Даже не поцеловал, как следует, — грустно отметила Маринка, — только чмокнул в щеку и все. А я так старалась! Неужели он ко мне стал остывать?
Действительно, после того случая — понятно, какого? — они стали реже целоваться и не так страстно. Ведь инициатива всегда исходила от Димы. Она и представить себе не могла, что можно первой его обнять и тем более поцеловать. А он стал... каким-то... не таким, как прежде. Сделают они вместе уроки, погуляют, поцелует он ее на прощание — и все.
Нет, он относился к ней по-прежнему хорошо. Но что-то в этом отношении стало иным. Более спокойным, что ли.
А она? Она любила его все сильнее и сильнее. И он, конечно, это чувствовал. Но больше никаких попыток не предпринимал. А она не решалась дать ему понять, что уже — не против близости. В ее душе чувство любви созрело до такой степени, что ее постоянно тянуло к нему. Усилием воли она удерживалась, чтобы не прикоснуться к его руке, не прильнуть к груди. И когда он обнимал ее, замирала от счастья. Но это случалось все реже и реже.
Дима и сам чувствовал, что в его отношении к Марине что-то надломилось. Его любовь к ней как будто побывала в зените и, не засияв во всю мощь, стала клониться к закату. Но у него и в мыслях не было порвать с ней. В его планах они оканчивали школу, поступали вместе в институт. Потом? Потом видно будет.
И никто из них даже не догадывался — даже представить себе не мог! — как круто обойдется с ними судьба.
