Предыдущую часть смотрите здесь
Все знали, что будет иначе - пропадет много гектаров кедрача.
- Ясно, - коротко отозвался Иван. - И надо мужиков с рудника вернуть.
- Да, да, обязательно... Так... Тихон, бери лучшую верховую лошадь, скачи на рудник. Скажешь, я приказал.
Тихона тут же будто вымело из кабинета.
Собрались и отчалили быстро.
Молчаливо стояли на палубе у правого борта, вглядываясь в далекий еще мыс, ждали увидеть дым и боялись его увидеть. Никто ни слова не проронил, когда над верховой тайгой Черного показался едва заметный сизый столб, расплывающийся в безветренном линялом небе грязным облаком...
Над тайгой висело заклятие. Из года в год в эту пору последних дней августа, когда на взгорьях жухла и становилась, как порок, высокая трава. Каждый шаг отдавался треском пересохшего валежника, а сверху невесомо падала желтая хвоя лиственницы. Когда проносились над тайгой сухие грозы - то здесь, то там стелились дымы.
Горело долго, до нудных осенних дожде. Огонь оставлял после себя глубоко выгоревшую, мертвую землю да страшные излизанные огнем пни.
Зверь уходил с этих мест и долго не возвращался, пока гарь не зарастала мелким сосняком, сорными кустарниками.
Теперь вот горел Черный мыс, и огонь подбирался к реликтовому кедрачу, самому крупному кедрачу в заповеднике, самому населенному птицей и зверем месту, сытому, богатому.
И люди еще не знали, как им придется там, понимали лишь, что нельзя допустить гибели кедрача. Потому что кедр - свят испокон. Раньше старики били по губам тех, кто пытался закурить вблизи кедра.
Солнце перевалило далеко за полдень, когда приторочили к бокам кугушевской лошади две фляги с водой и пошли в гору. Тропа круто вела вверх, извиваясь между скал и оголенных корней сосен, вела в тайгу, в огонь.
Артем шел самым последним, вслед за лошадью. Он часто посматривал на веревки, крепящие фляги, в которых булькала озерная вода. Крутизна выбивала из сил.
Он видел, что и впереди идущие мужики тоже устали.
Бока лошади потемнели от пота, ее ноги скользили на камнях, оставляя на них серебристые царапины подков, и тогда Артем замирал, со страхом глядя на карабкающуюся над ним лошадь.
“Сорвется - придавит или столкнет под обрыв”, - думал он, прижимаясь к скалам, цепляясь за ветки маральника. Старался не смотреть туда, где далеко под ногами поблескивало озеро.
Он устал, торопливо хватал ртом горячий воздух, надеясь, что товарищи остановятся передохнуть.
Наконец, подъем кончился. Тропа вывела на вершину. Пахло дымом, впереди лежала горячая дымящаяся земля.
Прошел низовой огонь, оставив на обгорелой, спекшейся почве белесый пепел хвои и листьев. Здесь огню помешали скалы.
Шли дальше. Твердая, слегка опаленная сверху тропа вела в глубь тайги. С нее нельзя было оступиться - по бокам дымящийся дерн.
За спиной раздался оглушительный треск падающего дерева. Артем инстинктивно оглянулся. Сзади, шагах в тридцати, поперек тропы лежала разломанная старая береза.
Ее ветви отлетели далеко в стороны, обнажив на сломах желтоватую древесину. Береста на расщепившемся стволе сворачивалась и темнела. Из-под обугленных корней дерева вырывались едкие языки пламени.
Артем перехватил тревожный взгляд Ивана и понял, что хотя пал тут уже прошел, но опасность не миновала.
Огонь далеко проник в дерн, он будет тлеть теперь долго, подтачивая корни деревьев, и любое может рухнуть на тропу, на цепочку людей. И он опасливо косился на ближние кроны: не качнется ли предсмертно одна из них, не похоронит ли его в кипящей земле.
Горький дым заволакивал тропу, от него першило в горле, тяжело сдавливало виски. Артему показалось, что он долго не выдержит, его свалит удушье. Но впереди шел Иван, шли мужики, Артем кое-как пересиливал себя, шел вслед за ними, напрягаясь от каждого треска.
ПРОДОЛЖЕНИЕ БУДЕТ ТУТ...