Интервью с секретарём Союза журналистов России Юлией Загитовой проводится в рамках проекта "Кто делает контент?" для телеграм-канала Mestame
Раз уж мы тут про региональную журналистику, расскажи, пожалуйста, что такое озеро Кулёш и как ты его спасла от уничтожения?
Я работала тогда на телеканале “РЕН ТВ Уфа” и хорошо места эти знаю. Я родилась в Уфе, а потом мы с семьей переехали в городе Бирск — небольшой город с населением около 50 тысяч человек. Ко мне обратился мой друг — владелец местного независимого телеканала, охотник и рыбак, рассказал, что некая коммерческая компания хочет выловить из озера всю рыбу — но своего ресурса, чтобы вывести эту историю на федеральный уровень, у него не хватит. Специалисты говорили, что экосистема озера будет нарушена и будет большая проблема. Я приехала, сделала сюжет для регионального телевидения, взяла интервью у всех заинтересованных сторон — после сюжет против этой компании пошли проверки и она, вроде бы, даже обанкротилась.
Ты в этой истории участвовала как журналист РЕН ТВ?
Да, конечно. У нас было много подобных кейсов, когда сюжетами мы спасали людей — мне кажется, это обыденная история для журналиста: постоянно к тебе кто-то обращается с просьбами, кейсами, историями своими. Мы тогда занимались по-настоящему крутой журналистикой — у нас была франшиза “РЕН ТВ”, но собственник никоим образом не вмешивался в политику канала, мы могли делать много хороших дел и не согласовывать ни с кем свои материалы. Золотое время!
Как местные СМИ отреагировали на историю с озером Кулёш?
Да, в Башкирии много СМИ — и частных, и государственных. Но мы в то время были такой “скорой помощью”, наши сюжеты часто выходили на федералку — поэтому ко мне и обратились. А как мыслят часто маленькие редакции? “Что мне там какое-то маленькое озеро? Это не хайповая тема, она не зайдет, не принесёт трафика”. Обычно так происходит.
Неужели там не было районной газеты, местного телеканала, городского сайта, для которых эта проблема была бы актуальной?
Это маленький город! Там есть районная газета, в которой я когда-то работала, там есть телеканал — вот как раз его владелец ко мне и обратился за помощью.
Всё-таки 50 тысяч человек — это не самый маленький по российским меркам город.
Ты жил когда-нибудь в городах с населением в 50 тысяч человек?
Конечно. Я родился и школу заканчивал в городе Тара Омской области, там меньше 30 тысяч человек живёт, и при этом там выпускалась весьма авторитетная газета “Тарское Прииртышье” тиражом 10 тысяч экземпляров.
У вас там завод какой-то был? Откуда такой тираж?
Нет, обычный исторический город, без производства. Просто районная газета делала крутой контент. И газета могла влиять на принятие решений. И мне странно, почему ваша местная пресса не подключалась к борьбе за своё озеро, а вызывала спецназ в виде федерального ТВ.
Знаешь, очень часто, когда мы общаемся с районными журналистами и редакторами, мы сталкиваемся с информацией о том, что районным газетам главы местных администраций запрещают писать о каких-то темах. Из-за страха потерять работу, редакторы не пишут ничего вопреки. Не буду лукавить и говорить, что мы живём в какой-то другой реальности. Да, иногда главный редактор думает: “Мне до пенсии десять лет осталось, зачем я буду рассказывать про эту яму на центральной улице?”
А редакторы с таким мышлением участвуют в ваших семинарах? Это ЦА Союза журналистов?
Да, мы для них проводим тоже мероприятия. Когда мы приезжаем в регион, мне важно повысить медийный уровень местных журналистов, потому что многие застряли во времени — и они не воспринимают новые технологии как возможность увеличить свою аудиторию. А мы приезжаем и ведём с ними диалог о том, что технологии работают, что нужно идти в соцсети, нужно создавать сайты. И у районных журналистов есть огромное желание учиться!
Ты говоришь про техническую часть. Но вот буквально минуту назад мы с тобой обсуждали их страх перед районной администрацией.
На наших мероприятиях мы сажаем рядом представителей власти и представителей медиа и обсуждаем проблемы, говорим местным властям, что мы, как Союз журналистов, за ними наблюдаем и не хотим, чтобы чиновники вводили свою цензуру и согласовывали полосы газет. И даже если районные газеты рассказывают “неудобную правду”, на волне хайпа они получают дополнительную аудиторию. Мы говорим о том, что мы их защитим — у нас есть мощная юридическая служба, в которую могут обращаться главные редакторы, если на них давит власть. Нам важно донести до них, что мы — большая организация, которая их защитит. Самое главное — не бояться.
А какие у вас есть реальные инструменты для защиты журналистов от местных чиновников? Вот мы с тобой говорим: есть город с населением в 30 тысяч, в 50 тысяч — и если журналист потеряет там работу в результате конфликта с главой администрации — даже если он будет прав и обратится к вам за помощью — в этом городе его потом больше никуда не примут. Они сами замотивированы идти к вам и бороться за свои права?
Мне кажется, что они мотивированы. Иначе бы они сказали: “Мы 50 лет в журналистике, зачем нам это надо?” Мы видим только мотивированных людей, которые приезжают в областной центр из районов и сидят на наших мероприятиях, которые длятся по пять-шесть-семь часов. Они задают вопросы, активно включены в повестку нашего мероприятия, стараются задружиться с экспертами. Они работают над собой. Первый шаг для этого — приехать на наше мероприятие. Они понимают, что мы реальная организация, что мы не просто сидим в Москве и ничего не делаем. Мы абсолютно открыты для всех контактов — мне звонят два-три человека в день из регионов. Мы каждый год поддерживаем небольшие редакции грантами на создание публикаций, связанных с социальной тематикой — около 250 СМИ получили по 50-100 тысяч.
Откуда у Союза эти деньги?
Это деньги министерства труда. Кроме того, у нас есть мощная поддержка ветеранов, мы каждый год тратим около 14 миллионов на поддержку ветеранов журналистики! От 20 до 40 тысяч рублей на человека.
Ветераны — это замечательно. Но что даёт членство в Союзе действующему журналисту — кроме посещения ваших мероприятий и защиты их прав? Сколько, кстати, составляют членские взносы у вас?
500 рублей в год. Зайди на наш сайт и посмотри, какие у нас есть партнёрские программы с коммерческими компаниями. Например, у Tele2 есть тариф для журналистов “Компаньон”. Есть разные скидки для членов Союза — на санатории, дома отдыха. Это важно для людей за сорок, которых у нас много. Кроме того, у члена Союза есть возможность получить международную карточку — и закрепить свой статус на международном уровне.
А в других странах что даёт корочка Союза журналистов России?
Во-первых, у тебя есть статус — ты не просто турист, у тебя есть статус журналиста, ты можешь проходить на разные мероприятия…
В Европе, кажется, во многих местах достаточно редакционного удостоверения…
Я тебя не уговариваю вступать в Союз журналистов! Каждый видит сам ценность для себя.
По твоим оценкам, среди журналистов много таких скептиков, которые не видят для себя смысла вступать в СЖР?
Я не оцениваю людей по тому, являются они членами СЖР или нет. Когда мне было 19 лет, я хотела вступить в Союз. Когда я стала секретарём, я понимала, что Союз ждёт большая перезагрузка, я пошла за лидером Союза, я поняла, что могу принести пользу сообществу. Для меня ценность карточки была понятна ещё в 19 лет — я позвонила папе, он сказал: “Круто! Тебе 19 лет, а тебя уже признало сообщество”.
Знаешь, почему у меня есть определённый скепсис? Вот смотри: в моём родном Омске 17 лет отделение Союза журналистов возглавляет один и тот же человек. И все эти 17 лет Союз журналистов в Омске нихрена не делает: молчит, когда нарушаются права журналистов, не обучает, не проводит серьёзную работу по объединению сообщества — у нас закрытая группа в ВК и чат в Телеграме сделали больше для объединения местных журналистов, чем отделение СЖР за 20 лет. Каким образом мне соотносить две фигуры: активную, горящую Юлю Загитову и вечного руководителя омского отделения Татьяну Бессонову? Кто из вас настоящий Союз журналистов?
Как раз, когда я пришла, я увидела эту проблему — у нас возрастной состав Союза. Мы с коллегами придумали стратегию на следующий год: надеюсь, что в следующем году у нас будет хорошая комплексная работа с привлечением молодых людей — от университетов и далее. Ты спрашивал, сколько скептиков? Я не знаю, но мне хочется видеть на наших мероприятиях больше студентов, больше молодых людей. В следующем году по всей стране у нас будет около двадцати “Инфорумов” — мне хочется на привлечь как можно больше молодых людей, которые не знают про СЖР.
А кто к вам приходит на семинары? Ты же читала в фейсбуке вот эти комментарии: мол, студентов понагнали?..
Нет! У нас никогда никого не сгоняют на мероприятия…
А кто на месте занимается организацией ваших семинаров?
Мы обычно стараемся привлекать местные отделения. Союз, кстати, никаким образом не финансирует деятельность отделений в регионах, не платит зарплату людям на местах — руководители отделений занимаются своей работой бесплатно. Мне не нравятся истории про “нагнали студентов”. Я не делаю мероприятия только ради того, чтобы в зале сидело 300 человек. В следующем году мы даже будем проводить отбор на мероприятия — это повысит их ценность, ну и мы посмотрим на профессиональный уровень наших слушателей перед тем, как им что-то дать. Аудитория у нас разная: районные журналисты, которые приезжают из своих сёл, региональные журналисты, профильные студенты, иногда приходят пресс-службы, которые хотят научиться писать. По количеству — по-разному бывает — например, в Ненецком АО к нам пришло 40 человек, и нам сказали, что это очень хорошо для региона. Когда мы проводили мероприятие в Омске, у нас было 200 слушателей. Но я всегда прошу местные орггруппы не обеспечивать нам “нагон” посторонних слушателей.
Ты сказала, что вы планируете замерять базовый уровень вашей аудитории — перед мероприятием. А как вы сейчас отслеживаете “выхлоп” своих семинаров? Чему люди реально научились, как они применяют знания, которые вы им даёте? Как вы определяете эффективность своей работы?
Люди проводят с нами несколько часов — и видно, как ломаются стены недопонимания, стереотипы о работе. После семинаров мы собираем обратную связь, человек попадает в нашу базу, мы через месяц уже спрашиваем, что у них изменилось в издании: появилась ли группа в соцсети, новый спецпроект вышел? Наши слушатели добавляются в друзья к экспертам, они дальше общаются вместе.
А вообще — как измерять эффективность для регионального медиа?
Образование — это же не завод. Какая эффективность?
Но даже в школе или вузе ставятся оценки, которые — в идеале — должны отображать уровень подготовки и понимания материала. Да, для журналистов в регионах, безусловно, важна “тусовка”, важно общение — и друг с другом, и с экспертами. Но должен ведь быть и профессиональный выхлоп?
Для меня важно, сколько людей приходит на наше мероприятия, сколько заявок подаётся. Смотрю на обратную связь — насколько активно заполняются наши анкеты. А потом — это точечная история — мы смотрим, как изменяется медиапространство. У нас пока нет какой-то метрики — мы над её созданием работаем, но пока я могу сказать, что за последнее время наши мероприятия посетили около 5 тысяч человек. Эти люди потом вступают в Союз журналистов, эти люди потом посещают наши платные мероприятия. У нас в Сочи проводится большой съезд —
они оплачивают участие, они покупают билеты. Для меня это знак того, что наша работа для них важна.
Региональные журналисты покупают участие в ваших мероприятиях за счёт редакций, я надеюсь?
Ну, бывает, что и сами журналисты. Программа у нас стоит около 10 тысяч рублей, гостиница — около 50 тысяч рублей, плюс билеты. Я знаю, что районные журналисты целый год откладывают деньги, чтобы потом поехать к нам в Сочи.
Получается, Союз ещё и зарабатывает на своих же членах?
Ну, какой это заработок? Это Сочи, это хороший отель, это трёхразовое питание, это аренда площадки, перелёт, гонорары спикерам, программа...
С твоей точки зрения, реальная региональная журналистика — это что такое?
Это журналистика действия. Журналист не боится констатировать факты и рассказывать о них. И когда после материала решается проблема, о которой рассказал журналист. Человек честно делает свою работу — и получает результат.
Вы собираете удачные кейсы, когда члены вашего Союза выпускают такие — настоящие — материалы, может быть, после ваших семинаров?
Думаю, такая работа ведётся во всех редакциях — как данность. Мы же не говорим им: “Расскажите-ка нам о своих удачах!” У нас в Союзе журналистов более 60 тысяч членов! Это их работа. Какой смысл собирать эти их истории? У меня самой было 20-30 историй, когда я приходила, снимала сюжет и после этого был реальный результат. Все так делают. Это не успех и не подвиг. Доктор же не собирает истории успешного лечения своих пациентов…
Есть уникальные операции, о которых активно рассказывают, опыт которых используется для развития медицины.
Ну, вот есть история Ивана Голунова. Союз здесь в этой истории был.
Освобождение Голунова — это заслуга Союза журналистов?
Да нет, это заслуга сообщества. Сообщество сплотилось, смогло договориться, заявить. Я не рада, что такая ситуация произошла с Голуновым, но я рада, что эта история сплотила сообщество… Можно хейтить Союз — когда организация большая, все его хейтят. Легче всего сидеть и рассуждать, какой плохой Союз журналистов — а сложно встать и сделать что-то серьёзное!
В ситуации с Голуновым — это была реакция на одно явление из сотен таких же. Но разве задача журналистского сообщества — отбивать по одному своих, а не плотно освещать все подобные случаи, саму причину?
Ты пойми, что Союз не занимается агрессивным маркетингом, он тихо спасает людей и не пишет об этом во всех соцсетях. Мы не пишем: “Да, мы спасли Голунова!” Для нас это данность. А ты знаешь историю в Новгороде — когда журналистку изнасиловал главный редактор? История замалчивалась, и только когда приехал секретариат Союза журналистов, возбудили уголовное дело. Это же не значит, что мы должны ходить по всем СМИ и рассказывать, сколько людей мы спасли?
У меня последний вопрос — и про образование, и про сообщество. Ни для кого не секрет, что большое количество российских журналистов из регионов участвовали в международных образовательных программах для журналистов — организаторами которых были иностранные организации и иностранные СМИ. По новому закону фактически любой журналист, который ездил на какой-либо образовательный семинар или в пресс-тур, ему покупала билет приглашающая сторона, будет считаться иностранным агентом. Скажи, у Союза журналистов России есть какое-то решение этого вопроса — ведь под удар попадает огромное число региональных журналистов, может быть, даже членов СЖР?
Саш, я, если честно, узнаю эту информацию впервые от тебя. Мне нужно проконсультироваться с юристами, потому что интерпретаций закона может быть много.
Комментарий добавлен после интервью: В интернете огромное количество трактовок закона — некоторые до конца не поняли, что имели ввиду в Госдуме и подняли панику. Я надеюсь на обещания, данные коллегами из Госдумы: что журналисты, работающие в СМИ, уже внесённые в реестр иноагентов, не будут автоматически признаваться иноагентами. И закон не коснется блогеров и российских публицистов. Можно репостить иностранные медиа и рассказывать об этом в моем телеграм-канале Breaking trends. Давайте посмотрим, как будет работать этот закон. А потом уже сделаем выводы.
Это же ещё и вопрос профессионального общения с коллегами из других стран, а не только обучения и работы с иностранными СМИ.
У Союза журналистов России, если что, идёт мощная международная работа…
Ах вы, иностранные агенты!
Мы же зарегистрированы в России! Иностранное финансирование не получаем. Мы ведем международную работу, заключаем соглашения с другими организациями. Например, с Китайским союзом журналистов, Международной федерацией журналистов. Новый закон никак нам не помешает дальше заниматься международной работой.
Телеграм-канала Mestame. Самые интересные лонгриды, репортажи, истории и интервью, опубликованные в региональных медиа