Голодный лисовин трусил по слабому насту. Брюхо пустовало уже достаточно долго, чтобы зверь испытывал нешуточное беспокойство. Холод забирался тоненькими цепкими лапками в мех и всё настойчивее запускал ледяные коготки в зябнущую шкуру. Под окоченевшими рябинами копошилось на снегу чёрное пятно. Лис замедлил шаг, потянул носом стылый воздух,подбираясь поближе, приглядываясь - ворона тыкала клювом в снег, что-то расклёвывая. Голодный хищник судорожно сглотнул, припал на брюхо и нервно повёл хвостом, соображая: стоит красться тихонько или сразу рвануть в надежде на внезапность? Серая прожора в перьях увлечённо терзала что-то у себя под лапами, отрывая и торопливо заглатывая кусочки. И рыжий не выдержал: прыгнул вперёд, туда, где точно была пища. Ворона ошалело скаканула, хлопнула крыльями ,успела цапнуть добычу костяным клювом и сигануть на ближайшую ветку. Лисовин торопливо ткнулся туда, где секунды назад топталась птица. Со снегом перемешались чешуйки, крошечные ошмётки рыбьего мяса, кусок брюшка с плавничком. Всё это было немедленно слизано, проглочено, и острая морда уставилась на сбежавшую ворону. Та, прижав лапой остатки рыбки, косо глянула вниз на подрагивающего охотника, оценила высоту, неспешно клюнула рыбий хребетик... Зверь безнадежно прыгнул вверх, клацнули зубки. Птица снова хлопнула крыльями и разразилась хриплым карканьем, похожим на грубый хохот. И тут за спиной лиса хрустнула ветка. Тот глянул назад, оцепенел - человек? - и дунул что было мочи сквозь редкий кустарник куда глаза глядели, не чуя лап - проглядел! прослушал! пропустил!!!... Внезапно кустарник кончился, и ошалелый от ужаса зверь выкатился на лёд большого лесного озера. На льду сидели два огромных, покрытых инеем чудовища - рыбаки. Проскакав по инерции ещё несколько метров, лис запнулся, едва не полетев кубарем встал и собрался было мчаться прочь, но тут его ноздрей коснулся запах еды, тянущийся со стороны ужасных созданий. Желудок судорожно сжался и прыгнул к горлу, перехваченному до хрипа тонкой петлёй голода. Рыжий переступил на лапах, чувствуя как его безжалостно тащат в разные стороны паника и жажда пищи, жадно втянул ноздрями непреодолимо манящий аромат и беспомощно засновал туда-сюда, приседая от страха на тонких лапах, прядая острыми ушками и подскуливая.
- Смотри, дядь Кондрат... - один из рыбаков кивнул другому на изнывающего зверька, подбирающегося всё ближе, - ещё один голодающий.
Второй повернул голову и хмыкнул
- Ишь ты, поджало брюхо-то зверью, что само к людям выбегает.
Первый потянулся было к ружьишку, лежащему рядом, но старый угрюмо свёл заиндевелые брови:
- Не замай животину, паря. С голодухи он, бедолага, сам к тебе на брюхе ползёт, помощи просит. Не гоже на него так руку подымать.
- Дядь Кондрат, ты ж потом сам его жахнешь, как он у тебя курей таскать полезет, - озадаченно выдал молодой.
- Вот когда к курям полезет, тогда и жахну, потому как по делу. А сейчас - не замай.
Первый беззлобно засмеялся, заставив лисовина метнуться прочь и испуганно припасть к снегу, потом подобрал со снега рыбку попузастее и легко бросил в сторону мятущегося хищника:
- Держи, меховой, повезло тебе!
Рыжий молнией кинулся к щедрому подарку, хватил рыбу за серебряный бок и брызнул в ближайшие кусты, аж завился сверкающий снежный дымок за пушистым хвостом.
- Ишь, припустил-то! И спасибо не сказал, огарок! - хохотнул молодой рыбак. Седой Кондрат улыбнулся в заиндевелые усы. Где-то надсадно закаркала раздосадованная ворона.
