Продолжение (начало смотрите в частях 1-4)
Надо признать, что китайцы изобрели не только порох, шёлк, фарфор и бумагу. Печатать книги они начали на 400 лет раньше европейцев. Первые опыты книгопечатания предприняты в Китае Би-Шеном в 1041 - 48 годах.
Также, и по сохранению любых научных, философских, исторических, литературных источников они впереди планеты всей. Самый древний в мире университет это не Сорбонна и не Оксфорд, не Пражский и не Берлинский им. Гумбольта, а Пекинский университет, которому более 2000 лет. Он был основан до рождества Христова. Этот факт, прежде всего, показывает нам, что здесь сохранилась преемственность поколений, и менее искаженная во времени информация может быть именно там.
Нам, надо сказать, в этом вопросе крупно повезло. Именно в нашей стране в 30-50 годах трудились два выдающихся учёных китаеведа, которые признаны самими китайцами, как наиболее серьёзные исследователи этой культуры за последние несколько веков.
Итак, первый исследователь, о котором я хочу рассказать, это замечательный востоковед академик Н. И. Конрад.
Среди огромной и разнообразной литературы старого Китая, особое место занимает литература по военному искусству. При этом подобно широко известным классикам философии, эта литература имеет своих классиков. Наибольшее значение из них имеет Сунь-Цзы и его «Трактат о военном искусстве».
Надо сразу оговориться, что эта книга не имеет никакого отношения к восточным единоборствам, а является учением о тактическом и стратегическом искусстве ведения крупномасштабной войны. Сунь-Цзы был полководец, астроном и математик. Время его деятельности падает на конец 6 и начало 5 века до нашей эры. То есть, он был современником Платона.
Этот трактат создал основы военной науки Китая. Сегодня он не утратил своего значения и преподаётся на уроках тактики, практически во всех военных академиях крупных держав, включая Россию, США и бывший СССР.
Есть ещё одна специфическая сторона этого трактата, которой он в значительной мере обязан своей широкой известностью. Многие из его положений всегда легко переносились из области войны в область политики и дипломатии. Поэтому он имеет известное значение для понимания поступков не только военных деятелей, но и политиков. Эта была настольная книжка Алена Далеса первого директора ЦРУ. Именно по 13 главе этого трактата, которая называется «Использование шпионов» он создал, в конце 40-х годов, Центральное Разведывательное Управление США. Также, важнейшее значение имеет тот факт, что Сунь-Цзы наиболее древний из военных писателей мира, мысли которого дошли до нас в форме более или менее законченного трактата.
Академик Николай Конрад пишет «…Перевод трактата, предназначенный для современного читателя, неминуемо должен сопровождаться комментарием. Это необходимо, чтобы вскрыть мысль Сунь-Цзы, часто облечённую в такую форму, которая делает её малопонятной для современного человека. Не нужно забывать, что манера, в которой Сунь-Цзы излагает свои мысли, отличается от стиля, которым пишутся, привычные нам, теоретические работы. Сунь-Цзы не доказывает, не разъясняет. Он только высказывает свои положения в сжатой афористичной форме. Все эти причины привели к тому, что к русскому переводу оказался присоединённым обширный комментарий, поясняющий фразу за фразой весь текст трактата.
Как известно, комментарии на трактат стали появляться уже в древности; есть сведения о существовании таких комментариев уже в эпоху Хань (206 - 220 гг. до н.э.). Они не дошли до нас, и наиболее ранний из известных нам - комментарий Цао-гуна относится к началу 3 века н.э. Со временем список комментариев рос и в 11 веке был окончательно установлен список наиболее важных и авторитетных толкователей этой книги. Таких оказалось 11. Ценность их труда огромна. Авторы их - знатоки военного дела - дают богатейший материал для понимания той или иной мысли Сунь-Цзы. Как уже было сказано, продолжает академик Н.И. Конрад, многие слова и выражения трактата очень трудны для понимания, и не только для современного читателя. Уже в 3 веке понадобился комментарий, без которого эта книга, бала мало понятна даже тогда. При этом самое беглое знакомство с комментаторской литературой убеждает нас в том, что различные авторы по-разному, иногда прямо противоположно понимали те или иные слова и выражения трактата, по-своему истолковывали смысл многих фраз, часто не соглашаясь, друг с другом. Надо отметить, что западноевропейские специалисты-китаеведы, обращавшиеся к Сунь-Цзы, ограничивались обычно простым переводом, да и то сделанным на основе одного какого-либо популярного китайского комментария.
Составляя русский перевод трактата, автор ни в коем случае не исходил из какого-нибудь одного из этих комментаторов. Исходить из одного значило бы подчиниться его концепции. Автор стремился понять мысль Сунь-Цзы адекватно эпохе, в которую жил и действовал этот выдающийся полководец и той социальной среде, интересы и чаяния которой он представлял.
Основным методом проверки правильности перевода того или иного места трактата был метод сопоставления этого перевода с переводом других мест. Каждое установленное таким путём понимание переводчик сопоставлял с данными различных китайских комментаторов разных эпох, стремясь проверить допустимость данного им лексического и грамматического толкования вообще.
Чтобы реально осознать, какой титанический труд выпал на долю академика Н. Конрада, я приведу один абзац из начала 13 главы «Об использовании шпионов», а потом изложу авторский комментарий всего на одну строчку.
Использование шпионов.
1. Сунь-Цзы сказал: вообще, когда поднимают стотысячную армию, выступают в поход за тысячу миль, издержки крестьян, расходы правителя составляют в день тысячу золотых. Внутри и вовне - волнения; изнемогают от дороги и не могут приняться за работу семьсот тысяч семейств.
2. Защищаются друг от друга несколько лет, а победу решают в один день. И в этих условиях жалеть титулы, награды, деньги и не знать положения противника - это верх негуманности. Тот, кто это жалеет, не полководец для людей, не помощник своему государю, не хозяин победы.
3. Поэтому просвещенные государи и мудрые полководцы двигались и побеждали, совершали подвиги, превосходя всех других, потому, что всё знали наперёд.
4. Знание наперёд нельзя получить от богов и демонов, нельзя получить и путём всяких вычислений. Знание положения противника можно получить только от людей.
5. Поэтому пользование шпионами бывает пяти видов: бывают шпионы местные, бывают шпионы внутренние, бывают шпионы обратные, бывают шпионы смерти, бывают шпионы жизни.
6. Все пять разрядов шпионов работают, и нельзя знать их путей. Это называется непостижимой тайной. Они - сокровище государя.
На предпоследнюю строку - «Это называется непостижимой тайной», Н. И.Конрад даёт следующее толкование:
Трудное выражение шень цзи толкуется различно. Слово шень - «Бог», «Божество» - понятно; его обычное значение равнозначно русскому «сверхъестественный», «непостижимый», «таинственный». Различному толкованию поддаётся слово цзи. Одни толкуют его как синоним фа - «закон», «способ». В таком случае, фраза Сунь-Цзы принимает приблизительно такой смысл: умение пользоваться шпионами - это замечательный способ действий. Другие комментаторы придают слову цзи смысл «признак», «проявление», и тогда это будет означать характеристику шпионской работы, как какого-то чуда. Цзя Линь считает цзи синонимом ли, т. е. «закон», «принцип», что означает в целом определение законов шпионажа как каких-то сверхъестественных, непостижимых. В одном из древних изданий слово цзи толкуется, как тяоли, т. е. «правило», «установление», и тогда смысл сочетания шень цзи получается иной: в деятельности шпионов нет ничего сверхъестественного и поразительного; она руководствуется строго определёнными, точными правилами.
Трудно отрицать целиком какое-либо из этих толкований - продолжает Н.И. Конрад. Ввиду неопределённости понятия цзи вполне допустимо каждое из них. При переводе остаётся только выбирать. Я выбрал слово «непостижимая тайна». Сделано это потому, что, как мне кажется, вся эта фраза Сунь-Цзы есть восклицание, несколько аффектированная характеристика шпионской работы. Ведь, заканчивая эту фразу, он говорит: «они (шпионы) - сокровище для государя». Поэтому мне и показалось более совпадающими с общим тоном изложения слова «непостижимая тайна». (Сунь-Цзы и У-Цзи «Трактаты о военном искусстве» стр. 441, изд. Терра Фантастика, 2001 г.)
Обратите внимание, при полном противоречии переводов разных комментаторов, Н.И. Конрад дает трактовку основываясь, буквально, на своих внутренних ощущениях. И ещё раз хочу подчеркнуть, что речь шла о трактовании всего одной строчки!
Второй блестящий востоковед, о котором необходимо рассказать в контексте рассматриваемого вопроса, это ученик академика Н.И. Конрада, доктор наук Ю.К. Шуцкий (1897 - 1938).
Его докторская диссертация, посвящённая переводу знаменитой китайской «Книге перемен» стала уникальной не только у нас, но и непревзойдённой на Западе. Сами китайцы называют «Книгу перемен» книгой книг, духовным чудом света, запечатлевшего в особых символах и знаках тайну мироздания. Это главная книга любой китайской библиотеки. Практически сразу после опубликования она была признана классикой отечественного китаеведения. Первый раз, в 1960 году, книга Ю.К. Шуцкого была издана ничтожно малым тиражом - 1400 экземпляров, благодаря чему, много лет она являлась одним из чрезвычайно дорогостоящих раритетов книжного рынка. Уникально также и то, что эта книга стала единственным эзотерическим учением, вошедшим в официальную науку и защищённая диссертационной работой, писавшейся с 1928 по 1935 гг.
Известно изречение Конфуция по поводу «Книги перемен». Он сказал: «Продлись мои лета, я бы пятьдесят из них отдал изучению «Книги перемен» и смог бы избежать больших ошибок» (трактат «Лунь юй», 7, 16).
На западноевропейских языках существует обширнейшая литература об этом памятнике. В недавно вышедшем специально посвящённом «Книге перемен» номере американского «Журнала по китайской философии» была опубликована библиография, в которую вошло 2355 работ. Количество соответствующих китайских публикаций вообще трудно поддаётся учёту.
В 40-е годы нашего столетия, один из выдающихся европейских мыслителей К. Юнг (1875 - 1961) писал об этом великом и уникальном произведении: «Подобно части природы, оно ждёт, пока будет открыто. Оно не предлагает ни фактов, ни власти, но для любителей самопознания, мудрости - если таковые найдутся - может представиться правильной книгой. Для одного его (трактата) дух покажется ясным, как день, для другого смутным, как сумерки, для третьего тёмным, как ночь». Первая фраза этого трактата - «то Инь, то Ян - это и зовётся Путём» - стала исходным положением, пожалуй, самой мощной линии китайской философии.
Действительно, осмысление этого труда, дело крайне трудное и требует серьёзной философской подготовки. Библиографы старого Китая непоколебимо верили традиции, относившей создание «Книги перемен» в такую глубокую древность, что никакая другая классическая книга не могла с ней конкурировать в хронологическом первенстве, хотя фактически - это вовсе не самый древний из памятников китайской письменности, и это установила китайская же филология. Предположительно, первая, меньшая часть книги написана Вэнь-ваном в 1143 или 1142 г. до н.э., а вторая, большая, написана Чжоу-гуном, умершим в 1105 г. до н.э. (Легг, стр. 101).
Мы должны предоставить «Книге перемен» безусловно, первое место среди остальных классических книг, как труднейшей и для понимания, и для перевода. Понимание некоторых мест до сих пор представляет непреодолимые трудности, столь непривычны и чужды нам те образы, в которых выражены её концепции.
Ю.К. Шуцкий, занимаясь переводом, подметил в тексте наличие нескольких пластов, отличающихся по образу мышления, и по языку, и по содержанию, что позволило ему предположить гипотезу о трёх слоях основного текста, возникших в разное время. Каждый слой он переводил отдельно, считая, что приёмы перевода в каждом случае должны отражать языковую и смысловую особенности каждого слоя. Создав буквальный, или, как он его назвал, «филологический» перевод текста, Ю.К. Шуцкий понял, что без особого объяснения смысл переведённого может оказаться непонятым. Ввиду этого он решил филологический перевод подкрепить интерпретирующим. Можно принять такой способ работы автора, можно и не принимать его. Но нельзя не признать: для того чтобы сделать такой интерпретирующий перевод, нужно было не только вдуматься в «Книгу перемен», но и вчувствоваться в неё. Заметьте, мы опять приходим к чувственному мировосприятию текста. При том, что логическое исследование трактата Ю.К. Шуцким не только не вызывает ни малейшего сомнения, но, наоборот, убеждает в самом высоком научно - философском подходе этого выдающегося учёного.
Знание обширной китайской литературы о «Книге перемен» позволило Ю.К. Шуцкому избежать обычного пути европейских переводчиков, да и вообще китайской классической литературы. Переводы этих классиков появились в 18 - 19 веках. Лучшие из переводчиков подготавливали свои переводы в Китае. Это был тогда феодальный Китай абсолютистского маньчжурского режима. Известно, каково было состояние классической филологии в Китае того времени. Маньчжурское правительство, особенно в годы царствования Кан-си и Цянь-луна, превосходно учло значение идеологии и поняло, что традиционное конфуцианство может стать серьёзной идеологической основой абсолютистского режима, если классическую конфуцианскую мысль направить в соответствующее русло, необходимое режиму, и обставить её разъяснительной литературой. Поэтому европейские учёные 18 - 19 веков, работая в Китае, имели дело главным образом с той литературой, через которую и предлагалось подходить к классикам. Тем самым они подпадали под влияние определённой, во всяком случае, ограниченной, линии философской мысли. Совершенно другим путём пошёл Ю.К. Шуцкий. Он выделил в ходе истории трёх основных комментаторов, которые рассматривали «Книгу перемен» через призму религий тех эпох, в которых писались комментарии. Этот отбор заслуживает особого внимания, так как именно религиозные взгляды оказывали определяющее влияние на мировоззрение людей прошлого. Исследователь Ван Би (226-249 г.), как известно, искал ключ к пониманию «Книги перемен» в даосской философской мысли, Оу-и (1598-1654) стремился осмыслить понятия и концепции «Книги перемен» с помощью понятий и идей буддийской философии, Ито Тогай (1670-1736) подходил к этому трактату с позиций конфуцианства. Выбор этих авторов понятен, так как самого Ю.К. Шуцкого привело к изучению «Книги перемен» глубокое знание конфуцианства, даосизма и буддизма. Далее, им было проведено сравнительное сопоставление, сравнительное изучение и сравнительный анализ этих источников. Но это не означает, что его интерпретация представляет соединение взятых из разных источников мыслей, какое-то соединение даосизма, буддизма и конфуцианства. Ю.К. Шуцкий осмыслил трактат по- своему, при этом, не допуская ничего такого, что вообще не допускалось выбранными им мыслителями. Он не позволил себе ступить на путь безответственного сочинительства, что является главным для любого учёного.
В заключение этой части необходимо добавить, что двум учёным, академику Н.И. Конраду и доктору наук Ю.К. Шуцкому, мы обязаны очень многим в деле исследования древних памятников - их подлинности в целом, степени и границ подлинности их отдельных частей или мест, а равно и раскрытия первоначального содержания многих понятий и идей древности. Китайская культура дала нам «Трактат о военном искусстве» и «Книгу перемен» эти два памятника философской мысли, которые мы можем сейчас читать, благодаря трудам наших соотечественников, в очень близком смысловом контексте, по отношению к первоначальным оригиналам.
Опять возникает простой вопрос, на который трудно найти ответ. Неужели, в западной, богатейшей мировой культуре, не дошло до нас ничего из философских или литературных произведений, что не было бы оторвано временным отрезком в тысячу и более лет от их оригиналов? Неужели, только Восток имеет подобные произведения?
И здесь, мы сталкиваемся с чудом, о котором имеет смысл рассказать более подробно.
Продолжение следует...