Тиролец Иоганн Рапполд попыхивал трубкой, кутался в плед и поглядывал в окно на заметенную снегом Новую Басманную. Заканчивался зябкий октябрь 1756-го года. Рядом забили колокола Храма апостолов Петра и Павла и немедленно в клетках, развешенных у печки оживились канарейки. По избе полились мелодичные трели.
Иоганн опустил глаза и перевернул последний листок «Московских ведомостей». В самом конце газеты, после новостей из Португалии, Германии, Италии, Франции, Шлезии, Англии и Голландии шли объявления об аукционных торгах главного Магистрата, главного Комиссариата и Артиллерийской конторы.
У Иоганна зрело не менее важное сообщение для «Московских Ведомостей». Он еще раз пыхнул трубкой, принял решение и засобирался. Медлить было нечего, дальше по улице тоже пели канарейки. Рапполд с усилием открыл дверь и... сделал шаг в Историю.
Рекламные объявления
Выпуск «Московских Ведомостей», газеты Московского университета, от первого ноября 1756-го года заканчивался рекламным объявлением от которого веяло заграничными новостями и диковинками:
Дела пошли и через неделю Рапполд повторил объявление. А еще через неделю, в номере за 15 ноября читателей университетской газеты атаковали несколько продавцов «кинореек»:
Портного мастера Михайла Родбейса не получается найти больше ни в одном источнике, оцифрованном к настоящему моменту. В отличие от Иогана Рапполда, он не переехал в Петербург и не появился в тамошних объявлениях «Санктпетербургских Ведомостей». Эти канарейки были его единственным шансом остаться в большой Истории и он со своими тирольскими товарищами его не упустил.
Иоганн Рапполд распродал москвичам всех своих «кинареек» и больше объявлений не давал. В номере за 22 ноября вышла только реклама от Родбейса.
В начале декабря Родбейс дает последнее объявление, канарейки заканчиваются и у него.
Третьим и последним продавцом канареек, разместившим объявление в «Московских Ведомостях», стал Михайл Фанер.
Фанер публиковал свои объявления до 3 января 1757 года. И первый канареечный бум в Москве закончился так же внезапно как и начался.
Почему закончились канарейки?
Настоящий канареечный бум, когда их тысячами разводили под Калугой, в России еще не стартовал. В 1763 году в «Санктпетербургских новостях» Рапполда назовут канареечным охотником, а не заводчиком. Что же помешало разводить их в теплых избах Немецкой слободы? Или перехватить инициативу москвичам?
Иоган Рапполд смотрел на клетки, попыхивал трубкой и усмехался тирольской хитрости.
В клетках суетливо чистили свои красивые перья самки канареек. Во всей Москве, да и во всей России нельзя было найти ни одного канареечного самца. Так тирольцы оберегали свой эксклюзив на птиц с Канарских островов.
Что за «кинарейки»?
Ведь при Московском университете газета выходила, какие еще «кинорейки»? Неужели не ошибка?
Не ошибка. Кинорейкиных сейчас пруд пруди, ровно как и Канарейкиных.
Слова «кинар», «кинарка», «кинарейка» внесены в словарь галлицизмов. А наши события происходят на самом подъеме галломании, до Екатерины II рукой подать.
И пели еще:
Пташка-кинарейка, э-ой, да роспотешь горё моё
Тут бы нам в словарь французский заглянуть, найти там что-то вроде cinar, но там находим canari [kanaʁi]. И в немецком Kanarienvogel [kaˈnaːʁɪ̯ənˌfoːɡl̩]. И все это от латинского avis Саnаriа - птичка с Канарских островов. Откуда же «и»?
Где жили тирольцы?
Тиролец Иоган Рапполд жил в доме купца Меера на Новой Басманной, в приходе Петра и Павла, так ведь и написано в объявлении. Церковь Петра и Павла и сейчас начинает эту улицу.
Где конкретно? В переписи Москвы 1745 года нет купца Меера, нет Иоганна Рапполда, как нет ни Ивана Штыра, ни портного Родбейса, ни Михайла Фанера. А других переписей до пожара 1812 года, в котором сгорела вся Немецкая слобода, не проводилось.
Михайл Родбейс, как сказано в объявлении, жил близ аптеки и тут мы можем локализовать это место вдоль Аптекарского переулка.
Ну а Михайл Фаннер жил близ госпиталя, т.е. на другой стороне Яузы, где этот госпиталь до сих пор и стоит.