Фильм "Время" (2011) - это попытка сделать яркий динамичный кинофильм и одновременно высказаться на тему человеческого будущего. Получилось в целом плохо в обоих смыслах. Хотя по замыслу это было очень точное отражение тревог современного человека. Классическое блюдо «В тени грядущего» сегодня состоит из заботы о себе, перемешанной с чаяниями медикаментозного бессмертия, под острым соусом недовольства наиболее несимпатичными чертами капитализма.
Фильм в отечественной локализации стал называться «Время» (в оригинале In time, что звучит скорее как «Вовремя», «В срок»). И он по сути о том, что сегодня мы не потребляем товары, мы потребляем свою жизнь посредством товаров. Вещи преподносятся нам как проводники к тем или иным переживаниям, и мы постепенно забываем, чем повод отличается от причины. Отсюда и простая идея: превращение времени жизни в главную и единственную валюту.
Каким будет общество, если убрать посредничество товаров и исчислять само время жизни индивида в качестве наиболее ликвидного товара? Идея прямо скажем не новая, поскольку почти прямо высказывается уже Марксом, рассуждающем об абстракции труда. А потому с самых первых кадров мы видим архетипическую картинку жизни пролетария – «человека лишенного» в системе, построенной на этом отчуждающем изъятии.
В целом все критические замечания, кои должно сказать об этом фильме, уже сказаны, причем 120 лет назад – в гениальном эссе Оскара Уайльда «Душа человека при социализме». Тем, кто еще не читал – очень рекомендую, ну а по этой теме мне лишь остается повторить некоторые из его замечаний.
Этот фильм как будто создан для иллюстрации тезиса Уайльда о том, что в мире очень мало людей, которых способна сильнее тронуть мысль, а не полные эмоций рассказы о страданиях. Главный герой с первых минут завоевал мои симпатии, просто потому, что без лишних преамбул на экране мы видим пролетария, вынужденного бороться даже не за кусок хлеба, а за каждый новый день. Это совсем не сложная мысль – увидеть себя в другом пролетарии (поскольку все мы чего-то лишены), и ей не нужны подстегивающие сентименты. Увы, фильм снимался с расчетом на тех, кто без выдавленной слезы не способен разглядеть какого-либо гуманистического содержания. Сдается мне, что в этой слезливой оптике человека размытый фон выступает как необходимое условие – чтобы не видеть реальных причин. В фильме герой теряет маму, причем ее в прямом смысле убивает неумолимая инфляция, а также их общая потребительская беспечность (роковые «30 минут на обед»). В связи с этим приходится признать, что в этой и еще нескольких схожих сценах поведение героев совершенно нереалистично, поскольку откровенно копирует модель отношения современных потребителей, развращенных кредитом (именно его не существует, по крайней мере, для низших слоев в будущем).
Последующее же киноповествование и вовсе ввергло меня в уныние, поскольку сюжет быстро скатывался в жанр тупого боевичка с явной аллюзией на «Бонни и Клайд» и откровенно фанерными вставками про умение наслаждаться жизнью. Как будто в арсенале сценаристов нет других способов показать вкус к жизни, кроме лубочной поездки на шикарном автомобиле и ночного купания. По-моему это тот самый случай, когда зритель влияет на произведение, причем самым отвратительным образом.
Другой момент, который еще более явно отсылает к тексту Уайльда – это решение, которое «изобретают» герои, чтобы ликвидировать несправедливость системы. Было бы весьма занятно увидеть в голливудском продукте рецепт как избавиться от нелицеприятных черт капиталистической системы, которые коробят даже самых искренних сторонников этой формации. Но подобных чудес не бывает. Мне кажется, что имея IQ хотя бы выше 50, можно всерьез засомневаться, что спасением толп нуждающихся может стать столь звучная, но на деле весьма небольшая цифра – миллион лет.
Честно говоря, я был озадачен тем, что авторы фильма, окажутся неспособны к самым простым вычислениям. Ну, давайте прикинем: чашка кофе стоит от 4 до 8 минут, а в нашем мире – от 1 до 8 долларов. Возьмем самый минимум и посчитаем: 1 минута = 25 центов, значит 1 час – это 15 долларов. Не стану докучать дальнейшими расчетами, просто скажу, что в итоге даже миллион лет – это всего сотня миллиардов. Госдолг многих стран и то выше, а герои собрались спасти всех.
Но вопрос отнюдь не в цифрах, а в самом подходе к проблеме. Разрешение, кажущееся им единственно верным, просто и примитивно – грабеж и последующая благотворительность. Как проницательно заметил Уайльд, «такими средствами болезнь не излечить: можно лишь продлить ее течение. По сути, сами эти средства есть проявление той же болезни».
Поразительно то, с какой удивительной слепотой все герои фильма обходят самый очевидный вариант – преобразовать все общество на новой основе, в котором смерть как финальная плата по счетам была бы просто невозможна. В этом плане довольно проницательно наблюдение о том, что и меценаты, и робин гуды являются самым вредоносным элементом – они «мешают угнетаемым ощутить порочность системы».
Уайльд считал, что «безнравственно использовать частную собственность, дабы залечивать злостные язвы общества, основанного на частной собственности». То же самое можно сказать и об украденном времени, которое барским жестом раздают главные герои. С этой «благородной борьбой» связан и самый смешной эпизод фильма: эпизод, где герои с удивлением открывают для себя азы капиталистической экономики – наличие инфляции. Находят ли они какое-либо средство против этой извечной экономической проказы? Ну да, как же, решение в духе «насолю посильнее папе, авось реальность изменится» (любопытно, что в качестве Отца выступает безвольный и уставший от жизни социал-дарвинист, который к реальности имеет еще меньшее отношение, чем его дочка, впавшая в кураж подросткового бунта). И снова те же самые грабли: охи-вздохи о бедных людях и ни малейшей попытки увидеть реальность.
Всякий грабеж укрепляет систему: вспомните брехтовское «Что такое ограбление банка по сравнению с его учреждением?». Никакого отказа от буржуазных ценностей здесь не происходит, а потому смешно говорить о каких-либо изменениях. Грабеж – это способ распределения, не имеющий ничего общего со справедливостью. Если самых богатых поменять местами с самыми бедными ничего не изменится – это общество останется эксплуататорским и кризисно-антагонистическим.
Благотворительность так же, что бы ни говорили, вещь не безобидная, поскольку тот, кто ею занимается оказывается в конце концов заинтересован не в развитии людей, а в нынешнем положении, которое и позволяет их патерналистски опекать. Я ничего не имею против милосердия между людьми, я только знаю, что не всякий жест позволяет его выразить. Милосердие уместно там, где люди равны, а еще лучше – в равной степени лишены. Даже если нам кажется, что мы спасаем единицы, в духе теории малых дел, то на деле – мы уничтожаем то лучшее, что остается в лишенных. Мы уничтожаем их гордость и бунт, но «именно непокорности обязан прогресс, непокорности и бунтарству».
Симптоматичным кажется и финал этого фильма. Мы не видим никаких осчастливленных пролетариев, мирного труда на общее благо или остановленных часов (ведь как говорит один из героев «Никто не обязан умирать»). История заканчивается тем, что бунтующие детки собираются ограбить еще один банк – покрупнее. Это похоже на приговор всему поколению. Складывается впечатление, что зритель, на которого это рассчитано, мало того, что не умеет думать, так он и не умеет даже что-то делать, создавать, производить. Это психологии иждивенца – требовать и брать, ничего не создавая.
Нельзя отделаться от впечатления, что это образ сердобольного буржуа: он не хочет менять общество, он хочет, чтобы пролетарии просто не мозолили глаза своими страданиями. В итоге мы видим историю удивительной деградации главного героя – от честного пролетария, способного осознавать общие проблемы, к ничего не создающему грабителю, живущему в свое удовольствие. Если это «найти свое призвание», то герой просто обязан был закончить циничным восхвалением системы, которая только и позволяет ему жить как он хочет. Ведь единственная цель борьбы с несправедливостью – это создание условий для человека, для его истинного индивидуализма, для реализации своей уникальности. То чего добивается главный герой – строго противоположно такому индивидуализму, он попросту встраивается в систему, хотя и по-иному.
Несложно представить, что единственным логичным продолжением его пути станет ограбленный банк, а затем следующий и так до бесконечности. Чем формально это отличается от будней пролетария, который также рутинно встроен в повторение одной и той же функции? Неужели гламурный грабитель, не способный ни к созиданию, ни к творчеству – это бунтарь или революционер? Увы, нет – и это нет относится к слишком многим вполне реальным людям, а не только главному герою фильма.
Переустройство общества с целью справедливого распределения – это сложно. Я прекрасно осознаю, что не бывает справедливости «для всех», просто потому что нет никаких «всех». Однако, живя в обществе, справедливом лишь для нескольких процентов, можно и попробовать что изменить – нам есть куда двигаться и развиваться. В любом случае путь человека и человечества – создавать новое, развиваться и кооперироваться, но именно эти простые и понятные идеи сегодня звучат все более и более радикально. История стоит на месте. А время все так же неумолимо течет вперед.