Очень часто в фильмах, рассказах, репортажах, когда речь идет о таком доказательстве, как показания обвиняемого (подсудимого), цитируют расхожую фразу, приписываемую Вышинскому А.Я., Генеральному прокурору СССР – «Признание вины -- царица доказательств!». Зачастую, даже говорят о теории Вышинского.
Действительно, Андрей Януарьевич Вышинский (польск. Andrzej Wyszyński) (1883-1954) был фигурой не однозначной, противоречивой, особенно, если вести речь о периоде, так называемых, «сталинских репрессий».
Отец его, Януарий Феликсович Вышинский, был выходцем из старинного польского шляхетского рода, работал провизором; мать — учительницей музыки. Вскоре после рождения сына семья переехала в Баку, где Андрей окончил первую мужскую классическую гимназию (1900). Доход семьи Вышинских (отец Андрея к тому времени имел собственную аптеку) позволял дать сыну хорошее образование, и в 1900 году Андрей закончил с отличием одну из лучших бакинских гимназий. В 17 лет Андрей твердо решив стать юристом, отправился в Киев, где и поступил на юридический факультет Киевского университета.
Увлечения молодого студента революционной деятельностью не остались незамеченными властями. Обладая прекрасным даром оратора, Андрей во время первой русской революции 1905–1907 годов сформировал боевую дружину меньшевистской партии и входил в стачечный комитет. По окончании революции, весной 1908 года, он был осуждён Тифлисской судебной палатой за произнесение или чтение публично речи, возбуждающей к ниспровержению существующего строя. Получил за это Вышинский год лишения свободы. Казалось бы, после этого можно ставить точку на карьере юриста. Однако, после освобождения из тюрьмы, Вышинский вновь едет в Киев и, несмотря на возражения руководства университета, показав блестящие знания, был зачислен в студенты. По окончании университета Вышинского собирались оставить на юридическом факультете для подготовки к профессорскому званию, но его, припомнив его революционное прошлое, сочли, что неблагонадежный выпускник не может быть профессором права.
Неизвестно как бы сложилась судьба молодого юриста А.Я. Вышинского, но тут пришла февральская революция 1917 года. Имея революционное прошлое и «заслуги» в виде тюремного срока, стал председателем Якиманской районной управы Москвы. Доподлинно известно, что находясь в этой должности, Вышинский, на основании решения Временного правительства издал приказ о розыске и аресте «немецкого агента Владимира Ульянова-Ленина». Все центральные улицы Москвы были расклеены листовками за подписью Вышинского А.Я.
Октябрьская революция 1917 года внесла коррективы в административную карьеру Вышиского А.Я. И, как знать, возможно ему было не избежать красного террора, однако, непосредственное участие в судье молодого юриста принял Сталин, с которым Вышинский познакомился, отбывая срок в Тифлисской тюрьме (Существует версия, что знакомство Вышинского со Сталиным состоялось раньше, в 1902 году на Батумском процессе: «в 1902 году девятнадцатилетний А. Я. Вышинский участвовал в защите двадцатидвухлетнего И. В. Сталина на знаменитом Батумском процессе», Л. Иоагенсон, «Совершенно секретно» № 11, 1990). Сталин, будучи одним из ведущих политиков молодой страны, формировл в это время свою сильную команду. И грамотный юрист ему был просто необходим.
В 1920 году Вышинский вступил в ряды РКП(б). С тех пор его карьера стремительно стала расти. Занимая в различные периоды должности прокурора уголовно-следственной коллегии Верховного суда СССР, ректора Московского государственного университета, в 1931 году был назначен на должность прокурора РСФСР, а в 1935 году – прокурором СССР.
На политических процессах 1930-годов обвинительные речи Вышинского отличались особой грубостью, резкостью. Вышинский выступал как государственный обвинитель на всех трёх Московских процессах (по делу троцкистско-зиновьевского террористического центра, делу антисоветского троцкистского центра, делу антисоветского «право-троцкистского блока). Его обвинительные речи отличались особой грубостью, резкостью Почти все обвиняемые по этим делам впоследствии были посмертно реабилитированы за отсутствием в их действиях состава преступления (Сокольников Г. Я., Пятаков Г. Л., Радек К. Б., Рыков А. И., Зиновьев Г. Е., Бухарин Н. И. и др.). Было установлено, что следствие по данным делам опиралось на сфальсифицированные доказательства — самооговоры обвиняемых, получаемые под психологическим и физическим воздействием (пытками).
Также Вышинский А.Я. известен тем, что во время «Большого террора» 1937—1938 годов он и нарком внутренних дел Н. Ежов входили в состав Комиссии НКВД СССР и прокурора Союза ССР (так называемой «верховной двойки», которая рассматривала во внесудебном порядке дела о шпионаже в рамках национальных операций НКВД. На практике в центральный аппарат НКВД СССР поступали так называемые альбомы (справки по делам), рассмотрение которых было перепоручено нескольким начальникам отделов (не видевших самих следственных дел). За вечер каждый из них выносил решения по 200—300 делам. Список приговорённых к расстрелу и заключению в ИТЛ затем перепечатывался набело и подавался на подпись Ежову, после чего с курьером отправлялся на подпись Вышинскому. Так, 29 декабря 1937 года Ежов и Вышинский, рассмотрев списки на 1000 лиц латышской национальности, приговорили к расстрелу 992 человека!
По «делу Тухачевского» 1937 года вместе с наркомом внутренних дел Ежовым Вышинский был автором обвинительного заключения против М. Н. Тухачевского. После внесения правок и изменений обвинительное заключение Вышинского-Ежова было утверждено Сталиным. В ночь с 11 на 12 июня 1937 года Тухачевский был расстрелян. В 1956 году Главная военная прокуратура и Комитет государственной безопасности проверили уголовное дело Тухачевского и других вместе с ним осужденных лиц и установили, что обвинение против них было сфальсифицировано.
Вероятно, именно этот период деятельности Вышинского А.Я. и связан со сложившимся мифом о, якобы имевшей месте «теории Вышинского», догмой которой и являлся принцип – «признание вины – царица доказательств».
Однако, полагаю, что данные действия связаны именно с меньшевистским прошлым Вышинского А.Я. Вот что пишет об этом личный переводчик Сталина И.В., Бережков В.М. в книге «Как я стал переводчиком Сталина»: «Вышинский был известен своей грубостью с подчиненными, способностью наводить страх на окружающих. Но перед высшим начальством держался подобострастно, угодливо. Даже в приемную наркома он входил как воплощение скромности. Видимо, из-за своего меньшевистского прошлого Вышинский особенно боялся Берии и Деканозова, последний даже при людях называл его не иначе, как «этот меньшевик»… Тем больший страх испытывал Вышинский в присутствии Сталина и Молотова. Когда те его вызывали, он входил к ним пригнувшись, как-то бочком, с заискивающей ухмылкой, топорщившей его рыжеватые усики».
Так в какой же момент появилась расхожая фраза «признание вины – царица доказательств» и произносил ли Вышинский нечто подобное? Для установления истины следует обратиться непосредственно к трудам Андрея Януарьевича. И что мы обнаруживаем? А обнаруживаем мы теоретические положения совершенно иного толка:
«С другой стороны, было бы ошибочным придавать обвиняемому или подсудимому, вернее, их объяснениям, большее значение, чем они заслуживают этого, как ординарные участники процесса. В достаточно уже отдаленные времена, в эпоху господства в процессе теории так называемых законных (формальных) доказательств, переоценка значений подсудимого или обвиняемого доходила до такой степени, что признание обвиняемым себя виновным считалось за непреложную, не подлежащую сомнению истину, хотя бы это признание было вырвано у него пыткой, являющейся в те времена чуть ли не единственным процессуальным доказательством, во всяком случае, считавшейся наиболее серьезным доказательством, «царицей доказательств» (regina probationum). К этому в корне ошибочному принципу средневекового процессуального права либеральные профессора буржуазного права ввели существенное ограничение: «царицей доказательств» собственное признание обвиняемого становится в том случае, когда оно получено правильно, добровольно и является вполне согласным с другими установленными по делу обстоятельствами. Но если другие доказательства, установленные по делу, доказывают виновность привлеченного к ответственности лица, то сознание этого лица теряет значение доказательства и в этом отношении становится излишним. Его значение в таком случае может свестись лишь к тому, чтобы явиться основанием для оценки тех или иных нравственных качеств подсудимого, для понижения или усиления наказания, определяемого судом… Поэтому обвиняемый в уголовном процессе не должен рассматриваться как единственный и самый достоверный источник этой истины. Нельзя поэтому признать правильными такую организацию и такое направление следствия, которые основную задачу видят в том, чтобы получить обязательно «признательные» объяснения обвиняемого. Такая организация следствия, при которой показания обвиняемого оказываются главными и – еще хуже – единственными устоями всего следствия, способна поставить под удар все дело в случае изменения обвиняемым своих показаний или отказа от них. Несомненно, следствие может только выиграть, если ему удастся свести объяснения обвиняемого на уровень обычного, рядового доказательства, устранение которого из дела неспособно оказать сколько-нибудь решающего влияния на положение и устойчивость основных установленных следствием фактов и обстоятельств. Это положение, как нам кажется, является одним из важнейших методологических правил, строгое применение которого облегчает задачи следствия, ускоряет развитие следственных действий и гарантирует следствию значительно больший успех, чем это может быть при отказе от руководства этим правилом.» (А. Вышинский «Теория судебных доказательств в советском праве», М.: Юр. изд-во НКЮ РСФСР, 1941.)
Не найдем мы и в более ранних трудах Вышинского, таких как «Революционная законность и задачи советской защиты» (М., 1934 г.), «Некоторые методы вредительско-диверсионной работы троцкистско-фашистских разведчиков» (М.: Партиздат ЦК ВКП(б), 1937.) высказываний о необходимости применения в качестве доказательств признаний обвиняемого.
Впервые тезис о признании вины обвиняемым или подсудимым, как «царице доказательств» приписал А.Я. Вышинскому литератор и журналист , в прошлом адвокат Аркадий Вайсберг, фальсифицировав реальные факты. Его статья в Литературной газете от 27 января 1988 г. так и называлась «Царица доказательств». Впоследствии, в 1992 году вышла книга А. Вайсберга «Царица доказательств. Вышинский и его время». Какую цель преследовал автор – угода сиюминутным политическим настроениям или стремление заработать популярность на фоне перестроечных процессов, сейчас сложно сказать, однако в сознании народа фраза «Признание -- царица доказательств» прочно закрепилась как высказанная прокурором СССР М.Я Вышинским.
Позже, 24 мая 2008 года на канале НТВ был показан фильм, который назывался «Кремлевские дети. Зинаида Вышинская. Дочь генерального прокурора». Писатель Андрей Сухомлинов говорит в кадре прямым текстом, что в 1947 году Вышинский получил Сталинскую премию 1 степени за монографию 1946 года «Теория доказательств в советском уголовном процессе», где утверждалось, что презумпция невиновности - ложное положение, и признание обвиняемого - царица доказательств. А голос за кадром говорит, что тем самым была подведена правовая база под беззаконие.
Так и был создан очередной миф о Вышинском, как теоретике беззакония, основанного лишь на одних признательных показаниях обвиняемого, что фактически сродни средневековой инквизиции.
А что сам Вышинский? Всю свою жизнь он, как настоящий советский человек, искренне стремился загладить свое меньшевистское прошлое. И, вопреки сложившемуся стереотипу, не был репрессирован. Более того, оставив свой высокий пост, стал заместителем наркома иностранных дел.
Именно Вышинский привез текст акта в побежденный Берлин. Являлся участником Потсдамской конференции в составе советской делегации, в январе 1946 года возглавлял делегацию СССР на первой сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Летом и осенью 1946 года выступал на пленарных заседаниях Парижской мирной конференции, в комиссии по политическим и территориальным вопросам для Румынии, аналогичных комиссиях для Венгрии и Италии, в Комиссии по экономическим вопросам для Италии, о компетенции губернатора в Триесте, в Комиссии по экономическим вопросам для Балкан и Финляндии, о мирном договоре с Болгарией. И даже в 1948 г., когда ООН принимала Декларацию прав человека, позицию Советского Союза озвучил Андрей Януарьевич, критикуя декларацию за то, что в ней не прописано право на уличные демонстрации!
Незадолго до смерти, Вышинский А.Я был назначен постоянным представителем СССР в ООН.
На сайте Генеральной прокуратуры РФ (http://genproc.gov.ru/history/history/person-11984/) утверждается, что он покончил с собой, по другим свидетельствам, Вышинский А.Я. отравил себя, понимая, что с концом сталинской эпохи, его карьера и жизнь висят на волоске. В действительности, 22 ноября 1954 г., за час до начала очередного выступления, во время диктовки предстоящей речи по поводу создания Международного агентства по атомной энергии, он и умер. Похоронен Андрей Януарьевич был со всеми государственными почестями в Москве, в Кремлёвской стене на Красной площади.
Чего же хотел «конструктор врагов народа», как его назвал журналист Андрей Сидорчик? Выжить в суровую эпоху сталинских репрессий, сохранив жизнь и своей семье, может быть карьерного роста любой ценой, а может быть создания истинно справедливого советского права, наследниками которого мы и являемся. Этот вопрос навсегда останется без ответа.
Мифы не рождаются сами. Их создаем мы…