несочетаемым. Рядом с архитектурными памятниками 16-18 веков – громоздкие стекляшки, тут же новодел в стиле «варварский модерн». Все это пугало и давило одновременно. Как-то ехали с приятельницей в машине по ночному городу.
— Какой кошмар, — с чувством сказала я, глядя на очередную бетонную башню, выстроенную рядом с церквушкой 18 века.
— Маша, запомни, — надо говорить не «кошмар», а «эклектика»!
С тех пор я научилась говорить «эклектика» и сдерживать свои чувства по поводу архитектуры. Мало ли, может я просто не понимаю красоты. В конце концов, я и, например, в современном искусстве ничего не понимаю, и всякий раз, как очередная инсталляция из туалетной бумаги вызывает у меня приступ смеха – меня начинают стыдить искусствоведы.
С годами научилась проходить мимо непонятной красоты молча, поджав губы.
Однако, вокруг московской архитектуры и благоустройства не утихают споры. Кто-то проклинает покойного Юрия Михайловича Лужкова, кто-то, напротив, хвалит, проклиная мэра нынешнего.
По моим наблюдениям, приезжие, которые составляют значительную часть жителей города, к Сергею Семеновичу Собянину и его городской политике, прозванной в народе «урбанина» — скорее благосклонны.
По периоду правления Лужкова очень ностальгирует совершенно определенная прослойка – это, как мне кажется, в основном те жители, чьи капиталы формировались вместе с новым, Лужковским обликом Москвы. Юрий Михайлович был человек «из народа», близок многим. Огромная часть воспоминаний о нем друзей и приятелей сводится к формуле «сам жил и нам давал».
Меня, конечно, лужковскийноводел пугает. Мало что производит более гнетущее впечатление, чем турецкий пластик на помпезных фасадах лужковской застройки. Однажды я видела вблизи памятник Петру Первому в исполнении скульптора Зураба Церетели. С тех пор он (памятник, не скульптор) иногда мне снится. Неизменно просыпаюсь в холодном поту от собственного крика.
То, что делает сейчас в столице мэр Собянин — совершенно не близко мне с точки зрения личного обывательского вкуса. Мне непонятны велодорожки величиной с полигон в стране, где 9 месяцев из 12 – зима или около того. Мне непонятны дикие инсталляции в центре, исполненные в неповторимом стиле «вырви глаз». Мне непонятно многое.
С другой стороны, я, например, застала Санкт-Петербург в период правления Яковлева, Матвиенко, Полтавченко. Мне есть, с чем сравнивать. Я прекрасно помню разваливающиеся дома, хронически грязные улицы, полное отсутствие какого бы то ни было вмешательства властей в городскую среду.
И с этой точки зрения да – для москвичей делается очень много. И центр столицы правда стал более удобен и комфортен.
Есть еще один взгляд на современную московскую действительность – взгляд коренных москвичей, знающих и любящих свой город. К их позиции я испытываю интуитивное уважение, хотя не всегда разделяю. Вот мнение публициста Дмитрия Ольшанского:
«Все советские и постсоветские власти энергично уничтожали нашу несчастную Москву.
И уничтожили.
Сталинская власть сносила великие, бесценные памятники — Чудов монастырь, Спас на Бору, Сухарева башня, Успение на Покровке и Никола Большой Крест, Симонов и Страстной монастыри, Параскева и палаты Голицына в Охотном ряду, Красные ворота, Китайгородская стена, Лубянская площадь, некрополи Данилова и Спасо-Андроникова, список очень длинный.
Она покончила с той Москвой, которую можно было бы сравнить с итальянскими городами, и куда сейчас ездил бы весь мир.
Вместо этого она либо устроила пустыри, либо строила вторичные версии рузвельтовской и муссолиниевской архитектуры.
Хрущевская власть ликвидировала самое московское, самое пушкинское и славянофильское, что было в городе, — Собачью площадку, Молчановку, переулки от Арбата в сторону Никитских.
Вместо этого она подарила нам стеклянные коробки.
Брежневская власть снесла все старые малоэтажные московские районы за пределами самого центра подчистую — Пресня, Сокольники, Грузины, Самотека etc. Кроме того, она точечно уродовала и лучшие переулки.
И везде она ставила свои типовые коробки и башни.
Лужковская власть покончила с той рядовой застройкой внутри Садового, которая еще каким-то чудом выживала при совчине.
Вместо этого она порадовала нас стекляшками Остоженки, центром Вишневской, театром Калягина, «Наутилусом», монстром напротив «Праги», зомби-Военторгом, «Европейским», нынешним Балчугом etc.
Честно говоря, собянинской власти уже почти нечего уничтожать.
Ей остались какие-то крохи — ломать по десять-пятнадцать памятников в год, заменяя их своим любимым шанхайско-дубайским модернизмом и марсианскими гигантами на тонких ножках.
Главная же ее война — уже не против архитектуры, а только против местных жителей.
Реновировать их на тридцать восьмой этаж, вырубать им деревья, завозить к ним каждые три года по миллиону человек, сжигать миллиарды на зелененькие и синенькие фонарики вместо медицины, долбить плитку, запрещать автомобили и пускать по тротуарам толпы бешено несущихся ездунов — подростков и гастарбайтеров, для которых и существует Когалым-сити, Город, Который Развивается и с Оптимизмом Смотрит в Будущее.
А Москва осталась в прошлом.
Рест ин пис, дорогая.
Мы тебя очень любили»
Здесь, конечно, ностальгия по той, старой Москве, которую никак уже не вернуть и не воскресить. Остается только благоустраивать то, что есть.
«Будем честными — Лужков этот город убил, уложил в нарядный гроб с рюшечками и башенками на крышке, на поминках устроил концерт с Кобзоном, Бабкиной и Газмановым. А Собянин теперь обустраивает могилку, как умеет — гранитная плита там, плиточка вокруг, венки пластиковые», — написала моя подруга Анна Балала. Мне кажется, это бесконечно точная формулировка.
Но если снова с моей, обывательской позиции посмотреть – столетия стоит Москва, и одно из свойств этого вечноживого города – умение меняться, перерождаясь. Мне нравится и всегда нравилась сталинская архитектура. Страшное скажу – мне нравится даже Москва-Сити.
О вкусах можно спорить бесконечно, но у меня, во всяком случае, хватает смелости назвать вещи своими именами. Я не москвичка. Я не имею морального права спорить до хрипа о благоустройстве этого города. Да, я плачу налоги (и немаленькие), но элементарные человеческие представления об этике препятствуют.
И многим рекомендовала бы посмотреть на ситуацию с этой позиции. Может, крику в интернете меньше станет. к