Когда-то Пушкин задавил меня таким небоскребом, что я решил больше не писать. Лучше его мне, пожалуй, не написать,а хуже есть хуже. Но по юности тогда без писанины я себе жизни не представлял.
Вот так вот и трепыхался между громадьем и обыденностью.
Но потом красавица Вика с 55-го дома стрельнула у меня сигарету, и я залюбовался ее стройными ножками. А заодно, утешаясь, подумал, что Пушкин хоть и Пушкин, а Вику ему уже достать. А у меня есть шанс. Стало легче. Достал заброшенное перо.